Голод - Лина Нурдквист

расписывают где-то в окрестностях Москвы. Их он видел своими глазами, нашептывал мне на ухо об их радостных расцветках, в тепле его живота я ела горный снег, согревая руки Армуда у себя в подмышках. Холод шептал мне, что ничего не выйдет. Но что нам оставалось?

Солнце напевало нам, когда мы пересекли границу Швеции. Думаю, мы вошли в Хэрьедален, не знаю точно, где, но именно с той стороны мы и пришли. Едва мы ступили на чужестранную землю, как я перевела дух, и идти стало легче. Страх по-прежнему таился в голове, и ноги болели, но я расправила плечи, и переносить боль в правой ноге сразу стало легче. Мы увидели лес, деревни и просторы. Спустились с горы в долину, через реки и речушки – снова лес, снова вода. Я все еще мерзла, так что мы пошли на юго-восток в поисках тепла, чтобы отогреться после того перехода, который только что совершили. Куда податься? Нам ни к чему большой город, мы ищем нечто маленькое и безопасное. В Стокгольме двадцать человек погибли, пытаясь увидеть хоть одним глазком Кристину Нильсон. Их задавили насмерть перед отелем, где жила певица, это рассказала мне целительница Брита, когда я жила у нее – перед тем, как она умерла и родился Руар. Туда мы точно не пойдем.

Через несколько дней горы стали синими, и просторы перед нами засияли всеми оттенками неба. Хэльсингланд. Природа радовала глаз яркими чистыми тонами, как произведение искусства из разноцветных кубиков. Колыхающиеся пшеничные поля. Смеющиеся цветы льна. Солнце за тучей. Узловатые ветки, торчащие из шершавых стволов. Просторы, синие горы и черный лес. Для Армуда, страдавшего дальтонизмом и не различавшего цветов, этот ландшафт показался самым прекрасным на свете. Вся остальная реальность в сравнении с этой представала серо-коричневой мешаниной. Красный и зеленый сливались для него в один и тот же коричневый цвет. Но здесь – здесь был лен, синие горы, голубое небо. Здесь была красота, которая могла порадовать и его глаз.

Взглянув на меня, он улыбнулся.

Я увидела, о чем он думает, на что надеется. Станет ли это место нашим домом?

– Да, – ответила я. – Мы пришли.

Мы начали смотреть по сторонам, ища себе пристанища. Работа здесь точно найдется, вокруг теснились хлев за хлевом, огромные амбары и деревянные дворцы, служившие домом крупным шведским крестьянам. Посреди протяженных, колышашихся полей виднелись большие, красные дома с крашенными дверьми и причуливой резьбой на окнах. На крыльце нежились на солнышке дети и кошки. Здесь Армуд наверняка мог бы найти себе место батрака.

Но не я – даже если я рискну, опасаясь каждую минуту быть выброшенной за порог и снова оказаться без крыши над головой. Нельзя подходить так близко к людям и их вопросам, на которые они будут ожидать от меня ответа, а я не решусь показать бумаги. Руар, ты потянул меня за волосы, когда-то цвета спелой ржи, а ныне грязных оттенков пыли и золы. Ты смеялся мне в лицо звонким смехом, твои глаза цвета ноябрьского неба смотрели так лукаво. Ты указывал на тонконогих коз и жующих коров за забором. И ты, и Армуд могли бы обрести здесь счастье. Но я… если люди в этой деревне узнают, они выгонят меня, а потом из другой деревни, снова и снова. В деревне слишком много глаз, слишком много вопросов. Так что мы двинулись дальше. В горле у меня пересохло, руки сжались в кулаки.

Мы миновали большие крестьянские дворы, и дома стали попадаться реже, я посматривала на курятники и покосившиеся домики, когда мы проходили мимо, но все они были обитаемы. Ты, Руар, смотрел на высокие кроны сосен в бесконечном лесу, пока мы шагали по извилистым тропинкам, протоптанным многими поколениями. Сосны стояли темные, ели смотрели на нас, как смотрели вокруг сотни лет. Ты ловил мой взгляд, улыбался нитям паутины лесного паука. Самые прекрасные кружева леса. Ты хотел спуститься на землю, чтобы рассмотреть их поближе, но я не решалась остановиться, боясь, что мне не хватит потом сил подняться. Вот оно! Что-то серое и невзрачное мелькнуло за деревьями, блеснуло одним глазом, затуманенным пылью. Одинокий домик с окошком, которое мне предстоит отмыть – так я надеялась. Неужели мы сможем остановиться здесь? Надежда пробудилась во мне, когда мы подошли ближе. Но нет, дорожка к дому хорошо утоптанная. Ведро у двери еще не начало ржаветь. Кто-то иногда приходит сюда, и скоро вернется.

Мы пошли дальше. На следующий день я подошла к самому окну, прежде чем увидела, что внутри кто-то подмел пол и выставил яблоки. Нигде для нас не найдется места. В кармане остались последние монеты, силы на исходе. Я видела, как Армуд шагает впереди, решительный, широкоплечий, хотя и он не ведает, куда мы идем. Теперь он нес и тебя, и поклажу, а я все равно отставала. В его волосах осела пыль, так что они стали серыми, хотя должны быть коричневыми и блестящими, но, когда он оборачивался и ждал меня, взгляд его не был ничем замутнен. Теплые карие глаза, как кора после дождя. Он щурился, когда смеялся, как щурятся на солнце. Держал твое бледное маленькое тельце на своей загорелой груди, и вы были так прекрасны вместе. Тогда у меня снова появлялись силы догнать вас, хотя внутри все больше давила мысль, что все напрасно. Ноги почти не ощущались, зато мысли прояснились. Вдоль озера Уршён я тащилась все медленнее, а в Эстребёле я долго сидела, прислонясь к стволу дерева. Я говорила совершенно искренне, когда выдавила из себя:

– Ничего не выйдет, Армуд, – сказала я. – Тут нет дома для нас, ты можешь оставить меня здесь и идти дальше, ты везде найдешь работу.

– Унни, Унни, – ответил он. – Куда пойдешь ты, туда и я. Всю дорогу от Кристиании я прошел пешком, пока нашел тебя, уж всяко я могу пройти столько же с тобой, чтобы сохранить тебя и малыша. Пойдем, Унни, потанцуем здесь, в траве – сейчас лето и суббота.

Армуд поднял тебя, Руар, высоко над головой, словно вы с ним были одно. Он смеялся и пел. От его радости я снова поднялась, и мы пошли дальше, пока у меня не закружилась голова, так что мне пришлось склониться к земле. Мимо проходила крестьянка с тремя детьми, она не могла не остановиться.

– Мы, на чьей стороне счастье и удача, – сказала она старшей дочери, – мы должны строить стол подлинее, а не забор повыше.

Слова вылетели из ее уст