Барабаны зомби - Джим Батчер

— Угу, — кивнул я, даже не пытаясь улыбнуться ей. — Только запомни, Мёрф, ты делаешь глупость. Надеюсь, что тебя не укокошат.

Голубые глаза ее вспыхнули, и она насупилась.

— Я, типа, надеялась, что ты мне пожелаешь хорошо отдохнуть.

— Угу, — сказал я. — Разумеется. Развлекайся. Ты только пришли весточку по прилете туда, ладно?

— Конечно, — кивнула она. — Спасибо за цветы.

— Без проблем, — хмыкнул я.

Она кивнула и помедлила, будто хотела сказать что-то еще. Потом почесала Мыша за ухом, села в машину и уехала.

Я смотрел ей вслед и чувствовал себя хреновее некуда.

И терзался ревностью.

Еще как терзался.

Блин-тарарам.

Может, Томас все-таки говорил правду?

Мыш издал негромкий ноющий звук и ткнул меня носом в ногу. Я вздохнул, сунул адрес гостиницы в карман и повел пса домой.

Стоило мне отворить дверь, и в ноздри мне ударил запах свежей сосновой хвои — не ароматизированного чистящего средства, обратите внимание, а настоящей хвои. Смолистый, терпкий запах, и это при том, что ни одной хвоинки в поле зрения не наблюдалось. Фэйре явились и исчезли — и книги снова стояли на полках, пол сиял чистотой, штора висела на карнизе, мытая посуда вернулась в шкаф... ну и так далее. Фэйре, конечно, народ странный и порой жутковатый, но уж по части наведения чистоты равных им нет.

Я взял с журнального столика коробок спичек и зажег свечи. Я чародей, а это значит, я не в ладу со всякими там новомодными штуками вроде электричества или компьютеров, поэтому мне начхать на состояние электрической проводки и вообще, есть ли у меня электричество или нет. Мой ледник наполняется настоящим льдом. Горячего водоснабжения у меня тоже нет, а готовлю я на маленькой дровяной печке. Я затопил ее и подогрел себе супа — больше в доме, похоже, ничего не осталось. Потом сел за стол и за едой просмотрел почту.

Все как обычно. Олухи из "Бест Бай" продолжили свои идиотские попытки продать мне новейший ноутбук, мобильник или плазменный телевизор — несмотря на мои неоднократные устные и письменные заверения в том, что у меня нет электричества, так что они могут не тратить сил понапрасну. Еще пришло два чека — один от чикагского полицейского управления за помощь Мёрфи в одной истории с контрабандой — один час в прошлом месяце. Второй, на куда более увесистую сумму — от нумизмата, который ухитрился уронить альбом с наличностью давно не существующих стран за борт своей яхты в озеро Мичиган и воспользовался услугами единственного в "Желтых Страницах" чародея для того, чтобы отыскать его.

Последним в сегодняшней почте оказался большой желтый конверт, и на мгновение на меня накатила волна дурноты, стоило мне увидеть надпись на нем. Собственно, в самой надписи не было ничего особенного: бездушные, аккуртные как на плакате в детском саду буквы.

Мое имя.

Мой адрес.

И ничего больше.

Ничего особенного — и все же надпись эта наводила на меня совершенно иррациональный ужас. Не знаю, что именно заставило сработать мои инстинкты — может, как раз отсутствие в ней чего-либо мало-мальски особенного. На мгновение мне показалось, что я ударился в панику без всякой на то причины, что текст просто набран на компьютере, но тут же заметил легкое утолщение на последней букве моей фамилии, отличавшее ее от остальных "н". Собственно, и утолщение-то это тоже отличалось безупречностью — значит, его выполнили преднамеренно. Для того, чтобы я понял: это написано рукой, но не человеческой. И уж во всяком случае не каким-нибудь лазерным принтером из "Уолл-Марта".

Я положил конверт на столик и некоторое время просто смотрел на него. Не пухлый — максимум несколько листков бумаги. Значит, вряд ли это бомба. В смысле, вряд ли это ультрасовременная бомба — из тех, которые против чародеев практически бесполезны. Более примитивная по устройству бомба могла бы и сработать, но она и размерами больше.

Но, конечно, никто не отменял возможности покушения с помощью магии. Я придвинул к конверту левую руку и попробовал прощупать его своими чародейскими чувствами, но сосредоточиться в нужной степени не смог. Поморщившись, я стащил с левой руки перчатку, открыв взгляду изуродованные ожогом пальцы. Обжег я руку примерно год назад — так сильно, что врачи, к которым я обращался, настоятельно советовали мне ампутировать ее. Я не отдал свою руку на растерзание — в основном, по той же причине, по которой я до сих пор разъезжаю на древнем "Фольксвагене": какая-никакая, эта машинка моя, и пошли все к черту.

И все же на пальцы мои трудно смотреть без содрогания — да и вообще на всю мою левую руку. Шевелить пальцами у меня получается с трудом, но я как смог растопырил их и попробовал пощупать ауру магических энергий вокруг конверта еще раз.

С таким же успехом я мог и не снимать перчатки. В конверте не обнаружилось ничего неожиданного. Никаких пакостных ловушек.

Что ж. Повода оттягивать я не находил. Зажав конверт своей почти беспомощной левой клешней, я правой разорвал его и вытряхнул содержимое на стол.

Из конверта вывалились три предмета.

Во-первых, цветная фотография восемь на десять сантиметров, с которой на меня смотрела Кэррин Мёрфи, руководитель отдела специальных расследований чикагской полиции. Правда, одета она была не в полицейскую форму и даже не в обычный свой небрежно-деловой наряд. Она щеголяла в куртке с эмблемой Красного Креста и бейсбольной кепке, а в руках держала абсолютно противозаконный обрез. Из ствола вырывалось пламя. Еще на фотографии имел место мужчина, стоявший в нескольких футах от нее, почти сплошь залитый кровью. Из груди его торчал длинный стальной стержень, другой конец которого уходил за край кадра. Всю верхнюю часть тела мужчины включая голову словно исчеркали черными штрихами и красными крапинками. Ствол обреза целился в самую гущу этого месива.

Во-вторых, еще одна фотография. На этой Мёрфи уже без кепки стояла над трупом мужчины. В кадр попал и я, лицом в профиль. Этот мужчина был ренфилдом, запрограммированной на убийство тварью, и человеком он оставался чисто физиологически — однако же фотография как улика от этого не делалась менее убийственной.

Мы с Мёрфи и наемником по имени Кинкейд разгромили гнездо вампиров Черной Коллегии во главе с Маврой. Ее миньоны оказали нам весьма ожесточенное сопротивление. Когда в бой вступила сама Мавра, я сжег к чертовой матери левую кисть, и мне еще повезло, что я отделался так дешево. В конце концов, мы освободили заложников, расчленили некоторое количество вампиров и убили Мавру. Ну, по крайней мере, убили кого-то, кого приняли тогда за Мавру. Если подумать об этом хорошенько, странно даже, что вампир, знаменитый своим искусством выживания в самых тяжелых обстоятельствах, вынырнул из дыма и бросился на нас, чтобы остаться без головы. Впрочем день у меня тогда выдался тяжелый, так что я был склонен верить тому, что увидел своими глазами...