Звери из детства - Евгения Басова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Деньги тетя Галя не тратит зря, она ждет, когда их станет еще больше. Тогда она купит свой собственный дом. Там она сможет завести котенка. А пока она даже не думает о том, хорошо или плохо ей без кошек.
— Хотя бы одна дочь выросла толковой! — так говорит о ней дед.
И сейчас бабушка просит свою толковую дочку сказать деду, будто это она принесла в дом котенка. Если дед будет знать, что котенок Галин, он его, может, и не выбросит.
— Я не могу обманывать папу, — отвечает тетя Галя своей маме — Наташиной бабушке.
А бабушка просит:
— Пожалуйста, ради меня! Я всю жизнь мечтаю о котенке. А тут они принесли — у меня сердце-то и упало…
— Хоть красивый котенок-то? — колеблется тетя Галя.
Бабушка тоже колеблется:
— Да как тебе сказать… Черненький…
— Не надо черненького! Если на то пошло, давай я в самом деле поспрашиваю у знакомых…
— А этого куда девать? — спрашивает бабушка уже построже.
А дальше совсем строго объявляет:
— Нет уж, черненький так черненький! Ты поняла меня, Галя?
Дед приходит — и кто бы сомневался, что дальше будет.
В коридор летит куклин матрасик и коробка с кошачьим наполнителем — комочки рассыпаются по полу. Дед берет котенка за шиворот — кожа там тянется как резина — и несет к дверям.
Бабушка хватает деда за рукав:
— Это не они! Это же Галя, Галя принесла котенка!
Дед останавливается у двери:
— Как Галя? Зачем?
— Она прибегала на обед. Очень хотела с тобой поговорить, но тебя не было, — разводит руками бабушка.
— Я сам с ней поговорю.
Дед хватает телефон, и что там говорит тетя Галя, неизвестно, только дед уже выглядит растерянным и голос его делается тише.
— Да, Галя… нет… я… Что я, зверь какой? Только я не понимаю, почему черный… Ну что же, тебе решать. Если тебе нравится…
Привет с Блошинки
Вечером тетя Галя приходит — и сразу к деду:
— Папочка, ты на меня не обиделся?
А после идет пританцовывая в ту комнату, где мама с Наташей и Толиком живут. В детскую.
— Ну, дайте хоть посмотреть, кого я принесла!
А они как раз котенку имя подбирают.
Это Толик придумал:
— Будем называть кошачьи имена — Черныш там, например, или Уголек — ну и так далее. На каком имени он мяукнет, такое, значит, ему и понравилось.
Все соглашаются.
— Ну, начали, — говорит мама.
И котенок тогда говорит:
— Мяв!
— Я же еще ничего не сказал, — теряется Толик.
— А он уже выбрал! — смеется Наташка. — Значит, он у нас будет Мявкой.
Так в доме появляется Мявка.
В первые дни ему приходится очень нелегко. А все почему? Черный!
В потемках его не заметишь. Пока не привыкли глядеть под ноги, каждому случалось наступить ему на хвост или на лапу или же так поддать ногою, что бедняга отлетал с громким писком.
Тут же его хватали на руки, целовали. Он кое-как терпел ласки, а сам только и ждал момента, чтобы улизнуть.
Где Мявка прячется, никто не знал. Его находили спящим то в шкафу, то в дедовом ботинке, то в комоде среди простыней и полотенец.
А вскоре ему удалось завоевать дедово сердце. Кто бы подумал, что для этого так мало нужно!
Дед вечером в кресле сидит, смотрит телевизор. Бабушка зовет его ужинать. Дед глядит — а на его тапке, спереди, примостился Мявка. Ему удобно. Тапки мягкие. Свернулся на самом носке и спит.
«Тоже — нашел место!» — думает дед.
Бабушка заглядывает в комнату, дед машет ей:
— Тише! Не разбуди!
А после осторожно вытаскивает ногу из тапочки и идет босиком. И все удивляется за ужином:
— Надо же, сам ко мне пришел! Я и не видел. Надо же — пришел и сам улегся!
С тех пор дед не упускает случая заметить, что Мявка — удачный кот.
— Уж до чего не люблю котов, — говорит, — а с этим нам повезло. Младшая дочка угодила — кругом умница.
И так часто он повторяет это, что уже и заговорщицы готовы поверить: да, Мявку Галя принесла! По крайней мере, бабушка готова. Мама, глядя на толстого, лоснящегося Мявку, говорит:
— Бабуля и не узнала бы его!
— Какая бабуля? — настораживается бабушка.
— Ну та, с Блошинки.
Бабушка теряется:
— С Блошинки? Ах да, да…
И тут же приказывает маме:
— Смотри молчи. Блошинку — забудь! Ты хочешь, чтобы у нас оставался Мявка?
Толика мама выпускает во двор — с мальчишками в футбол погонять. И тут через двор идет Андреевна к остановке. Двор-то проходной. Через него шуруют, как мама говорит, все кому не лень — из глубины их спального микрорайона к остановке и обратно. А дальше от остановки, за их микрорайоном, — маленькие домики. Там и Блошинка. Люди по выходным ходят на Блошинку с баулами — мимо их окон.
Но это не выходной был. Толик вышел — вдруг к нему бабуля подходит, старенькая:
— Ну, как живете? Мамка как, сестра?
Толик молчит.
Бабуля допытывается:
— Али немой?
Толик обиделся:
— Вы что, не знаете, что детям с незнакомыми людьми говорить нельзя?
Бабуля смеется:
— Да мы с тобой знакомы. Помнишь, как ты сестру увещевал: мол, не реви, что люди подумают?
Толик приходит домой:
— Ольга Андреевна привет передавала! Всем нам! И Мявке тоже!
— Какая Ольга Андреевна? — спрашивает дед.
— Да та, с Блошинки!
И бабушка с мамой хором продолжают за него:
— Это воспитательница его! Она возле Блошинки живет!
Толик от удивления раскрывает рот. Бабуля разве воспитательница?
Помпошка
В конце зимы, после работы, после садика, мама и Толик сворачивают в зоомагазин. У Мявки наполнитель кончился. Мама рассказывает Толику на бегу:
— Сейчас хомячков увидишь!
— Я видел, видел! — отвечает Толик. — У нас в садике есть!
— А какого цвета?
— Рыжие… Или коричневые.
Мама говорит:
— А еще бывают розовые! Бывают оранжевые, как апельсины, а кто-то еще и в белых пятнышках. А могут быть чисто-белые, как снег… Знаешь, я еще в школе в этот магазин ходила. Стою возле клетки и любуюсь…
Толик тоже хочет полюбоваться. Но в магазине к концу дня остался один-единственный хомяк. Он темно-серый, маленький и гладкий — ни дать ни взять мышка без хвоста. Бродит по клетке, что-то ищет. Может, думает: куда это все ушли?
А куда? Разобрали их, только тебя оставили.
Мама и Толик с сожалением смотрят на мышастую спинку и на хвост — розовый обрубок. Толик ведь ждал, что хомячков будет видимо-невидимо. И мама обещала!
А хомяк, видно, почувствовал, что на него смотрят. Повернулся и затрусил в их сторону. К решетке подошел, на задние лапки встал и начал карабкаться наверх. А сам на маму смотрит. Дождался, мол, я вас. Давай-ка, забирай меня отсюда!
— Завтра приходите, — говорит продавщица. — С утра нам новых привезут, цветных. Я говорила, что черных больше привозить не надо — их не берут.
Мама с сочувствием смотрит на зверька — надо же, как не повезло с расцветкой. И дома Наташке рассказывает: представляешь, до чего обидно родиться мышью без хвоста?
Назавтра вечером они с Толиком идут, а Наташа ждет их около подъезда.
— Бежим, — говорит, — скорее в зоомагазин, пока он не закрылся. А то Помпошку купят!
— Какого Помпошку? — не понимает мама, а Наташка уже тянет их со двора.
— Я сегодня, мам, была в зоомагазине, там такой хороший, такой ручной… Такого кто угодно купит, мам, ну пожалуйста!
Сегодня в магазине хомяков видимо-невидимо. Не сосчитаешь, сколько их в клетке копошится. Есть белые, есть розовые. И рыженькие есть — почти оранжевые. Все чем-то заняты. И только один, вчерашний, увидев маму и Наташку, оставил свои дела и снова стал карабкаться по сетке.
Наташка говорит:
— Смотри, ну правда же, он самый лучший? И он хочет к нам!
Мама спрашивает:
— А что мы деду скажем?
Наташка говорит:
— У деда же Мявка есть! Мне тоже надо зверя!
— А у тебя есть Тартюша, скоро она проснется, скоро весна, — уговаривает мама.
— И что, — хнычет Наташка. — Вот проснется, а у нее товарищ появился — Помпошка. Будет ей сюрприз!
— Деду сюрприз будет, — озадаченно говорит мама. Потом вздыхает. — Ладно, поглядим. Как-никак Тартюша и Мявка размочили уже сухой счет.
— А что такое сухой счет? — спрашивает Толик.
Но мама не отвечает. Идет вся в своих мыслях. Коробку держит, в коробке Помпошка возится. Того и гляди прогрызет картон. Наташка рядом идет — новую клетку несет, Помпошкин будущий дом. И Толик с одного бока придерживает — помогает.
Из зимы в лето и обратно
Тартюша всю зиму в коробке пролежала камушком. Только в марте камушек начал шевелиться. Толик услышал тихий-тихий звук — это Тартюша коготками скребла в коробке. Вытащили они с Наташкой черепаху, она еле-еле заковыляла по кухне. Лапки за зиму стали еще тоньше, чем были, а голова на шейке еле держится. Дали Тартюше хлеба, она откусила раза два и на старое место, под батарею, побрела. Панцирь стучит об пол — ни дать ни взять камешек на тонких ножках.