Вниз и влево (СИ) - А Эльстер

— А я здесь при чем?!! — завопил факир, сверкая глазами, — Я не нанимался за ним нырять! Я понятия не имею, где он! Это не моя ошибка! Ты подсунула мне вещь, вовлеченную в иной расклад, и я потратил на нее силы. Но так просто ты не отделаешься. Если не хочешь платить по-честному, я сам возьму свое! Мы связаны с тобой Контрактом, и тебе предстоит узнать, что это означает. Я последую за тобой, я вытяну из тебя душу по капельке!

— И чего ты привязался ко мне? — вконец рассвирепела Эльза, — У вас здесь полно вашего местного народа, а ты готов тащиться за мной на край света! А я, между прочим, правоверная лютеранка!

— Оно и видно! — фыркнул собеседник, — Как раз с правоверными лютеранами такое случается на каждом шагу. Конечно, я выбрал тебя, чему ты удивляешься? Ведь в этих краях даже ребенок знает, что не стоит иметь дел с демонами Дуд! Но ничего, я сквитаюсь с тобой. Ты сама попросишь, чтобы все побыстрее закончилось. То, что ждет других после смерти — я покажу тебе при жизни!

И демон исполнил свою угрозу, когда путешественники вернулись на родину. С тех пор для Эльзы начался кошмар. Видения Бардо, загробной страны Тибета, и сорока двух Гневных божеств терзали ее разум каждую ночь, и она кричала, не в силах остановиться. Родня была перепугана, лекарства не помогали; отец признал Эльзу сумасшедшей. Надо ли говорить, что он окончательно рассорился с дедом, который не уследил за ребенком? Чтобы избежать огласки, родители рассказали всем, что она уехала учиться в Берлин, а ее держали практически в заточении. Доктор фон Лейденбергер лечил ее по последнему слову современной науки: ударными дозами брома, усиленным кормлением и холодным душем. Мать же взялась за нее с другой стороны, заставляя молиться дни напролет.

Однажды Эльза и впрямь попробовала молиться, и тут как раз появился демон.

— Что, не особенно помогает? — участливо поинтересовался он. — Должно быть, потому, что ты не особенно и веришь в Него. Согласен, это куда сложнее, чем верить, например, в меня!

— Сгинь! Изыди! — заорала Эльза, и вдруг вспомнила, как не понравились ему четки, подаренные монахом. Она стиснула их в пальцах изо всех сил. Тут одна из бусин лопнула со слабым синим свечением, а демон исчез с воплем, да так до утра и не появлялся. Так Эльза нашла способ давать хотя бы краткий отдых рассудку, — но, увы, когда она к нему прибегала, бусин становилось все меньше. Демон же потешался и говорил, что этак даже забавнее с ней играть.

…А Эльза крутила в уме последние слова демона так и сяк, и вдруг поняла, что он сказал правду. «А ведь так и есть, я не верю в Бога! — вспыхнуло в голове. — И я знаю, где лежит предел моей веры. Он совпадает с пределом моего опыта: я не могу верить в то, что никогда не касалось меня. Вот, например, я верю в дружбу. Пускай настоящую я и не видела, но я чувствую ее действительность. Если есть дружба несовершенная, то где-то должна быть и совершенная. А Бог? Нет, я никогда не ощущала ничего… хоть немного божественного. Только слышала бесконечные слова об этом, и все!» И она сняла с шеи крестик: так было честнее. С тех пор с матерью стало совершенно невозможно иметь дело.

Зато Эльза попробовала поговорить с отцом:

— Вы всегда были сторонником практического опыта, папенька, и говорили, что это — критерий истины. Теперь мой практический опыт позволяет мне видеть демонов, но на каком же основании вы его отрицаете?

Отец ответил:

— Я отрицаю этот опыт на основании его ненормальности. То есть, проще говоря, потому, что большинство людей демонов не видят, а оставшиеся, увы, сидят в комнатах с мягкими стенами, — куда менее изящных, чем твоя!

Так Эльза впервые обратила внимание, что современная наука не жалует уникальные исключения. Она промолчала об этом, но попросила отца принести ей хотя бы книг из его библиотеки. Он согласился, — видно, надеялся, что чтение отвлечет ее от навязчивых идей. Она заполучила вдоволь новейших научных трудов и сочинений философов-позитивистов, а кроме того, целую гору алхимических трактатов, которые отец держал из любви к старине. И Эльза принялась читать, как одержимая: последняя ее надежда осталась на науку. Она призвала на помощь всю свою способность к пониманию. Предчувствие решения и чудовищное нервное напряжение действительно грозили свести ее с ума. Но, с другой стороны, в конце концов она падала без сил, и даже демон не всегда мог коснуться ее разума в глубоком забытьи. Так шли месяцы.

Однажды она настолько углубилась в чтение, что не услышала, как вошел отец.

— И что только ты пытаешься там вычитать? — с добродушной смешинкой спросил он, встав за ее спиной.

От звука его голоса Эльза подскочила, случайно надорвав страницу, и резко обернулась к нему:

— Я… я пытаюсь найти научное решение, — перевела она дух, — Вы знаете, папенька, что со мною случилось, — я говорю о случае с собакой. Тогда по моей просьбе вы поместили ее в формалин.

— Ну да, я на все был готов, что хоть сколько-то тебя утешит.

— Дело не в утешении! Вы говорили, что наука откроет перед человеком все секреты. Вот я и хочу понять сущность жизни, для того и читаю книги. Может быть, удастся ее воскресить? Тогда Тадеуш простит меня.

— Э, вон на что ты замахнулась! «Сущность жизни»! Знаешь ли, говорят, что верная постановка вопроса — это половина решения. Какую такую «сущность» ты имеешь в виду? Наука знает признаки жизни, и их, как тебе известно, насчитывается пять. Обладание этими признаками — и есть жизнь! А уж как сделать, чтобы мертвое тело начало ими обладать — ученым пока не известно, можешь не трудиться найти такой рецепт.

— Но, папенька, вон в тех научных книгах сказано другое! — Эльза с жаром простерла руку к груде старинных фолиантов по алхимии и натурфилософии.

— Ооо-хо-хо… — доктор фон Лейденбергер приложил руку ко лбу, — Я принес их тебе, потому что в них красивые картинки, а ты решила воспринять их всерьез?! Ну и что же там об этом говорится?

Эльза наморщила лоб, сведя брови к переносице. Мысль была сложной, и она формулировала ее аккуратно:

— Раньше считалось, что в каждом существе или вещи есть нечто, что делает его самим собой, — сказала она, — Это таинственное начало называли его «субстанцией», или «сутью», или «духом». Именно оно было целью и предметом любого изучения, как я поняла. Вот «сущность жизни» и есть как раз такая «суб…»

— Уволь меня от этого, Эльза! Я недаром говорил, что ученого их тебя не выйдет. Нашла, кого приводить в пример — средневековых невежд!

— Папенька! Но если не это, что тогда является нашим предметом? Зачем мы занимаемся законами природы? Мы хотим выяснить, что за ними стоит, ведь так?