Формула счастья - Нина Ненова

Да, он был прав. Мы ни до чего не договоримся.

— Что ж, ладно, — примирился я. — Но тогда скажите мне прямо, для чего меня сюда пригласили?

Он тяжело вздохнул. По его виду было ясно, что теперь предстоит самая тяжелая часть разговора. И что избежать этого невозможно. Воцарилось молчание. Незаметно в кабинет проникли звуки городского дня. Я прислушивался к ним с каким-то щемящим беспокойством.

Наконец, Дженетти сделал над собой усилие и произнес:

— Вы должны раскрыть это преступление, Симов. Любой ценой. Понимаете?

— Вы надеетесь, что я могу исказить истину, чтобы услужить вашему никчемному сектору? Облегчить реализацию жалкого проекта, разработанного шайкой обезумевших трусов? Что я буду содействовать более полному удовлетворению прихотей юсов?

Его темные, тусклые от усталости глаза засветились почти отеческой теплотой.

— Не только за этим, Симов, — тихо сказал он. — Не только. Вы молоды. Совсем молоды.

Мне стало неловко за свою грубую выходку. Ведь мне не были известны ни причины, ни обстоятельства, в силу которых был заключен этот договор. Может быть, просто не было выбора. Может быть… Может быть, юсы вынудили нас?!

Дженетти напряженно всматривался в мое лицо. Нетрудно было догадаться, о чем он думает в данный момент.

— На Эйрене у вас будет возможность вникнуть в ситуацию лучше меня, лучше кого-либо на Земле, — нервно начал он, словно в течение всего нашего разговора ждал случая сказать мне именно эти слова. — Только не торопитесь со своими выводами! Для некоторых людей легче пожертвовать собой, нежели решить, стоит ли это делать. И такие люди иногда наносят столько вреда / сколько даже самый большой подлец и трус не в состоянии причинить.

Я слушал его, и опасность поездки, которая меня ожидала, вставала передо мной с беспощадной ясностью. Я уже видел себя запертым в изолированной камере одного из чудовищных юсианских звездолетов, видел себя человеком, за которым наблюдают с не человеческим любопытством…

— Вы должны меня понять, Симов. Должны! — Дже-нетти настойчиво стремился встретиться со мной глазами. — Я работаю тут целый год. Думаете, я не задавал себе тех же вопросов, которые сейчас задаете себе вы? И которые еще будете себе задавать? И другие, которые вы, может быть, никогда себе не зададите? О, тысячу раз! Но даже если бы я и ответил на некоторые из них, что с того? Я… Впрочем, что обо мне говорить? — безнадежно махнул он рукой. — Только время теряем.

Профессор медленно отошел к окну. Постоял там, глядя на улицу, потом снова обернулся ко мне. Рабочий комбинезон был ему широк и висел уродливыми складками. Расстегнутый воротничок рубашки открывал торчащие ключицы. Стоптанные ботинки казались очень большими по сравнению с тонкими, как виноградные веточки, щиколотками. Маленький, хрупкий старичок.

— Эйрена! — прошептал он, и лицо его словно озарилось светом далекой, красивой мечты. — Эйрена… Она нас сохранит, отделит нас, выведет… Она — наш шанс! Понимаете меня? Ведь правда! Эти… негуманоиды! Они уйдут, и мы…

Он был не в состоянии продолжать или, может быть, нашел в себе силы остановиться. Склонил свою седую голову, словно ожидая приговора. Ох, старик, — хотелось мне утешить его, — пока никто не знает, ошибся ты или нет. Пока никто не знает, где же выход. Ты, по крайней мере, старался его найти. Остановись, не отравляй конец своей жизни мучительными сомнениями!

Я поднялся. Сознание, что я, вероятно, расстаюсь с этим человеком навсегда, не сказав ему слов, которые хотел бы сказать, причиняло мне боль. Но я смог только пробормотать:

— Я постараюсь справиться с поставленной задачей, профессор.

Взял ключ от чемодана. При этом моем движении его лицо внезапно смертельно побледнело. Я пристально взглянул на него… а он почти незаметно кивнул мне и скрестил на груди дрожащие руки. Я почувствовал, что и у меня руки дрожат. Неужели решился?

Я положил ключ в карман пиджака. Небрежно протянул руку к чемодану, взялся за ручку и нащупал длинный кусочек пленки, прилепленный к ней…

— Если у меня будут какие-то вопросы, я найду способ связаться с вами, — сказал я, незаметным движением сняв пленку и зажав ее между указательным и средним пальцами.

— Едва ли вы найдете способ связаться со мной, — скрипучим голосом ответил Дженетти. — Вряд ли, так как… звездолет, на котором вы отправитесь, стартует с Эрдландс-кого космодрома сегодня в пять часов вечера.

Он глубоко вздохнул и с ужасом впился взглядом в мои пальцы.

Я немедленно подхватил:

— Сегодня в пять? Это исключено! Почему вы решили, что я приму подобное нелепое предложение!

Расчет оправдался, моя глупая реакция подействовала на него как допинг. Буквально за секунды он вернулся в свое нормальное состояние. Ворчливо произнес:

— Я не предлагаю тебе прогулку на гондоле, комиссар! И вообще не спрашиваю, принимаешь ты что-либо или нет! — Потом помолчал, лукаво взглянул на меня и улыбнулся. — Э, давай, поезжай, Симов, поезжай! Желаю тебе возвратиться… поскорее. Успехов!

Он отступил назад и смущенно спрятал руки за спину: рукопожатия, конечно, здесь не разрешались. Я постарался поблагодарить его взглядом, но, видимо, у меня это не очень получилось. Взяв чемодан, я направился к двери.

Глава вторая

Стену, прямо напротив профессорского кабинета, подпирали два рослых типа с плоскими лбами и слишком развитыми челюстями. Как только я вышел, они сейчас жеза-жали меня с обеих сторон.

— Простите, следуйте за нами! — любезно гаркнул один из них. Лицо его было в отличном состоянии и в сочетании с разбитыми костяшками пальцев давало повод для размышления.

Я также любезно поинтересовался:

— Куда?

— Туда, — неопределенно ответил другой, плотный, плечистый, с острым взглядом и маловыразительной мимикой.

Я огляделся вокруг. В длинном коридоре не было ни одной живой души. Исчезли и прежние шумы — не было слышно голосов, не хлопали двери, не доносились шаги… Вообще, если бы не монотонный шум какой-то машины в подвале, тишина была бы просто мертвой.

Ну что ж, начались заботы о моей, теперь драгоценной, особе. В голове у меня целый заряд компрометирующих сведений. Конечно, и почву подготовят, и компанию мне подберут, и все необходимое сделают, чтобы изолировать меня, пока я не вошел в юсианский звездолет. А дальше причин для беспокойства не будет, лучшая изоляция — только в могиле.

До сих пор — все ясно. Пусть меня охраняют, другого я и не ожидал. Но что такое «туда»? Один из возможных вариантов «туда» мне никак не был по душе. Я имею дело не с дилетантами, а в нашем спектакле с Дженетти были слабые стороны. Если они их заметили, реакция может быть только одна: быстрый и самый тщательный обыск.