Любовь возвращается - Ширли Басби

Прихлебывая успокоительный напиток, она добралась до кабинета Джоша. Это была чисто мужская комната: стены отделаны узловатой сосной, пол покрыт темно-зеленым ковром. Тяжелые удобные кресла ржавой кожи стояли перед встроенным камином черного мрамора. Под одним из окон приютилась длинная кушетка, накрытая клетчатой тканью. В дальнем конце комнаты стояла высокая вместительная конторка из дуба. Книжные полки и окна перемежались на остальных стенах. Стеклянные двери вели в небольшой внутренний дворик.

Стулья она узнала сразу. Они всегда находились в их семье. Фамильные сплетни рассказывали, что они приехали с Джебом Грейнджером, когда тот прибыл сюда из Нового Орлеана после окончания Гражданской войны. Они были среди немногих вещей, спасенных от пожара.

Рука ее невольно приласкала мягкую кожу явно новой обивки. Она пригляделась к деревянным ножкам и заметила слабые следы обугливания, которые не скрыла полировка. Опустившись в кресло, она молча смотрела перед собой невидящим взором.

Казалось немыслимым, что Джоша больше нет. Ее мозг понимал, что брат мертв, но сердце отказывалось принять его гибель. В апреле ему бы исполнилось пятьдесят. Здоровье у него было отличное, что делало эту смерть еще более бессмысленной. «Почему? – спрашивала она себя в сотый раз с момента, когда позвонил ей Майкл Сойер с сокрушительной вестью. – Почему он себя убил?» Она была уверена, что, когда последний раз с ним говорила, в его словах не проскользнуло ни малейшего намека на то, что он находится в депрессии. Она заколебалась. Разве что, оглядываясь назад, она вспомнила несколько странных его замечаний в начале разговора… Нет! Она потрясла головой. У нее разыгрывается фантазия. Она пытается вообразить то, чего не было. Он говорил так же, как всегда: жизнерадостно и беспечно. В основном они обсуждали, как весело проведут время вместе в феврале, когда он прилетит к ней на масленичный вторник. Разговор закончился обещанием позвонить ей на следующей неделе. А три дня спустя он отправился на своем любимом коне в горы, въехал на Помо-Ридж и в старой охотничьей хижине их семьи застрелился.

У нее перехватило дыхание. Боль острым ножом кольнула в сердце. Мысли о веселом, жизнерадостном брате никак не связывались с тем, что он покончил с собой. Но если он не убил себя… Она нахмурилась. Что, если и вправду он себя не убивал? В отчете коронера ясно сказано, что смерть Джоша не была случайной. Никто не стреляет нечаянно себе в висок. Что же тогда остается? Убийство? Дрожь сотрясла ее тело. Мысль, что Джоша убили, было принять еще труднее, чем то, что он сам наложил на себя руки. Джоша любили все! Губы ее скривились в болезненной гримасе. Разумеется, за исключением Боллинджеров.

Теплое молоко начало действовать. Она зевнула и наконец отправилась наверх, в постель. Устраиваясь под одеялом, она позволила мыслям течь без натуги, уходя от воспоминаний о брате. Странно было лежать, не слыша воя сирен и автомобильных гудков, шелеста шин по мостовой. Ничто не нарушало тишину. И тьму! Мрак был полнейший, только звезды мерцали, подчеркивая бархатную черноту ночи. Ни уличных огней, ни сверкающих вспышек неоновых реклам, ни фар, вспарывающих темноту. Она забыла об этом. Полное отсутствие огней даже нервировало. Но она сдержала порыв зажечь лампу. Молчание ночи тоже казалось странным и поначалу тревожило. Единственными доносившимися звуками были скрипы дома. Минуты шли, и постепенно тишина сотворила свое волшебство, как в далеком детстве. О, как же она тосковала по мягкой тишине, умиротворяющей темноте! Она вдруг запоздало удивилась, как выдерживала оглушительный городской шум, вечную толкотню и суету, слепящие огни Нового Орлеана. «Вот здесь, – сонно думала она, – мое место. Ему я принадлежу. Это мой родной дом. Мои корни».

Объяснить это она бы не смогла. Она уехала из дома давным-давно, и хотя твердила себе, что в Дубовой долине ее ничто не держит, тянущее настойчивое желание снова увидеть родные места гнездилось где-то в глубине ее существа. Так ли они прекрасны, как ей помнилось: синее небо, кристальные ручейки и горные потоки, ярко-зеленые деревья? Тоска по всему этому росла, она жаждала убедиться, что жители долины так же дружелюбны, и она по-прежнему дорога им. И конечно, узнать, так ли предательски бесчестны некоторые из них. Еще до смерти Джоша она раз или два подумывала, не вернуться ли в Дубовую долину. Морщина перерезала ей лоб. Джоша эта идея вроде бы не радовала. Он не отговаривал ее, но и не поощрял это стремление.

Так почему же она вернулась? Особенно теперь. В Новом Орлеане у нее была отличная жизнь. Она преуспевала, у нее были друзья и родственники, пусть отдаленные, но сердечные. А самый родной и близкий ей человек умер. Майк Сойер позаботится о грейнджеровских владениях в Дубовой долине, чтобы ими разумно управляли. Логично рассуждая, кроме рассыпания пепла Джоша над долиной, у Шелли не было причин сюда возвращаться. «За исключением того, что я этого хочу, – призналась она себе. – Я хотела вернуться с той минуты, как уехала отсюда». Она вдруг осознала еще одну тревожную истину: именно смерть Джоша позволила ей вернуться. Все эти годы, проведенные вдали от дома, она убеждала себя, как безумно любит Новый Орлеан, как счастлива там в своей карьере и друзьях… Но она только тянула время в ожидании момента, когда сможет вернуться. Была какая-то часть ее души, которая спала, как спят нарциссы в ожидании весны, чтобы пробудиться и расцвести. Неужели она тоже ждала сладостного солнечного тепла, этого возвращения в Дубовую долину, чтобы вырваться из холодной земли в жизнь? Губы ее тронула усмешка. Что ж, раз она стала чувствовать себя как какой-то чертов цветок, может, и вправду весна не за горами? Или зима все еще держится, притаилась за углом? Скоро она обо всем узнает.

Глава 2

Долгое время после того, как «бронко» Шелли Грейнджер скрылся из вида, водитель машины, потревожившей ее, сидел не шевелясь, вперив глаза в темноту, сжимая руки на руле так, словно это было единственным, что стояло между ними и полной гибелью. Это был интересный мужчина, несмотря на то что черты его лица, строго говоря, красивыми не были. Нос у него был слишком велик, подбородок упрямо выдвинут, а янтарно-золотистые глаза под черными бровями вразлет могли остановить любого в десяти ярдах. Его лицо не отличалось ни открытостью, ни приветливостью, слишком оно было суровым и неприступным. И все же большинство людей ему доверяло и в нем не обманывалось. Однако сейчас выражение этого лица ни в ком веры не пробудило бы. Любой, увидевший мужчину этой ночью, постарался бы обойти его стороной. Высокий рост и мускулистое, сильное тело заставляли многих задуматься. А широкие плечи и мощные бицепсы наводили на мысль о рабочем-металлисте, а не о бизнесмене, каким он на самом деле был.