Тьма (Город #0) (СИ) - Саух Виталий Анатольевич

- Заморозка!

***

Тело профессора пребывало в состоянии заморозки пять часов, вместо первоначально запланированных пятнадцати минут - именно столько времени потребовалось специалисту по технике, работающему при институте для того, чтобы починить аппарат. О том, чтобы найти ему замену не было и речи - прибор был в единственном экземпляре и на то, чтобы выбить у министерства новый потребовался бы не один месяц.

Около двух десятков литров крови стояли, ожидая своего часа, для того чтобы сначала промыть кровеносную систему от хладостойкого реактива, и только после этого заменить его собою полностью.

После неприятного инцидента вся команда была на взводе. Нервное напряжение было столь велико, что Пётр Алексеевич начал опасаться того, что у кого-нибудь из его людей могут сдать нервы. И, тем не менее, когда они приступили к воскрешению профессора, всё прошло в высшей степени профессионально.

Обледеневшее тело профессора извлекли из криогенной камеры и немедля приступили к разморозке. Главное было не повредить тело, и Пётр Алексеевич очень надеялся на то, что всё пройдёт без эксцессов, так как технология уже была наработана, и точно следуя ей можно было избежать ошибок.

Как только тело профессора нагрелось до 20 градусов по Цельсию, включили аппарат искусственного сердцебиения, начав откачку хладостойкого реактива, с заменой его на настоящую кровь.

Минуту спустя, заработал аппарат, создающий принудительную вентиляцию лёгких, для насыщения смеси крови и реактива кислородом.

Ещё несколько стремительных минут, и процедура достигла своего завершения.

На этот раз всё прошло спокойно.

Теперь тело профессора безмятежно лежало на операционном столе. Лёгкие, сердце и всё остальные внутренние органы, судя по показаниям приборов, работали нормально, но Пётр Алексеевич предпочёл не рисковать и на какое-то время не отключать аппараты искусственного кровообращения и вентиляции лёгких.

Теперь осталось дождаться того момента, когда Девятов придет в себя - только после этого Пётр Алексеевич мог считать, что эксперимент прошёл удачно. Время, которое пациенту требовалось, для того чтобы придти себя, зависело от очень многих факторов, и для каждого человека было индивидуальным, поэтому градация могла составлять от нескольких часов, до суток. Естественно, что Пётр Алексеевич страстно желал того, чтобы профессор пришёл в сознание как можно раньше, для того чтобы окончательно убедиться в том, что с ним действительно всё в порядке. И убедить его в этом мог только сам живой и здравствующий Василий Фёдорович.

А до тех пор, пока профессор находился был без сознания, Петру Алексеевичу приходилось полагаться лишь на результаты анализов, поэтому он отдал приказ о том, что ему нужны все возможные данные о состоянии профессора - их необходимо доставить в его кабинет безотлагательно, отставив в сторону любую другую работу, в том числе и домашнюю. Анализы, не смотря ни на что, должны быть на его столе сегодня. Если профессор придёт в себя немедленно вызвать его в палату.

Слушая свой голос со стороны, Заврыгин внезапно поймал себя на странной мысли о том, сейчас его ртом отдаёт приказания не он, а кто-то другой. Кто-то более крепкий, более амбициозный.

От этой мысли ему стало как-то не по себе, и он поспешил удалиться в свой кабинет, испытывая перед своими сотрудниками странное, непривычное чувство неловкости.

Оказавшись у себя в кабинете, он тяжело опустился в кожаное кресло, затем устало откинулся спинку - только сейчас Пётр осознал, насколько сильно он был измотан. Он прикрыл отяжелевшие веки, пытаясь собраться с силами и, сам того не заметив, плавно погрузился в глубокий и тревожный сон.

***

Он снова был в палате возле профессора, погружённого в бессознательное состояние.

Всё повторялось вплоть до мельчайших деталей и Пётр Алексеевич краешком сознания понимал, что всё это уже было сегодня, но, слово заворожённый, продолжал, не отрываясь глядеть на происходящее. Постепенно он полностью растворился в действии, происходящем в недрах его переутомлённого сознания, принимая его за реальность.

Когда процедура замены крови подходила к завершению, в его сознании возникла тревога, увеличивающаяся с каждой следующей секундой. Что-то настойчиво нашёптывало ему о том, что сейчас должно произойти что-то страшное.

Однако как бы сильно ни хотел он этого избежать, Пётр знал, что миновать этого уже не удастся.

Вновь, как и во время реальной операции, в тот самый миг, когда перекачка хладоустойчивой жидкости была завершена, профессор с душераздирающим воплем вскочил с операционного стола.

На этот раз вся команда рванулась усмирять внезапно обезумевшего Девятова. Лишь один человек остался в стороне и с ужасом взирал на происходящее, не в силах сделать даже малейшего шажочка - этим человеком был сам Пётр Алексеевич. И если бы ему удалось сдвинуть своё тело скованное невероятным ужасом, то в отличии от своих коллег, бросившихся к телу профессора, он без разбора бежал бы отсюда прочь, потому что что-то в его голове, повизгивая от страха, словно до смерти перепуганное дитя, кричало ему о том, что сейчас произойдёт нечто настолько страшное, ужасное, непоправимое, что ему лучше забиться в какой-то тёмный уголок и там ожидать своей, без всякого сомнения, жуткой гибели, поскольку спасения от этого уже не будет.

Именно в этот миг его самые жуткие опасения начали воплощаться в жизнь - тонкая и сухая, как ветка мёртвого дерева, рука профессора, ухватив за шею одного из санитаров, не смотря на то, что парень был довольно крепок, с поразительной лёгкостью притянула его горло к лицу Девятова. Жёлтые зубы профессора без видимых усилий погрузились в плоть. Санитар, собрав все силы, в ужасе отпрянул, при этом оставив здоровенный кусок гортани в зубах обезумевшего профессора. Кровь, заливая всё вокруг, неистовым напором ударила из обезображенного горла санитара. Пытаясь удержать чудовищный напор, парень закрыл жуткую рану обеими руками, но кровь всё также стремительно продолжала покидать его тело, струясь меж дрожащих пальцев. Простояв так ещё мгновение, парень, лишившись сознания от стремительной потери крови, не сгибаясь, прямо, словно подпиленный столб, рухнул на кафельный пол.

Тем временем борьба между командой врачей и взбесившимся профессором переросла в неистовое противоборство. Осознав степень опасности, исходившей от профессора, люди старались держаться подальше от зубов обезумевшего Девятова. Однако это было не так-то просто - демонстрируя просто поразительное проворство, Девятов уже успел нанести рваные раны рук почти всем команде медиков.

Минуту спустя израненные и утомлённые борьбой люди оставили попытки усмирить невероятно проворного и сильного, как дикое животное, профессора и по одному стали ретироваться к выходу, зажимая глубокие обильно кровоточащие раны.

Последнему из тех, кто всё ещё боролся с профессором, повезло меньше всех.

Фигурка щуплого профессора, казавшаяся крошечной по сравнению с могучим телом медика, повергла мужчину на спину. И вновь зубы профессора впились в незащищённое горло. На сей раз, уже никто не помешал безумному профессору, и Пётр Алексеевич, оцепеневший от ужаса, беспомощно наблюдал за тем, как Девятов жадно лакает кровь своёй жертвы.

Наконец Пётр Алексеевич почувствовал, что вновь может двигаться. И пусть в его движениях не было былой силы, но всё же он мог, пусть ползком, но выбраться из этой комнаты, наполненной ужасами.

Как только Пётр стал ползти к выходу из палаты, оставив бездыханное тело медика, на него начал неспешно надвигаться профессор.

Заскулив от осознания того, что теперь ему уже ни за что не сбежать от этого монстра, Петр стал ползти в дальний угол комнаты, нелепо извиваясь всем телом. Девятов неспешно, мягкими пружинящими шагами, следовал за ним по пятам.