Шепот, робкое дыханье… - Афанасий Фет
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Январь 1878
Автограф стихотворения «Alter ego». Январь 1878 г.Смерть
«Я жить хочу! – кричит он, дерзновенный.Пускай обман! О, дайте мне обман!»И в мыслях нет, что это лед мгновенный,А там, под ним, – бездонный океан.
Бежать? Куда? Где правда, где ошибка?Опора где, чтоб руки к ней простерть?Что ни расцвет живой, что ни улыбка,Уже под ними торжествует смерть.
Слепцы напрасно ищут, где дорога,Доверясь чувств слепым поводырям;Но если жизнь – базар крикливый Бога,То только смерть – его бессмертный храм.
1878
‹…› Конечно, никто не предположит, чтобы в отличие от всех людей мы одни не чувствовали, с одной стороны, неизбежной тягости будничной жизни, а с другой, тех периодических веяний нелепостей, которые действительно способны исполнить всякого практического деятеля гражданскою скорбью. Но эта скорбь никак не могла вдохновить нас. Напротив, эти-то жизненные тяготы и заставляли нас в течение пятидесяти лет по временам отворачиваться от них и пробивать будничный лед, чтобы хотя на мгновение вздохнуть чистым и свободным воздухом поэзии. ‹…›
А. А. Фет.
Из предисловия к третьему выпуску «Вечерних огней».
Среди звезд
Пусть мчитесь вы, как я, покорны мигу,Рабы, как я, мне прирожденных числ,Но лишь взгляну на огненную книгу,Не численный я в ней читаю смысл.
В венцах, лучах, алмазах, как калифы,Излишние средь жалких нужд земных,Незыблемой мечты иероглифы,Вы говорите: «Вечность – мы, ты – миг.
Нам нет числа. Напрасно мыслью жаднойТы думы вечной догоняешь тень;Мы здесь горим, чтоб в сумрак непроглядныйК тебе просился беззакатный день.
Вот почему, когда дышать так трудно,Тебе отрадно так поднять челоС лица земли, где все темно и скудно,К нам, в нашу глубь, где пышно и светло».
22 ноября 1876
‹…› Стихотворение это не только достойно вас, но оно особенно и особенно хорошо, с тем самым философски поэтическим характером, которого я ждал от вас. Прекрасно, что это говорят звезды. И особенно хороша последняя строфа.
Хорошо тоже, что заметила жена, что на том же листке, на котором написано это стихотворение, излиты чувства скорби о том, что керосин стал стоить 12 копеек.
Это побочный, но верный признак поэта. ‹…›
Л. Н. Толстой. Из письма А. А. Фету
6…7 декабря 1876 г.
1. «Измучен жизнью, коварством надежды…»
Die Gleichmäßigkeit des Laufes der Zeit in allen Köpfen beweist mehr, als irgend etwas, daß wir Alle in denselben Traum versenkt sind, ja daß es Ein Wesen ist, welches ihn traümt.
Schopenhauer[5]Измучен жизнью, коварством надежды,Когда им в битве душой уступаю,И днем и ночью смежаю я веждыИ как-то странно порой прозреваю.
Еще темнее мрак жизни вседневной,Как после яркой осенней зарницы,И только в небе, как зов задушевный,Сверкают звезд золотые ресницы.
И так прозрачна огней бесконечность,И так доступна вся бездна эфира,Что прямо смотрю я из времени в вечностьИ пламя твое узнаю, солнце мира.
И неподвижно на огненных розахЖивой алтарь мирозданья курится,В его дыму, как в творческих грезах,Вся сила дрожит и вся вечность снится.
И все, что мчится по безднам эфира,И каждый луч, плотской и бесплотный,Твой только отблеск, о солнце мира,И только сон, только сон мимолетный.
И этих грез в мировом дуновеньиКак дым несусь я и таю невольно,И в этом прозреньи, и в этом забвеньиЛегко мне жить и дышать мне не больно.
2. «В тиши и мраке таинственной ночи…»
В тиши и мраке таинственной ночиЯ вижу блеск приветный и милый,И в звездном хоре знакомые очиГорят в степи над забытой могилой.
Трава поблекла, пустыня угрюма,И сон сиротлив одинокой гробницы,И только в небе, как вечная дума,Сверкают звезд золотые ресницы.
И снится мне, что ты встала из гроба,Такой же, какой ты с земли отлетела,И снится, снится: мы молоды оба,И ты взглянула, как прежде глядела.
«Когда Божественный бежал людских речей…»
Когда Божественный бежал людских речейИ празднословной их гордыни,И голод забывал и жажду многих дней,Внимая голосу пустыни,
Его, взалкавшего, на темя серых скалКнязь мира вынес величавый.«Вот здесь, у ног твоих, все царства, – он сказал,С их обаянием и славой.
Признай лишь явное, пади к моим ногам,Сдержи на миг порыв духовныйИ эту всю красу, всю власть тебе отдамИ покорюсь в борьбе неровной».
Но Он ответствовал: «Писанию внемли:Пред Богом-Господом лишь преконяй колени!»И сатана исчез – и ангелы пришлиВ пустыне ждать Его велений.
‹1874›
Ничтожество
Тебя не знаю я. Болезненные крикиНа рубеже твоем рождала грудь моя,И были для меня мучительны и дикиУсловья первые земного бытия.
Сквозь слез младенческих обманчивой улыбкойНадежда озарить сумела мне чело.И вот всю жизнь с тех пор ошибка за ошибкой,Я все ищу добра – и нахожу лишь зло.
И дни сменяются утратой и заботой(Не все ль равно: один иль много этих дней!),Хочу тебя забыть над тяжкою работой,Но миг – и ты в глазах с бездонностью своей.
Что ж ты? Зачем? – Молчат и чувства и познанье.Чей глаз хоть заглянул на роковое дно?Ты – это ведь я сам. Ты только отрицаньеВсего, что чувствовал, что мне узнать дано.
Что ж я узнал? Пора узнать, что в мирозданьи,Куда ни обратись, – вопрос, а не ответ;А я дышу, живу и понял, что в незнаньиОдно прискорбное, но страшного в нем нет.
А между тем, когда б в смятении великомСрываясь, силой я хоть детской обладал,Я встретил бы твой край тем самым резким криком,С каким я некогда твой берег покидал.
1880
Добро и зло
Два мира властвуют от века,Два равноправных бытия:Один объемлет человека,Другой – душа и мысль моя.
И как в росинке чуть заметнойВесь солнца лик ты узнаешь,Так слитно в глубине заветнойВсе мирозданье ты найдешь.
Не лжива юная отвага:Согнись над роковым трудомИ мир свои раскроет блага;Но быть не мысли Божеством.
И даже в час отдохновенья,Подъемля потное чело,Не бойся горького сравненьяИ различай добро и зло.
Но если на крылах гордыниПознать дерзаешь ты, как Бог,Не заноси же в мир святыниСвоих невольничьих тревог.
Пари всезрящий и всесильный,И с незапятнанных высотДобро и зло, как прах могильный,В толпы людские отпадет.
14 сентября 1884
Смерти
Я в жизни обмирал и чувство это знаю,Где мукам всем конец и сладок томный хмель;Вот почему я вас без страха ожидаю,Ночь безрассветная и вечная постель!
Пусть головы моей рука твоя коснетсяИ ты сотрешь меня со списка бытия,Но пред моим судом, покуда сердце бьется,Мы силы равные, и торжествую я.
Еще ты каждый миг моей покорна воле,Ты тень у ног моих, безличный призрак ты;Покуда я дышу – ты мысль моя, не боле,Игрушка шаткая тоскующей мечты.
‹1884›
‹…› Должно быть, и моя дверь недалеко. Боюсь мучительной жизни, а не небытия. Я его помню. Ничего. Покойно. Аттила всех резал, а я себе ничего. При Диоклетиане жгли христиан, а я себе и в ус не дул. ‹…›
А. А. Фет. Из письма Л. Н. Толстому
20 января 1873 г.
«Не тем, Господь, могуч, непостижим…»
Не тем, Господь, могуч, непостижимТы пред моим мятущимся сознаньем,Что в звездный день Твой светлый серафимГромадный шар зажег над мирозданьем
И мертвецу с пылающим лицомОн повелел блюсти Твои законы.Все пробуждать живительным лучом,Храня свой пыл столетий миллионы.
Нет, Ты могуч и мне непостижимТем, что я сам, бессильный и мгновенный,Ношу в груди, как оный серафим,Огонь сильней и ярче всей вселенной.
Меж тем как я – добыча суеты,Игралище ее непостоянства,Во мне он вечен, вездесущ, как Ты,Ни времени не знает, ни пространства.
1879
‹…›Что человек слаб и молится среди океана – это его субъективное чувство и дело. Туда другому вход запрещен. Но по логике молиться об чем-либо значит просить Бога перестать существовать, изменив свои же неизменные, вечные законы ради Иисуса Навина.‹…›
А. А. Фет. Из письма Л. Н. Толстому
19 февраля 1879 г.
