Пророчество души - Крис Брэдфорд

— Феникс спас меня, — пылко сказала я. Даже сейчас я защищала его, хотя якобы его ролью было защищать меня. — В этой жизни и других Проблесках — то есть, видениях.

— В том и дело. Но в этом цирке он не смог, — напомнил терапевт. — И я считаю это хорошим знаком. Может, твой разум отпускает прошлое.

Я отклонилась на диване, мягкая кожа баюкала меня, пока я смотрела на потолок и впитывала оценку доктора. За прошлые месяцы я так боролась с его словами, верила в свою правду и то, что я испытала с Фениксом. Но со временем и терапией я начала видеть то, что произошло, и как оно поменяло меня и мою хватку на реальности. Боль и травма таяли, как и мое влечение к идее о прошлых жизнях. Может, я все выдумала.

— Но это кажется реальным, — сказала я.

— А сон не кажется реальным, пока ты спишь? — спросил доктор Ларссон. — И, уверяю, эти видения не реальнее сна.

— Возможно… но сны тают, — сказала я, — а эти Проблески остаются в моем разуме как воспоминания.

Доктор Ларссон задумчиво постучал ручкой по блокноту.

— Кроме этого видения, за прошлые полгода были другие?

— Нет, — призналась я, в голосе звучало разочарование. Хоть они пугали яркостью, часто были жуткими, Проблески и утешали меня, словно я возвращала отсутствующую часть себя. — Последнее было, когда я попрощалась с Фениксом в аэропорте.

— Это намекает на две вещи, — сказал доктор Ларссон. — Первое: видения вызваны состоянием повышенных эмоций или сильного стресса. Второе: этот мальчик Феникс, который убедил тебя, что эти видения были прошлыми жизнями, влияет и внедряет их, как я вызвал через гипноз русский цирк.

Я прикусила язык, чтобы не начать сразу защищать Феникса. Доктор говорил убедительно. Я не могла отрицать, что синие глаза Феникса очаровывали. Да, самые сильные и ранние Проблески произошли, когда мы смотрели в глаза друг другу. И я не могла игнорировать факт, что у меня не было Проблеска с тех пор, как он вернулся в США. Я гадала, гипнотизировал ли меня Феникс, почти поверила в это.

— Думаю, вы правы, — сдалась я, вздохнув, вес пропал с меня. — Ваши слова о моем подсознании, справляющемся с травмой, имеют смысл — точно больше смысла, чем верить, что у меня было много жизней!

Доктор Ларссон закрыл блокнот и отложил.

— Что ж, Дженна, у тебя прекрасный прогресс. Я посоветую твоим родителям сократить сессии до одной в месяц.

Ощущая прорыв, я свесила ноги с дивана.

— Спасибо, доктор, за помощь.

Он указал на меня серебряной ручкой.

— Нет, ты сама помогла себе.

Шагая легче, чем когда я входила в его кабинет, я прошла к двери. Но на пороге я замерла, повернулась к нему в поисках последнего подтверждения.

— Так я… просто выдумала прошлые жизни?

Доктор Ларссон снял очки и пристально посмотрел на меня.

— Как профессионал, я думаю, что да, — сказал он. — Но это не плохо, Дженна. Так ты смогла выжить.

3

— Мы так тобой гордимся, — сказала мама, папа отъезжал от клиники на нашем серебряном Вольво. Мама повернулась на сидении, коснулась нежно моего колена. — Я не думала, что мы вернем нашу Дженну, — признала она, слезы выступили в ее голубых глазах. А потом нежная улыбка согрела ее лицо, как луч солнца на снегу.

Я сжала ее ладонь, убеждая, что ее дочь вернулась. Но я не смогла сказать это вслух. Я оправилась от худшего, но была не такой, как раньше, и не буду. Как шрам, раны на моей психике зажили, но не пропадут полностью. И, хоть я приняла, что Проблески были созданы моим подсознанием, я не могла забыть их.

Но теперь идея, что я — переродившаяся душа из начала человечества — Первый Предок с заданием нести Свет Человечества, как говорил Феникс — казалась странной. Как и мысль, что была сеть Воплощенных по всему миру — Охотников и Дозорных — которые искали меня, чтобы их лидер, Танас, мог вырвать мою душу и погасить этот «Свет». Я улыбнулась от глупости этого. Я думала об объяснении Феникса в убежище, что я должна была доверять инстинктам, а не словам чужака.

Папа взглянул в зеркало заднего вида и поймал мой взгляд.

— Мы так рады, что ты выполняла программу, Джен, — сказал он. — Знаю, тебе было не просто. Нам тоже было не просто. Но мы, как семья, справились.

— Спасибо, папа, — ответила я, думая о жертвах, которые они сделали: множество поездок по Лондону на мои сессии, бессонные ночи, когда они утешали меня после кошмаров, часы отчаянных поисков способа исцелить мою травму, их беспомощность, пока они смотрели, как я разваливалась раз за разом, оба не знали, что делать. — Простите…

— Нет, не нужно, — перебил папа. — Жизнь проверяет нас. Но помни, Дженна, когда ты идешь по горе, ноги становятся сильнее. И ты вышла из этой проблемы сильнее и крепче, чем раньше. Что за испытания ни ждали бы тебя в будущем, ты будешь лучше к ним готова, — он гордо улыбался мне в зеркале. — В моих глазах — хоть ты всегда будешь моей маленькой девочкой — ты растешь хорошей молодой женщиной.

Я ощутила сияние в сердце от его слов. Мои родители были радостными, искренне улыбались, и это радовало. Они так долго были напряжены и в стрессе, не могли скрыть страх, что моя травма была неизлечима, и я вот-вот погружусь в депрессию. Но месяцы лечения помогли, и вся семья будто исцелилась со мной. Может,