Очень древнее Зло - Екатерина Лесина

уже все. А потом, как второй раз, так ты уже большим был. Клятву я приносил. Это-то помнишь?

— Помню, — согласился Ричард.

Клятва — не более чем условность. И все же обставили все торжественно.

Город.

Флажки. Цветы. Нарядные люди. Отец… что-то говорит, а что — память опять не сохранила. Она у Ричарда, оказывается, совсем дырявой стало. Музыка… танцы потом. И тоска, которая душу разъедает. Ему хочется остаться здесь, в городе, среди нарядных веселых людей, пусть даже Ричард не понимал причин их веселья, но ведь тянуло.

К людям. К живым людям.

И он даже решился попросить разрешения. А отец глянул так, равнодушно, и сказал:

— Нет.

И потом уже тише добавил.

— Тебе нельзя к ним.

Тогда было просто обидно, хотя и обида давным-давно стала привычной. Ричард подчинился. А теперь… теперь крепло недоумение. Почему отец запретил?

И всю ли правду он рассказал?

— Он… тебе говорил обо мне? Что-нибудь? Может, что-то, что показалось странным?

— Более странным, чем запрет появляться в Замке? — хмыкнул дэр Гроббе. — Там ведь многие хотели бы служить. Но…

Но была душница.

Тварь, с которой отец не справился. А Ричард сумел. И победа эта жгла душу гордостью. Вовсе он не так и слаб. Вовсе не никчемен. Только…

— Не важно. Я-то… пойду, что ли, корабль готовить? — дэр Гроббе поднялся.

— Так ты согласен?

— А то… какой старый пират откажется от сокровищ? Там же сокровища будут?

И Ричард кривовато усмехнулся.

— Целый город, — пообещал он.

— Вот! — дэр Гроббе поднял палец, и кривоватый клюв попугая ухватил за него.

— Пиаст-р-ры! — заорала птица. — Якорь тебе в…

— Островитяне выдвигаются все. Их немного. И без них с кораблем не справиться, — Ксандр докладывал тихо, вполголоса. И старательно играл в равнодушие. — Возьмут дюжину вироссцев и еще ладхемцы с ними же.

— Не передерутся?

— Не должны.

— Скажи, чтобы брали добровольцев.

— Думаешь, там кто-то в здравом уме откажется? Им еще домой возвращаться… да и нам бы, хотелось.

— Тебе это не нравится?

— А сам как думаешь? — Ксандр все-таки присел на край стола. — Тебе нельзя туда.

— Потому что тварь была права?

Вопрос прозвучал. И… и Ричард готов был услышать ответ.

— Тварь…

— Не надо, Ксандр. Ты ведь был там. Слышал. Как и остальные. Но если кто и не понял, то они. Люди. Они ведь знают далеко не все. В отличие от тебя. А ты… ты был со мной с самого начала. И не только со мной. Она сказала правду? Это я всех убил?

— Нет.

Поверить захотелось. Отчаянно. И вздохнуть с облегчением. И сказать себе же, что твари лгут, особенно такие, древние и изворотливые.

— Ты… уверен?

Пусть скажет, что да.

Поклянеться не-жизнью или еще чем-нибудь. Главное, чтобы ни тени сомнений. А он молчит. Сидит. Глядит на собственные ботинки. И молчит.

— Значит, нет.

— Тебя увезли. Анна… умерла и её похоронили. Потом… потом ты долго не приходил в себя, а когда пришел, просто лежал и смотрел. В потолок. Не мигая. Днями. Не разговаривал. Не замечал никого и ничего. Ты не убийца, Ричард. Просто она жрала тебя. Твою душу. И выжрала приличный кусок. Но ты не убийца.

— Почему… как ты вообще…

— Потому что была сделка. И заключил её не ты, — Ксандр сцепил руки. — Они не оставляют своих жертв. Не тех, которых жрут, но тех, которые впускают тварей в себя. Как твоя мать. Она отдала свое тело, свой разум…

— Душу?

— Не знаю. Слишком тонкая материя. И никто не ответит тебе с полной уверенностью. Разве что боги. А богов… богов давно не видели на земле.

— Значит, я…

— Она. Она дала душнице свободу. Она прикормила её. И в том числе тобой. И память… душа и тело связаны, сам видел. Она обглодала твою душу, а с нею пострадало и остальное. Нам повезло, что твоему отцу удалось хоть как-то её остановить.

Наверное.

Только везение это было кривым каким-то.

— Значит… она виновата? Мама?

— Я бы так не сказал, — Ксандр смотрел с печалью. — Знаешь, когда долго живешь… очень долго… то со временем начинаешь думать. При жизни я не особо задавался всякими странными вопросами, вроде того, кто и в чем виновен. Все было понятно. И предопределено еще до моего рождения. Нужно было лишь следовать правилам. Я и следовал. А потом умер, и оказалось, что для мертвых свои правила. А мир не ограничивается этой вот гребаной долиной. И там, в мире, третьи правила. Четвертые. Сто десятые. Всем следовать при желании не выйдет. А еще там люди. Всякие.

— Твой святой?

— Он был еще тем засранцем, если подумать. Но да, и святым. Тоже бывает. Так вот, он задавал вопросы. Сначала один. Потом другой. И с каждым новым отвечать выходило сложнее. Пожалуй, именно он научил меня думать. И искать ответы.

— Правильные?

— А правильных нет, — Ксандр ненадолго замолчал. — Кто виноват… твой отец, когда решил, что сумеет защитить вас. От всего. Или раньше? Когда выбрал неподходящую женщину. Любовь? Опасная игрушка. Сам поймешь. Он решил, что любовь превыше долга. И твоя мать тоже. Она ведь могла рассказать ему, что ей плохо. И уехать. Оставить…

— Меня?

— И тебя. И его. Мне кажется, она тоже любила. Без любви у женщины терпение заканчивается быстро. Так вот, она выбрала эту любовь и осталась. Ты… ты нашел зеркало, но не отдал отцу. Он… когда не увидел и не спросил. Твой предок, вообще впустивший тварь в дом и укрывший её от прочих. Он-то должен был понимать, что такие вещи невозможно спрятать навсегда. Так что… все виноваты, Ричард. В той или иной мере. И никто. Так тоже бывает.

Пожалуй… хочется согласиться.

И поверить.

— Что мне там грозит?

— Не знаю, — Ксандр покачал головой. — Хотел бы сказать, но… я действительно не знаю. Потом, по возвращении домой, ты долго болел. Несколько лет. Душа может восстановиться. Так считают. Но как быстро идет этот процесс? И восстановится ли она полностью? Или, может, зарубцевавшаяся рана откроется вновь? В… определенных обстоятельствах?

А мог бы и соврать.

Но хорошо, что не соврал.

— Ты ведь бывал там.

— Как и ты. Не дальше первой черты. Помнишь?

— Нет.

— В первый раз тебе было семь. Отец взял тебя просто, чтобы показать. Город красивый, даже издали. Особенно по утрам. Там рождаются туманы, не густые, нет, скорее уж полупрозрачные покровы, сквозь которые проступают далекие тени зданий.

Он прикрыл глаза.

— И кажется, что город вот-вот оживет. Что он просто спит и ждет момента, чтобы проснуться. И надо лишь поверить… тьма там