Я летал для фюрера. Дневник офицера люфтваффе. 1939-1945 - Хайнц Кноке
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Известия о зверствах поляков в отношении немецкого меньшинства произвели сегодня ужасное впечатление. Тысячи немцев стали жертвами резни, устроенной сегодня на земле, бывшей когда-то территорией Германии. Еще больше людей прибывают на территорию рейха, рассказывая жуткие истории.
1 сентября 1939 годаВ 5.40 утра немецкие войска с боями перешли польскую границу. Это означает начало войны.
Закончилось последнее лето моей юности. Так ничтожное, незначительное, индивидуальное поглощается безжалостным потоком времени. Я должен принять войну, накрывшую меня как лавина. Нужно сделаться твердым как сталь, или я буду раздавлен. Мое самое горячее желание сейчас — стать солдатом.
5 сентября 1939 года2 сентября Геринг приказал мобилизовать все гражданские авиационные службы защиты. Вчера поступило неожиданное сообщение о том, что Англия и Франция объявили войну германскому рейху. Сегодня над Хамельном впервые раздался вой сирен, предупреждающих о военном налете, когда британские бомбардировщики атаковали порт и немецкие военные объекты на побережье Северного моря.
8 сентября 1939 годаВаршава пала.
Война с Польшей оказалась молниеносной. Превосходство немецкой армии позволило совершить неудержимый марш к победе. Непередаваемые ощущения охватили нас, когда были освобождены пленные немцы — жители Польши. Картины ужасных зверств и преступлений против всякого представления о человечности открылись нашей армии. Недалеко от Бромберга и Торуня были найдены массовые захоронения тысяч немцев, замученных польскими коммунистами.
Польская армия разбита, уничтожена польская военная авиация. Здесь, в Германии, все говорят, что война будет закончена к Рождеству. Люди хотят мира. Но нам пришлось заплатить за мир человеческими жизнями.
11 сентября 1939 годаСегодня утром мой отец уехал на службу в Польшу вместе со своим полицейским отделением.
Моя сестра пережила первый воздушный налет англичан на острове Вангероге в Северном море.
Мы с матерью остались одни в нашем доме в Хамельне — в «крысиной норе». Здесь удивительно тихо. Скоро уеду и я. Война в Польше подходит к концу. Мы уже можем, наверное, надеяться, что наша семья соберется к Рождеству после разлуки.
Я хотел узнать подробнее о дате моего отъезда, но не получил внятного ответа — одни туманные обещания. Не знаю почему, но мне хочется побывать на настоящей войне.
27 сентября 1939 годаЧерез несколько дней после вступительных экзаменов я узнал, что принят. Учеба в школе закончена. Много раз я проклинал мою старую школу, но все-таки любил ее. Прощай, родная школа, прощай, старый добрый доктор Тробитиус. Все-таки он простил мне то, что я пропускал его уроки, долго жал мне руку, желая удачи в жизни и на службе. Вчера я узнал о смерти двух моих одноклассников. Оба погибли в бою при Радоме.
30 октября 1939 годаСегодня я наконец-то получил повестку о призыве в военно-воздушные силы. Мне надлежит 15 ноября прибыть в расположение 11-го тренировочного полка, расположенного в Шенвальде, недалеко от Берлина.
Война в Польше продолжалась чуть больше месяца. Сравнительно небольшая активность наблюдается на наших западных границах. В операциях задействована только авиация. Я с огромным нетерпением жду первого боевого вылета.
13 ноября 1939 годаМедленно тянутся дни, сливаясь в недели, а меня терзает нетерпение. Всего через два дня я стану солдатом.
Мой последний день дома. Мать предпочитает не говорить о моем отъезде. Я знаю, что ей будет трудно остаться одной.
14 ноября 1939 годаСегодня днем я покинул Хамельн. «Все будет хорошо», — сказала мать. Они с Аннелиз провожали меня, махали мне, когда поезд стал отходить.
Это была моя последняя ночь как гражданского человека, я провел ее в Берлине, шум и суета большого города меня утомили.
15 ноября 1939 годаВ 15.15 я прибыл на аэродром Шеневальд, где располагается 11-й учебный полк, и доложил дежурному 4-го батальона. Отныне я на военной службе. На складе мне выдали брюки, которые болтались на мне, тесный мундир, пару невероятно тяжелых сапог и стальную каску, которая была мне очень мала.
Я рискнул робко намекнуть насчет каски, но сержант-квартирмейстер резко оборвал меня. «Заткнись! — рявкнул он. — Каска как раз впору. Ты слишком много о себе воображаешь».
С этого момента я смотрел на все широко раскрытыми глазами. Все приказы должны выполняться бегом. Казарма напоминает муравьиную кучу. Все носятся в разные стороны, доносится эхо приказов, топот тяжелых кованых сапог гремит по коридорам и лестничным площадкам — солдаты, солдаты, солдаты везде. В этом странном и страшном мире я почувствовал себя одиноко.
24 декабря 1939 годаСочельник. Война давно должна была закончиться. Первый раз я встречаю сочельник вдали от дома. Там, наверное, уже выпал снег, а у нас несколько дней идет дождь. Наша подготовка в самом разгаре, тренировки просто изматывают. Каждый день однообразная, рутинная работа: занятия на плацу, маршировка, маневры, огневая подготовка, физические упражнения, занятия в аудитории, хозяйственные обязанности, смотры и т. д.
Я снова убедился в том, что отнюдь не вундеркинд. В самом деле, я уже так долго хожу в сержантах, что решил, если я когда-нибудь буду аттестован как офицер, то уволюсь со службы и откажусь от рождественских подарков на семь лет. Во время бесконечной муштры я представляю, как заеду прикладом но голове этому умнику.
Я смертельно устал. Завтра вечером заступаю в караул, зато на следующий день могу поспать лишний час. Этот час — лучший рождественский подарок для меня.
26 декабря 1939 годаСегодня у нас бокс. Нам запрещено выходить из лагеря. Я перелез через забор, увидев девушку, которая сказала, что ищет брата. Поспрашивал ребят, но не нашел его, поскольку было уже темно. Мы несколько часов погуляли в лесу, я поцеловал ее. Она хотела вернуться, чтобы узнать, может ли она встретиться с братом в воскресенье. Возможно, мне удастся поцеловать ее еще раз. Хочу посмотреть, как она выглядит при дневном свете. Если бы сержант или караульные увидели, что я перелез через забор, я получил бы три дня гауптвахты.
1940
31 января 1940 года8 января я зачислен в Военную академию. Здешняя жизнь — совсем не пикник у озера Монотонная муштра на плацу в лучших прусских традициях, но я уже привык к этому. «Здесь вы станете твердыми, — твердят они, — твердыми, как сталь Крупна. Каждый, кто даст слабину, будет отчислен».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});