Последние из могикан - Пол Андерсон

— Никак не врублюсь — на хрена нам эти механизмы? Ежели у меня в мастерской поставить механизмы, будь они прокляты, что тогда я стану делать со своими руками?

Джозеф только пожал плечами.

Вдруг Рэд толкнул меня локтем.

— А ведь, наверное, совсем неплохо, — сказал он, — иметь такую машину, как в журналах у Дядюшки Джима.

— А куда бы ты в ней отправился? — спросил Боб.

— Откуда я знаю! Может, в Канаду. Нет, ерунда! Ведь я могу отправиться в Канаду в любой момент, достаточно уговорить отца взять перелетку.

— Точно, — кивнул Боб. — А если ты собираешься не дальше ста миль, можно взять лошадь. Кому охота возиться со старой машиной?

Я протолкался сквозь толпу на площадь. Женщины накрывали раскладные столы для банкета. Вокруг гостя стояла крупная толпа, пробраться поближе не получалось, но, недолго думая, мы со Стинки взобрались на главное Дерево Площади — массивный серый дуб, и проползли по здоровенному суку, пока не оказались у Миллера над самой головой. Голова, лысая, покрытая темно-красными пятнами, раскачивалась на тонкой, как нитка, шее, и даже удивительно было, что он не боялся вертеть ею во все стороны, отвечая на вопросы резким пронзительным голосом.

Энди и Мэр сидели рядом, покуривая трубки. Тут же, по соседству, расположился и Дядюшка Джим. Народ разрешил ему участвовать в беседе, но с условием, что наблюдать за фейерверком остроумия он будет молча. Наверное, это было жестоко, ведь Д.Д. всегда был спокойным и миролюбивым. Но впервые в нашем городе очутились сразу двое чокнутых.

— Я был еще молод, — рассказывал камрад Миллер, — да, я был еще совсем мальчик, но я помню, как рыдала моя мать, когда по телевизору сообщили что Советский Союз развалился. В ту ночь она взяла с меня клятву пронести веру через всю мою жизнь, и я поклялся, и пронес, и сейчас я собираюсь поведать вам всю правду. Правду, а не гнусную империалистическую ложь.

— А что произошло в России? — удивился Эд Маллиган, Психиатр Города.

— Я читал про них, но у меня даже мысли не возникло, что Коммунисты позволят своему народу свободно развиваться.

— Коммунисты оказались коррумпированы, — презрительно воскликнул Миллер. — Мерзкая буржуазная ложь и деньги.

— Ничего подобного, — вдруг встрял Дядюшка Джим. — Просто они обленились и развратились. Как и любой тиран. Они оказались не в состоянии заглянуть вперед и увидеть какие перемены влечет за собой технический прогресс. Они с радостью ему поклонялись, а он, тем временем, подтачивал железный занавес, который и рухнул в одно поколение. И никому они тогда стали не нужны…

— Совершенно точно, Джим, — сказал Энди. Он заметил меня среди ветвей и подмигнул. — Но рухнул занавес с помощью силы, куда более сложной, чем ты думаешь. Дело не в Коммунистах, Ты не понимаешь: то же самое случилось и в США.

Миллер помотал головой и сказал:

— Маркс доказал, что технические достижения неизбежны на пути к социализму.

— Ты попал в самую точку, — кивнул Энди. — Я могу объяснить, что произошло, если хочешь.

— Если ты сам хочешь, — раздраженно согласился Миллер.

— Значит, я изучил тот период. Технология дала возможность небольшому числу людей на небольшом участке земли прокормить всю страну. Миллионы акров земли оказались незанятыми, и вы могли купить их за пригоршню арахиса. Однако, подавляющая часть людей почему-то предпочитала жить в городах, платя чрезмерные налоги и удушая себя собственным транспортом. И тут некто изобретает компактную батарею для преобразования солнечной энергии и мощный аккумулятор. Каждый может теперь удовлетворить любую свою потребность, а это гораздо приятней, чем работать на износ или чахнуть на службе. Никто больше не хотел платить вздутые цены, обусловленные экономической системой, в которой каждый отдельно взятый бизнес субсидировал и защищал себя за счет расходов налогоплательщиков. В результате, выбрав новый вариант развития общества, люди сократили свои доходы до уровня, когда налога практически платить не надо. Как следствие, резко возрос жизненный уровень, при одновременном сокращении рабочего времени. Все больше и больше народу стремилось улизнуть из города и поселиться в небольшой коммуне на лоне природы. Товаров производилось меньше, в экономике наступила величайшая депрессия, сорвавшая с насиженных мест еще большее количество людей в поисках самих себя. Большой бизнес и Организованный Общественный Труд поняли, наконец, что произошло, и постарались ввести законы направленные против, как они назвали, антиамериканской практики, но было уже поздно, никто ни в чем не был заинтересован. Это происходило исподволь, постепенно, вы понимаете… но, наконец, произошло, и я считаю, что сейчас мы счастливее, чем раньше.

— Нелепо! Смехотворно! — воскликнул Миллер. — Капитализм обанкротился, как предвидел Маркс, еще двести лет назад. Но его тлетворное влияние виновато в том, что вместо продвижения вперед по пути коллективизма, вы отступили назад и стали мелкими крестьянами.

— Пожалуйста, — протянул Мэр. Было видно, что он расстроен, и я подумал, что «крестьяне» — не Свободнорожденные. — Давайте немного споем, это гораздо приятнее.

Приличия требовали, чтобы Миллер — как гость — пел первым. Он поднялся и дрожащим голосом выдал нечто о каком-то парне по имени Джо Хилл. Мелодия привлекала, но даже мне, девятилетнему мальчишке, было ясно, что стихи весьма слабые. Детская А-Б-В-Г-схема, ни единой мужской рифмы или двойной метафоры. К тому же, кого может тонуть происшедшее с каким-то мелким бродягой, когда есть прекрасные охотничьи песни и эпические поэмы о межпланетных путешествиях? Я вздохнул с облегчением, когда следом поднялся Энди и показал всем, что такое настоящее пение и хорошо поставленный мужской голос.

Позвали к ужину. Я соскользнул с Дерева и нашел поблизости свободное место. Камрад Миллер и Дядюшка Джим сердито смотрели друг на друга через стол, но ни словом не обменялись во время трапезы. А у людей, когда они поняли, что Миллер провел почти всю свою жизнь в мертвом городе, интерес к нему почти исчез. Все ждали, когда начнутся танцы и игры.

Энди сидел рядом с Миллером, но не потому, что он очень того хотел, а потому, что пришедший был его гостем.

Коммунист вздохнул и поднялся.

— Вы все мне очень понравились, — сказал он.

— А я думал, что мы все — выродки капитализма, — усмехнулся Дядюшка Джим.

— Человек, вот кто интересует меня, где бы и в каких условиях он ни жил! — ответил Миллер.

Голос Дядюшки Джима стал громче, трость взмыла вверх.

— Человек! Ты претендуешь на заботу о человеке, ты, который, только и делал, что убивал и повергал в рабство?!