Алый лев - Элизабет Чедвик

— Я бы был мудрее и приберег такие истории для графини, — не моргнув, сказал Жан.

Вильгельм рассмеялся и посмотрел на лестницы, ведущие во двор крепости.

— Она меня заживо сварит, когда узнает о сегодняшнем сражении, — бросил он через плечо. — Скажи другим, что, если хотят увидеть меня живым, пусть не сильно приукрашивают.

— Сделаю все, что смогу, — ответил Жан с сочувственной миной.

Изабель сделала последний стежок на лоскутке ткани, закрепила узел и отрезала нитку маленькими серебряными ножницами.

— Вот, — обратилась она к своей лопочущей трехлетней дочке. — Он готов. Что скажешь?

Маленькое личико Махельт засветилось от радости, когда мать протянула ей крошечный сверток, размером с большой палец, в форме спящего ребенка. Тельце было сделано из шерсти, выдернутой из корзинки с пряжей, а потом бережно завернуто в лоскуток.

— Спасибо, — Махельт сочно чмокнула мать в щеку и крепко обняла за шею, а потом убежала в свой уголок, где играла со своими куклами. Улыбка Изабель светилась нежностью и восхищением. Махельт совсем недавно вышла из младенческого возраста, но уже обладала щедрым материнским духом, который пылал в ней так же ярко, как боевой дух в ее братьях. У нее уже была куколка размером с колышек для шатра, сделанная из мягкой ткани, которую можно было кормить и баюкать, а теперь появился новый член ее семейки кукол. Они жили в сундуке у кроватки Махельт, и она целыми днями играла с ними. Эта девочка могла стрекотать, как сорока, и выдумывать про них истории. Рождение младшего брата Гилберта ненадолго встревожило ее, но, поскольку девочке он очень нравился, ревность ушла, и она снова вернулась к своим игрушкам. Теперь она аккуратно положила куколку-младенца на руки кукле-маме, наряженной в розовый лоскуток. У куклы-мамы были золотые косы, как у Изабель.

Изабель стряхнула с колен остатки ниток и подошла к Гилберту, которому было уже почти пять месяцев. Несмотря на необычное появление на свет, он был очень подвижным и не проявлял никаких признаков болезненности, ни телесной, ни умственной, — наоборот, чаще всего он находился во вполне благодушном настроении. Если он был накормлен, сух и с ним играли, он и не требовал больше внимания, в отличие от старших братьев, которые в свои семь и шесть лет умудрялись везде поцарапаться, влезть во все неприятности, и энергия так и била в них ключом, начиная с момента пробуждения и заканчивая временем, когда их отсылали в постель. Особенно Ричард. Сейчас через открытые ставни она могла слышать его возбужденные крики и ответы его брата.

Изабель нахмурилась. Должно быть, сегодня их урок боевого искусства закончился раньше, или их учитель, Эстас, решил дать им передышку, чтобы они могли побегать на свободе. Но смеющийся мужской голос, различимый среди их криков, принадлежал не Эстасу, и звук этого голоса заставил ее сердце дрогнуть так сильно, что оно будто уперлось в грудь, а дыхание перехватило. Она подбежала к сводчатому окну и выглянула наружу. Эстас стоял в стороне, упершись руками в бока, с широкой улыбкой глядя, как ее сыновья нападают с деревянными мечами на своего отца и Жана Дэрли. Позади них в зал проходили рыцари Маршала, за спинами у них висели щиты, а руки были заняты поклажей.

Собравшись с мыслями, Изабель принялась раздавать распоряжения служанкам. Она не знала, радоваться ей или сердиться из-за того, что Вильгельм не послал к ней вестников предупредить о своем скором прибытии, а решил явиться неожиданно, как осенний шторм, чтобы застать ее врасплох. Отдав распоряжения насчет ванны и провизии, она поспешила вниз, в зал, поправляя на ходу платье.

Когда она, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, появилась на пороге лестницы, ведущей в покои, в зал со двора уже входил Вильгельм, держа в каждой руке по сыну. Собравшись, понимая, что все глаза обращены к ним, но видя только Вильгельма, она вышла вперед, чтобы поприветствовать его. Его плащ и сапоги были в дорожной пыли, сам он был загорелым, стройным, подтянутым и выглядел опасным.

Он увидел ее и отпустил мальчишек.

— Ступайте, — велел он им, — дайте мне встретить вашу мать как полагается.

Толкаясь и улыбаясь, Вилли и Ричард отступили в сторону Вильгельм подошел к Изабель, взял ее правую руку и чинно поцеловал. Он отрастил колючую бороду за время своей отлучки. Выражение его глаз было таким, что ее сердце замерло.

— Милорд, добро пожаловать домой, — произнесла она так же чинно, хотя и ответила ему пламенным взглядом. — Если бы вы послали вестника, мы бы лучше подготовились к вашему приезду.

— И зря. Я хотел сделать сюрприз, — он обернулся, чтобы взять из рук слуги кубок с вином. Сделав маленький глоток, он передал его Жану Дэрли, который, отпив, передал его другому рыцарю.

— Тогда сюрпризом будет ваш ужин — в зависимости от того, что у нас есть, — ответила Изабель, но она уже смеялась.

В его присутствии она чувствовала легкое головокружение, будто от вина. После долгой разлуки всегда так бывало. Желание, подавляемое столь долго по необходимости, словно просыпалось.

— Ну, после крысиных хвостов и вареных червяков, нам все, что ни подадут, покажется манной небесной, — сказал он и, подмигнув сыновьям, направился к лестнице. По всему залу жены, возлюбленные и дети встречали своих мужчин, и звук счастливых, веселых голосов наполнил и согрел так долго пустовавшую комнату.

— Неужели было так плохо? — спросила Изабель.

— Иногда, — уклончиво ответил Вильгельм. Войдя в покои, он кивнул служанкам Изабель и склонился над колыбелью, чтобы взглянуть на спящего ребенка. Новости о рождении и крещении Гилберта он получил еще на поле боя. Уже третий сын. Будет кому сохранить фамильное имя.

— Он решил прийти в мир ногами вперед и напугал всех. Мы боялись, что он мертворожденный, но с тех пор он исправился, — сказала Изабель, подойдя к нему. — Из рассказов, что я слышала о временах, когда ты был оруженосцем, могу сказать, что он в тебя.

— В каком смысле? — Вильгельм выглядел удивленным.

— Говорили, что ты не делал ничего, только спал и ел, за что и получил прозвище Обжора.

— Это несправедливо, — запротестовал Вильгельм. — Ну да, я любил поесть и поспать, когда получалось, а кто в молодости этого не любит? Но мне приходилось работать, чтобы это заслужить.

— Тем не менее, ему это прозвище подходит. У него уже прорезался первый зуб, и он начал есть кашу. Я на прошлой неделе наняла кормилицу.

Вильгельм ничего не ответил, но его тело отреагировало немедленно. Изабель нравилось самой выкармливать детей, по крайней мере, какое-то время, для нее это было в равной мере радостью материнства и обязанностью. Ее дети были де Клерами по крови, и то, что она их кормила, пока не приходила пора отлучать их от груди, было им только на пользу. Однако Церковь объявляла грехом любовное соитие между кормящей женщиной и ее мужем. И, хотя они с Изабель иногда нарушали этот запрет, чувство вины мешало им. Поэтому всегда было облегчением, если удавалось взять кормилицу, особенно после долгого сухого лета.