Сапер. Том II (СИ) - Вязовский Алексей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну и большая порция хвалебных слов, «так победим» и все такое прочее. Фотографий нет — я остался инкогнито.
Когда подлетали к Киеву и закончилась болтанка (пилот стерегся немецких истребителей и шел в облаках по приборам) — показал статью Кирпоносу. Тот изучил статью, но только неопределенно хмыкнул. Никаких комментариев не последовало.
Зато уже в Киеве, Масюк чуть руку не оторвал — так тряс.
— Ну ты и герой! Могли бы орден Ленина дать за такое, жмоты.
Раскрытая «Правда» лежала на столе адъютанта.
— Как у вас тут? — поинтересовался я, меняя тему. — Новости с УРов есть?
— Стоят, — коротко ответил Аркаша. — Тут такое дело…
Договорить он не успел — в приемную заглянул Чхиквадзе.
— Петр Николаевич? Приехали? Очень хорошо, срочно нужна ваша помощь! — сказал он, явно о чем-то беспокоясь.
— Что-то случилось? — недоуменно спросил я. Просто никак не мог себе представить, какая помощь от меня нужна особистам. — Сейчас командующий…
— Все после, Петр Григорьевич, — особист принял серьезный вид. — Немедленно поезжайте в военно-клинический госпиталь, там наши разведчики какого-то полковника немецкого притащили. Взяли его неаккуратно, прострелили легкое.
— А я тут при чем?
— Вы же по-немецки говорите? Эмилия Карловна вас очень хвалила. Начнете расспрашивать. А у нас совсем с кадрами затык. А то помрет немец и ничего рассказать не успеет. Полковник генерального штаба, оберфельдинтендант, фон Брок. Сами понимаете, медлить нельзя. Пока переводчика привезут, три раза помрет. Давайте, там наш сотрудник ждет.
— Ну так Эмилию Карловну и пошлите, — пожал плечами я. — Она же лучше язык знает.
— Погибла Эмилия, — тень наползла на лицо Чхиквадзе. — Разбомбили ее дом. Тело до сих пор не нашли.
Рядом тяжело вздохнул Масюк.
— Пусть земля будет пухом, — я встал, поправил гимнастерку. — Я готов.
— Поторопитесь. Машина у входа.
*****
До военно-клинического госпиталя домчались мигом. Вместо одного из корпусов была огромная куча битого кирпича — с десяток человек медленно ее разбирали. Рядом лежало несколько обезображенных трупов. Их даже никто не потрудился накрыть простыней или одеялом. Меня встречал какой-то пожилой доктор с серым от усталости лицом
— Начальник хирургического отделения Пестель, — представился он. Надо же, знатная фамилия, хоть и дворянская. Он приоткрыл дверь, пригласил пройти за ним.
Я тоже представился, спросил, как чувствует себя пленный.
— Плох. Прострелено легкое. Состояние мы пока стабилизировали, но требуется срочная операция, иначе он просто утонет в своей крови.
— После которой он может не очнутся? — уточнил я.
Хирург лишь развел руками. Мол, на все воля Божья.
Меня провели в палату, где лежал лысый пузатый немец с перевязанной грудью. Его бледное, почти серое лицо было мокрым от пота, он что-то шептал, пялясь в потолок. Из-под повязки торчала трубка, другой конец которой был засунут в бутылку с водой. Рядом с кроватью стоял стол, два стула. Навстречу мне поднялся военный с петлицами старшего лейтенанта артиллерии. Вроде видел его в управлении.
— Доброе утро, — поздоровался я, подходя к столу. Дверь за мной острожно закрыли, наверное, Пестель.
— Приехали? — подал мне руку старлей, или кто он там в особом отделе. — Хорошо. Послушайте, подождите меня минут десять, мне там кое-что доделать надо, я приду и мы тут начнем. Стенограмму я сам писать буду, обучен. Добро? — и, не дожидаясь ответа, ушел, прикрыв за собой дверь.
Немец что-то бормотал себе под нос про 30 составов с горючим, которые нужны немецкой армии в день для наступлений. А дают только 27…
— Name?! — пробудил я его из забытья. Оберфельдинтендант открыл глаза и тут же вернулся к обсуждению с самим собой количества поездов.
На мои вопросы фашист не реагировал, продолжал бредить. Кого тут расспрашивать? Я подошел к окну, задумался. Надо решать быстро. Судьба подкинула мне шанс. Но я вступаю на такой «тонкий лед»… Что и сказать страшно. Рискнуть или нет?
Выглянув наружу — в коридоре было пусто — я плотно закрыл дверь, схватил лежавшую на тумбочке клеенку, бросил ее на лицо немца, потом вытащил у него из-под головы подушку и прижал ее к клеенке, навалился всем телом. Фашист захрипел, задергался. Я легко его удерживал, прижимая все сильней к постели. Спустя пару минут фон Борк дернулся последний раз и замер. Я подождал еще какое-то время, затем аккуратно снял подушку, приложил руку к артерии на шее. Мертв. Поднял с пола упавшую клеенку и аккуратно положил ее на место.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Засунул подушку под голову, быстро вышел из палаты. На медицинском посту сидела белокурая медсестра, что-то быстро писала.
— Доктора позовите, — сказал ей я. — Что-то немцу совсем тяжко, умирает вроде.
Она вскочила, побежала куда-то, крича на ходу: «Доктор! Доктор!».
Через несколько секунд из кабинета выбежал Пестель, за ним еще кто-то, вскоре к палате фон Брока мчалась целая толпа.
Впрочем, вся суета тут же и кончилась: доктор признал немца самым мертвым из присутствующих и все разошлись. Тут и вернулся старлей, наверное, закончив свои неотложные дела.
— Умер? — спросил он, замерев в дверном проеме. Выглядел он не очень расстроенным.
— Да, но перед смертью успел кое-что рассказать, — ответил я. — Сейчас запишу, пока не забыл ничего.
Я схватил лист бумаги и начал быстро записывать. Особист подошел поближе и попытался рассмотреть, что же я там услышал.
— Извините, но это сведения уровня комфронта, — вежливо сказал я, прикрывая написанное рукой. Старлей тут же отошел в сторону. Сам понимает, что не все тайны приятно знать.
— Ну вот, всё, — я отложил в сторону бумагу и положил карандаш на стол. — Давайте его документы, я сдам в управлении.
Машина стояла у крыльца. Хорошо, что времени прошло немного и не пришлось ждать, пока прогреется двигатель. Так что добрались обратно быстро.
Я сразу же рванул в приемную. Не отвечая на вопросы Масюка, я бросился к пишущей машинке, отстукал быстро рапорт.
— Да что случилось то?! — адъютант подошел ближе, заглянул через плечо.
— Беда, Аркаша, большая беда, — я выдернул листок из-под каретки, пошел к кабинету Кирпоноса.
— Ты куда? Там совещание! — только успел крикнуть Масюк, а я уже рвал дверь на себя.
Комфронта вместе с начальником штаба фронта рассматривали оперативную карту.
— Какого хрена? — невежливо поинтересовался Тупиков — низенький генерал-майор с большим мясистым носом и грустными глазами. — Тебя не учили стучаться?
— Да, Петр, что за… — Кирпонос осекся, увидев мое лицо. — Да что случилось то?! Тебя Чхиквадзе отправил допросить какого-то немчика, там…
— Так точно, делегата связи от самого Гудериана. Для согласования операции по окружению юго-западного фронта.
Военачальники посмотрели на меня как на идиота.
— Гудериан наступает на Москву, — первым нарушил молчание Тупиков
— Уже нет. 24-го он повернул на юг. Всеми тремя группами.
Кирпонос посмотрел на меня, потом на карту. Затем на отрывной календарь. На нем красовалась дата — 27-е августа.
Генералы продолжали молчать, я протянул рапорт. Его никто не взял, пришлось класть на стол.
— Да, не, пиздё@$%шь — произнес начштаба — Не может такого быть. Немцы до холодов собираются взять Москву. Еременко их сдерживает
— Да, это деза, — поддержал его Кирпонос — Чистой воды деза.
— Фон Брок утверждал, что присутствовал на расширенном совещании в ставке Гитлера под названием «Волчье логово», — я продолжал напирать. — Директива о повороте Гудериана подписана Гитлером несколько дней назад.
Собственно, мне даже не пришлось ничего придумывать — в своей «прошлой» жизни я воевал на юго-восточном фронте, знал, какой шок вызвали у руководство «клещи» Гудериана и Клейста. Последний пока не был опасен — только к 12-му сентября он умудрится за одну ночь построить огромный понтонный мост на Кременчугский плацдарм и перебросить на него танки. К этому времени Гудериан уже две недели будет «пылить» от Брянска к Конотопу практически не встречая никакого сопротивления.