Черный лебедь - Владимир Колычев

Дядя Витя провел ее в дом через парадный ход. Настя едва сдержала вздох восхищения. Все тот же старинный стиль, но в современном исполнении. Мрамор, гранит, позолота, тяжелые хрустальные люстры. Огромный парадный зал под куполом, колонны, арки, анфилады проходных залов. Огромные картины на стенах в золоченых рамах, скульптуры древнегреческих богов, мебель под старину. Невозможно было поверить, что вся эта красота могла принадлежать одному человеку.

Настя пыталась делать беспристрастный вид. Но дядю Витю не проведешь.

– Нравится? – спросил он и сам же за нее ответил: – Нравится. Не может не нравиться. Знала бы ты, что здесь раньше было.

То, что здесь было раньше, Настя слышала от него же, и не один раз. Дядя своим боевым прошлым не так гордился, как личным участием в возрождении графской усадьбы. Знала Настя, что здесь было раньше. А теперь своими глазами видела, что стало сейчас.

– А вот и Елена Васильевна, – сказал дядя Витя.

Из полукруглой глубины парадного зала к ним вышла миловидная, нет, красивая женщина лет тридцати. Высокая прическа, открывающая изящные ушки с маленькими брильянтовыми сережками и лебединую шею. Гордая посадка головы, черные брови вразлет. Скулы широкие, как будто суровые, но на губах теплится мягкая располагающая улыбка. Красивые добрые глаза. Замечательная фигура – не девочки, но зрелой женщины. Высокая грудь, широковатые бедра, словно выточенная из слоновой кости рука с длинными, как у пианистки, пальцами. Она была во всем белом – юбка чуть ниже колен, жакет, водолазка. Явно дорогой и от-кутюр костюм, но без особых изысков. Строгий, но совсем не черствый стиль.

Это была сестра графа Сокольского. Она же держала в своих руках бразды правления усадьбой. По малому счету, она была здесь экономкой, а по большому – хозяйкой дома. Так говорил о ней дядя Витя. По идее, она должна была подчиняться ему, но, судя по всему, все было как раз наоборот. Елена Васильевна едва заметно улыбнулась управляющему, махнула ему рукой, и он исчез, как будто его здесь и не было.

– Виктор Алексеевич говорил, что вы служили в милиции, – ровным, ничего не выражающим голосом сказала Елена Васильевна.

– Да. Закончила юридический университет.

– Насколько я знаю, с красным дипломом. Очень хорошо. Пойдемте.

Идти пришлось недолго, но через длинную череду залов. Каждому из них можно было давать свое название. Мраморный зал, Фарфоровый, Гобеленовый, Круглый. Портретный зал. Здесь были собраны портреты царских офицеров, высокородных барышень в красивых старомодных платьях.

Елена Васильевна заметила интерес, мелькнувший в глазах у Насти.

– Это наши предки, – улыбнулась она. – Прадеды, прабабки.

– Как же все это сохранилось?

– Увы, почти ничего не сохранилось, – покачала головой Елена Васильевна. – Сохранился только портрет нашего с братом прадеда, Алексея Михайловича. Генерал-майор царской армии. И его супруга, Дарья Николаевна. Портреты старые, сохранились чудом, пришлось восстанавливать. Все остальное – работы наших современников. Старые фотографии, архивы, домыслы. В общем, вроде бы вышла галерея. Есть и наши портреты, – улыбнулась женщина. – Но здесь они появятся после нашей смерти. Хотелось бы надеяться, что не скоро.

Насте показалось, что Елена Васильевна хотела еще что-то добавить к уже сказанному. Но задумалась, ушла в себя. В каком-то внутреннем ступоре продолжила путь. Провела Настю в роскошную угловую гостиную в правой части крыла, жестом руки велела сесть на неудобный, но красиво исполненный под старину диван. Сама присела рядом. Ноги вместе, руки на коленях. Поза целомудренной женщины. И не было в том ничего показного.

– Итак, на чем мы остановились? – стараясь нащупать утерянную нить разговора, спросила Елена Васильевна.

Настя понимала, что не о своем портрете она хочет говорить и уж тем более не о своей предполагаемой смерти.

– Вы про мою службу спрашивали.

– Ах да. И красный диплом. А школу как закончили?

– С серебряной медалью.

– Превосходно. Значит, вы в состоянии будете помочь Карине с уроками.

– Если это будет входить в мои обязанности.

Елена Васильевна мягко, но несколько разочарованно выставила вперед руку – призвала остановиться.

– Я бы хотела, чтобы вы забыли о своих обязанностях. Я бы хотела, чтобы вы стали другом для моей дочери. Виктор Алексеевич верит в вас. Мне бы тоже хотелось верить, что я передаю дочь в надежные руки. Я думаю, вы даже из пистолета стрелять умеете.

– Ну, нормативы я выполняла на «отлично». Но признаюсь честно: в реальных боевых действиях никогда не участвовала, по реальным целям не отрабатывала. Так что сразу скажу: телохранитель из меня ненадежный. Да и воспитательной практики у меня как таковой нет.

– Но психологию и педагогику вы изучали.

– Изучала. Но педагогика и психология у нас весьма специфичная.

Одно дело уметь работать с преступниками, и совсем другое – с нормальными детьми. Но, в принципе, по своей природе все люди одинаковы, просто к одним требуется более жесткий, а к другим более мягкий подход. Настя не видела за собой умений и навыков, чтобы соответствовать требованиям, предъявляемым к воспитателю да к тому же и телохранителю двенадцатилетней девочки. Зато ей казалось, что она справится с этой работой.

– Ничего. Телохранителем у Карины был человек, который имел о педагогике очень смутное представление. И ничего, справлялся.

Елена Васильевна попыталась улыбнуться, но вышла какая-то болезненная гримаса.

– До поры до времени справлялся. Раз уж вы согласились работать с моей девочкой, должна вам сказать. Не имею права утаивать. Скажу прямо – Карина влюбилась в своего телохранителя. Да, и в двенадцать лет девочкам свойственно влюбляться во взрослых мужчин.

– Да, да, – поддержала ее Настя. – Я в одиннадцать лет влюбилась в нашего историка. Думала, что умру. Ничего, выжила. Сейчас даже смешно становится, когда об этом думаю.

– Со мной, скажу вам, такого не было. Но у меня была подруга, она в тринадцать лет влюбилась в моего родного брата. И сейчас любит где-то в глубине души. А он даже ни разу ее не видел. Вернее, видел, но мельком. Севе тогда было не до нее. И вообще. В его жизни было две женщины. И, поверьте, этого ему хватило с лихвой. Кажется, я дала лишку. Итак, я должна познакомить вас со своей дочерью. У нее как раз начались летние каникулы, в школу ездить не надо. Мы собирались ехать в Грецию на летние каникулы, но у нас такое... Вы, наверное, знаете, что у нас в семье произошла большая неприятность. Пропала жена моего брата.

– Виктор Алексеевич ничего мне не говорил. Как это пропала?

– Никто ничего не знает. Утром проснулись, а ее нет. Но это уже не ваши заботы.

– Надеюсь.

– Ну что, пойдем?

Прямо из гостиной в открытый холл второго этажа вела пологая лестница с фигурными мраморными балясинами и перилами из красного дерева. Холл плавно перетекал в широкий коридор, освещенный электрическими лампами в форме древних факелов. Очень красиво и необычно. Массивная, опять же из красного дерева, дверь, за которой начинался круглый холл с выходом в детские комнаты. Оказывается, это были личные апартаменты маленькой госпожи Сокольской.

Карина была в игровой комнате. Сидящая в специальном кресле, перед высокоточной плазменной панелью, вооруженная мудреным джойстиком, в качестве космического пилота-истребителя взрывала корабли пришельцев. На голове шлем с очками и наушниками, кресло качается и трясется в такт сражению. Сложная система, простым геймерам не по карману.

– Карина, ау! – Елена Васильевна сначала легонько постучала по шлему и затем лишь сняла его с головы воинствующей дочки.

– Черт! – вспылила та.

И вскочила с кресла так, как будто в него угодил плазменный сгусток из бластерной пушки пришельцев.

Симпатичная девочка с большими черными глазами. Темные густые волосы, постриженные в короткое по-детски наивное каре. Большего чем нужно размера футболка навыпуск, рваные джинсы, на голове бандана. Для своих лет она была довольно-таки высокой, но худой и по-детски угловатой. Судя по всему, норовистая девочка. Хотя и не похоже, что злая и ожесточенная.

– Тебя подбили, – одними губами улыбнулась Настя.

Взгляд оставался серьезным и сосредоточенным.

– Ага, сейчас. Мам, а это кто такая?

– Настя. Я тебе о ней говорила.

– А-а, вместо Максима, – сникла девчонка.

– Настя будет твоей воспитательницей.

– Я уже не маленькая, чтобы меня воспитывать.

– Тогда она будет твоей подругой.

– Мам, ну не смеши людей. Сколько ей лет?

Карина смотрела на Настю, но обращалась к матери.

– Двадцать четыре.

– Марьванне тридцать два было. И что?

– Не Марьванне, а Инне Борисовне.

– Все равно Марьванна. Все равно коза.

– Карина!

– Ой, да ладно!.. – по-детски беззлобно, но эмоционально махнула рукой Карина.