Кровь и Вино. Любимая женщина вампиров (СИ) - Кира Евгеневна Полынь

В самом низу, где кончалась каминная решетка, стояла жирная точка, словно отметка о чем-то важном. Если мне не изменяла память, там с одной стороны отходил кирпичик, который давно не могли отремонтировать, оставляя неявную поломку в подвешенном состоянии.

Нужно проверить. Я просто должна!..

Прижимая к груди бутылку — учитывая возраст, выпускать ее из рук я опасалась — я побежала в гостиную, бесшумной мышкой передвигаясь в собственном доме.

Пустая и темная комната встретила меня тишиной и раздвинутыми шторами. На паркет ложился свет полной луны, не мешая мне передвигаться. Послушный кирпичик отошел так же легко, как и всегда выпадал от случайного удара кочергой, открывая вид на новую бумажку.

— Как он это сделал?

На губах появилась невольная улыбка.

Такое маленькое загадочное приключение будоражило кровь, подгоняя продолжить поиски возможного сюрприза. От нетерпения я прикусила губы, пытаясь разглядеть рисунок.

Та-а-ак… Ваза в коридоре. Да, она!

Помчавшись до нужного места, без промедлений сунула руку в темное горлышко, тут же нащупав хрустящий лист. Подкралась к единственной зажженной свече и разобрала силуэт кресла напротив папиного кабинета.

Казалось бы, просто бумажки! Но какой азарт! Я буквально порхала, не чувствуя сонливости, которую будто стер дух авантюризма.

Только на лестнице второго этажа я замерла как вкопанная, прислушиваясь к странным звукам. Какое-то хлюпанье, пыхтение и тяжелое сопение раздавалось из-за угла, где мама сделала небольшой уголок отдыха с софой, чайным столиком и книжной полкой.

Подкравшись и стараясь не издавать ни звука, я выглянула из-за угла, чтобы почувствовать острый прилив тошноты.

Прямо на маминой софе лежала девица с широко разведенными ногами, судя по мерцающим в сумраке прядям — та самая блондинка, которую я видела перед дверью в малый зал, где все еще сидели гости. Над ней, пыхтя и страшно сопя, возвышался мужчина в нежно-голубой сорочке, которую сложно было не узнать, ведь Генри похвастался всем, когда отец привез ему ее из Вальботна.

Он что-то кряхтел, но я не могла разобрать, а его партнерша то и дело норовила сладостно застонать, переполошив обитателей дома и вынуждая Генри влажными и слюнявыми поцелуями затыкать ей рот.

Отвратительно.

И это человек, с которым мне предстоит прожить жизнь? Который хочет, чтобы я родила ему наследника?

Стало невыносимо горько.

Неужели я не достойна лучшего, чем Генри? Родители просто не могут бездушно заставить меня выйти за него замуж, искалечив мою жизнь собственными руками. Я просто обязана сорвать помолвку.

Обязана.

Уверенность в том, что моя семья отречется от меня после этого, стала только сильнее. Такой пощечины от собственной дочери они не простят и, скорее всего, поспешат от меня избавиться, выслав из столицы, например, к тетке Саче, куда менее богатой. Или в храм послушниц Арфеи.

Но в любом случае такой исход будет лучше, чем жизнь, проведенная с этим ничтожеством.

Сбежать?

Шальная мысль просвистела в ушах стрелой и звякнула о череп острым наконечником, отчетливо дав понять, что от этого зависит моя жизнь.

Бутылка уже оттянула руки. Тихо развернувшись, я так же бесшумно поспешила, куда и направлялась ранее — на третий этаж, к папиному кабинету.

Ступая так, чтобы не потревожить скрипучие половицы, сунула руку между объемных подушек, сразу же поймав вчетверо сложенный листок, на этот раз с изображением шпиля на нашей крыше и венчающего его громоотвода.

Я была как раз рядом с чердачной лестницей. Прошагав до конца коридора, вытянула ее вниз, чтобы забраться под невысокую крышу, миновать коробки с вещами и прочий хлам и дойти до мансардной двери.

На улице оказалось неожиданно холодно. Втянув прохладный воздух, я по пояс высунулась наружу, оглядывая совершенно пустую крышу.

Никого. Только огни в домах на нашей улице и вид на дворец его величества, подсвеченный так ярко, будто все фонари столицы были собраны для этой иллюминации.

Осторожно ступая по шершавой черепице, я добралась до нарисованного на картинке шпиля, оперлась и слегка высунулась вниз, чтобы посмотреть на людей с такой высоты.

По тротуарам брели нечастые, чаще пьяные парочки, сонные улицы с каждой минутой погружались во тьму, гася фонарики у порогов и окон, а я поймала себя на мысли, что никогда раньше не думала сюда забраться. На небе ярко горела полная луна, припорошив небо вокруг себя россыпью звезд, и ее чистый белый свет очерчивал силуэты домов серой краской.

Здесь бы вышло отличное место, где можно было бы найти душевное спокойствие или просто помолчать наедине со вселенной.

Но зачем эти записки привели меня сюда?

Принявшись оглядываться, обошла шпиль по кругу, заметив аккуратно лежащий на черепице букет, обернутый тонкой бумагой.

Ярко-алые розы выглядели очень символично в эту страшную, полную открытий, выводов и решений ночь, словно подталкивая и крича: «Ты правильно думаешь! С Генри такого не будет!»

Больше никогда не будет.

Нет, конечно же, у меня нет гарантий, что если я сбегу, то всё обязательно каждый день будет удивлять меня самым приятнейшим образом, но если останусь с Генри — не будет даже надежды. Жизнь с ним убьет во мне то, без чего никто не может жить, — веру.

Резкий порыв ветра заставил цветы у меня в руках зашелестеть, привлекая внимание к очередной записке, на этот раз не с инструкциями. Я прочитала вслух, вновь непонятно чему улыбаясь:

— «Ты авантюристка. Мне нравится».

Глава 2

— Рори, милая, ты уже проснулась? — старушка Гвендалин мягко толкнула дверь после стука, держа на руках поднос с завтраком. — О, а что это за красота?! Генри подарил?

— С чего ты взяла?

Коснувшись ладонью кроваво-красных бутонов, вновь перебрала в памяти события прошлого вечера. Всю ночь я не могла сомкнуть глаз.

Мысли гудели в голове вплоть до рассвета, не позволив уснуть. Мне удалось застать уход последних гостей и даже увидеть из окна, как мой благоверный уходит под ручку с той самой блондинкой, скрываясь в тени предрассветного сумрака.

Именно тогда я поняла, что это меня больше не трогает. Не осталось даже омерзения — только ледяное равнодушие и твердая уверенность, что Генри и его выбор больше меня не касаются.

— Как с чего? Вчера у вас была помолвка, конечно же, это от Генри!

— Пусть так, — не стала спорить, вновь возвращая свой взгляд цветам.

Букет стоял в прозрачной вазе на моей прикроватной тумбочке. Тонкий, едва слышный аромат полностью заполнил голову, напоминая о странной записке и о том, кто ее написал, оставив после себя только тучу вопросов.

Господин Энеску… Адриан.

Неоднозначный, непонятный и такой притягательный, словно я мотылек, а