Подлинная история Анны Карениной - Басинский Павел

Флобер всю свою личность отдавал своим романам и в написании их видел смысл своей жизни. Бескорыстному служению красоте, как он ее видел и понимал. Лекцию о “Мадам Бовари” Владимир Набоков начинает такими словами: “Переходим к наслаждению еще одним шедевром, еще одной сказкой. Из всех сказок нашей серии роман Флобера «Госпожа Бовари» самая романтическая. С точки зрения стиля – перед нами проза, берущая на себя обязанности поэзии. Когда читаешь ребенку, он спрашивает, так ли все было на самом деле. Если не так, требует, чтобы прочли другой рассказ – правдивый. Оставим такой подход к книгам детям и юношеству… Не будем себя дурачить; будем помнить, что никакого практического значения литература не имеет в принципе – за исключением того совершенно особого случая, когда человек собирается стать преподавателем литературы. Девушки Эммы Бовари никогда не было; книга «Госпожа Бовари» пребудет вовеки. Книги живут дольше девушек”.

Роман Толстого начинается с эпиграфа “Мне отмщение, и Аз воздам”. Это цитата из Послания апостола Павла к римлянам, которая, в свою очередь, была цитатой из Второзакония. С самого начала Толстой подчиняет свое повествование какой-то одной важной мысли, которую хочет высказать. Толстой не служит роману – он вынуждает роман служить главной авторской мысли. Но художественная загадка произведения в том, что автора в нем как раз нет. Об этом говорил Набоков, заметив, что в романе “не чувствуется нажима авторского пера”.

Отношение Флобера к провинциальным буржуа, к самой Эмме и ее любовникам в общем-то понятно. Он их презирает, но по-своему и любит как типажей, а в целом иронизирует над ними. Но мы никогда не поймем истинного отношения Толстого к Анне и всем остальным персонажам романа, потому что его просто не существует. Их поведение вытекает не из замысла автора, а из самой жизни. Персонажей Флобера мы видим глазами Флобера. Персонажей “Анны Карениной” мы видим глазами других персонажей, и этот взгляд непрестанно меняется. Но при этом роман катится, как поезд на рельсах, которых мы не видим, находясь внутри вагона, но знаем, что они есть.

Толстой никогда бы не мог сказать о своей героине словами Пушкина о Татьяне Лариной: “Представляете, какую штуку удрала со мной моя Татьяна… замуж вышла”. Бросившись под поезд, Анна Каренина не совершает ничего неожиданного. В сущности, автор убивает свою героиню уже в XI главе второй части романа, в единственной постельной сцене, где показано, как Анна впервые отдается Вронскому.

Она, глядя на него, физически чувствовала свое унижение и ничего больше не могла говорить. Он же чувствовал то, что должен чувствовать убийца, когда видит тело, лишенное им жизни… Но, несмотря на весь ужас убийцы пред телом убитого, надо резать на куски, прятать это тело, надо пользоваться тем, что убийца приобрел убийством.

Предопределенность финала здесь очевидна. Анна, по Толстому, уже мертва нравственно. Остается дождаться прибытия товарного поезда.

Но возникает вопрос. Если это так, то почему роман нас затягивает и не отпускает не только во время первого прочтения, но и второго, и третьего, и десятого? Почему рождаются бесконечные киноверсии столь известного сюжета? Возможно, потому, что содержание романа не так уж и очевидно?

Не может быть вариантов трактовки содержания “Мадам Бовари”, если только не пускаться в разного рода фрейдистские спекуляции, которых, впрочем, и роман Толстого не избежал. Все в этом романе ясно как божий день, и нам остается только восхищаться волшебным мастерством Флобера.

Содержание “Анны Карениной” меняется с каждым новым прочтением. Всё меняется, и все меняются, все персонажи! Мы знаем, чем это закончится, но никогда не поймем, почему это произошло именно так. Все ключевые сцены романа давно есть в нашей голове, и изменить их нельзя. Бал в Москве, встреча Анны и Вронского на станции Бологое в метель, конные скачки в Красном Селе, первое признание Анны мужу в измене, ее гибель… Мы знаем, что Левин женится на Кити, а Вронский поедет на Балканскую войну. Но каждый раз, перечитывая сцены, мы видим их по-разному…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Эмма и Анна – сестры. У них одна мать – литература. Эмма – старшая сестра. Но эти женщины рождены от разных отцов.

Предчувствие романа

Остается загадкой, почему Толстой в марте 1873 года начинает роман, который отнял у него четыре года (пять, если считать до выхода отдельным изданием в 1878 году), писался с недовольством не только собой, но и самим романом, который в письмах Н. Н. Страхову и А. А. Фету он называет “пошлым”, “противным”, жалуется, что “Анна” “надоела как горькая редька”, что он мечтает скорее от нее избавиться и заняться другой работой. Есть подозрение, что роман и закончен-то был потому, что Толстой заранее продал его издателю журнала “Русский вестник” М. Н. Каткову, получив от него вперед 10 000 рублей из расчета 500 рублей за лист. Для справки: Ф. М. Достоевский, опубликовавший в 1874 году в “Русском вестнике” роман “Подросток”, получил 250 рублей за лист, ровно в два раза меньше.

Толстой в это время, как сказали бы сегодня, “раскрученный” автор. Успех “Войны и мира” подогревает интересы издателей, они охотятся за Толстым. И конечно, новость о том, что он в Ясной Поляне начал новую крупную вещь, вызывает издательский ажиотаж. Толстой с его независимым и гордым характером сам себя пиарить бы не стал. Но у него есть надежный посредник, бесконечно преданный ему критик Н. Н. Страхов, с которым у Толстого в период написания “Анны Карениной” велась интенсивная переписка. По просьбе Толстого Страхов и держал корректуры романа.

Торги и продажа начатого, но далеко еще не законченного романа проходили осенью 1874 года. Главным конкурентом Каткова был поэт Н. А. Некрасов, издатель журнала “Отечественные записки”, но у него договор с Толстым не сложился. Тогда еще не очень разбиравшаяся в издательских делах мужа Софья Андреевна тем не менее знала о них, разговоры в семье ходили. Она сообщает сестре Т. А. Кузминской: “Роман не пишется, а из всех редакций так и сыплются письма: десять тысяч вперед и по пятьсот рублей серебром за лист. Левочка об этом и не говорит, и как будто дело не до него касается”.

Но каким образом она узнала бы об этом и каким образом из редакций посыпались бы предложения, если бы Левочка ни с кем об этом не говорил?

4 ноября 1874 года Толстой пишет Страхову, что хочет предложить роман “Русскому вестнику”. Он не скрывает и своих меркантильных интересов. Например, он намерен прикупить земли, “округляющей именье”, то есть расширить Ясную Поляну.

Еще в 1871 году он затеял перестройку яснополянского дома, бывшего флигеля, который его дед Н. С. Волконский построил не как основной дом. Главный трехэтажный родовой дом Толстой продал на вывоз в 1854 году во время Крымской кампании и теперь, наверное, жалел об этом. Семья разрасталась. К концу 1874 года в семье Толстых было шестеро детей: Сергей, Татьяна, Илья, Лев, Мария и Николай.

Так что в деньгах Толстой нуждался, хотя только ради них никогда не писал.

В письме к Страхову Толстой приводит и еще один довод в пользу заключения договора с Катковым. Он хочет “себя этим связать”, чтобы “закончить роман”. Это второе признание куда важнее первого. Оно говорит о том, что Толстой не то чтобы не хотел писать этот роман… Но сам находился в недоумении: зачем он вдруг взялся за историю измены светской женщины с гвардейским офицером?

Толстой не считал себя романистом и сердился, если “Войну и мир” называли романом. Его первый романный опыт “Семейное счастье”, опубликованный в 1859 году, оказался неудачным и прошел незамеченным критикой. Сам Толстой был в нем разочарован настолько, что хотел вообще бросить заниматься литературой. Весной 1859 года он пишет своей тетушке А. А. Толстой: “Еще горе у меня. Моя Анна, как я приехал в деревню и перечел ее, оказалась такая постыдная гадость, что я не могу опомниться от сраму и, кажется, больше никогда писать не буду. А она уж напечатана”.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})