13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь - Вальтер Моэрс

Каждая волна имеет, так сказать, свой собственный облик, свое лицо, свою прическу наконец, то есть форму пены на макушке. Их различают еще и по походке, которая у моряков называется ходом волны. На юге, например, волны плещутся весело, непринужденно, зато на севере они движутся более осторожно, можно сказать даже с опаской, это из-за холода и постоянного страха напороться на льдину. На Гавайях валы бьются о берег в такт зажигательной румбы, а в Шотландии тянутся скучными рядами, под стать заунывному пению волынки. Если очень долго внимательно наблюдать за волнами, изучать их повадки, то в конце концов будешь знать, какие из них в каком месте появляются чаще всего. Так, маленькие зеленые волны с веселыми белыми барашками встретишь скорее в тропиках на мелководье, а темные суровые, с могучими шапками пены появляются у берегов, где неподалеку в море впадает широкая река, высокие синие вздымаются в холодном северном море на большой глубине, и так далее. Перечислять можно бесконечно.

Одним словом, по форме и внешнему виду волн можно точно определить, где находишься, есть ли поблизости бездонные омуты, невидимые глазу песчаные отмели или коралловые рифы, далеко ли земля, нет ли опасности быть захваченным врасплох сильным течением, водятся ли в этих местах акулы или только всякая мелкая рыбешка вроде кильки. Когда неподалеку акулы, волны едва заметно дрожат.

Помимо всего прочего, я научился еще и другим, менее значительным вещам, составляющим будни любого матроса: чинить переборки, отдирать ракушки с бортов (карликовые пираты потом готовили их под соусом из морских водорослей), запросто разгуливать вразвалочку по палубе при сильной качке, спускать на воду спасательную шлюпку, бросать спасательный круг и нести вахту на сигнальной мачте. Уже спустя год я превратился в настоящего морского волка, меня даже не тошнило в разгар самого сильного шторма.

Водоросли. Надо сказать, что карликовые пираты все это время неплохо меня кормили, в основном водорослями и мелкой рыбкой. Они знали более 400 способов приготовления даров океана, от свежих морских водорослей а-ля натурель до очень сложных в приготовлении изысканных суфле, и мне приходилось пробовать каждое из этих блюд. Мое сегодняшнее отвращение к морской капусте, по всей видимости, связано именно с особенностями меню на корабле у карликовых пиратов.

Но как бы то ни было, водоросли очень полезны для молодого, растущего организма, они содержат все необходимые витамины и минералы — возможно, даже в некотором избытке. Поэтому я рос и прибавлял в весе с невероятной скоростью, которая вскоре стала пугать не только меня самого, но и моих добрых друзей. Сначала я был намного меньше своих спасителей, но уже через год нагнал их в росте. За второй год я вырос еще вдвое, а спустя четыре года был выше их уже в пять раз.

Нетрудно догадаться, что на низкорослых карликовых пиратов, которые по природе своей вынуждены опасаться всего большого, мой стремительный рост производил самое неблагоприятное впечатление. И вот спустя пять лет размеры мои достигли наконец критической точки — корабль, казалось, в любую минуту готов был пойти ко дну.

Тогда я этого еще не понимал, но пираты поступили совершенно верно, высадив меня в один прекрасный день на берег. И я уверен, что решение это далось им нелегко. Снабдив меня на дорогу бутылкой сока из водорослей и буханкой хлеба собственного приготовления из того же самого продукта, они, плача и причитая, уплыли в лучах заходящего солнца. Малыши прекрасно знали, что их жизнь лишилась вместе со мной основного смысла.

Один под пальмами. А я, снова один-одинешенек, сидел на берегу острова, куда меня высадили карликовые пираты, и размышлял над тем положением, в которое попал. По сути говоря, размышлял я вообще впервые в жизни, ведь в шуме и сутолоке, царивших на борту пиратского корабля, мне еще ни разу не удалось собраться с мыслями.

Поэтому неудивительно, что мысли мои по первости не отличались особой оригинальностью, а придерживались скорее знакомого, проторенного фарватера. Первая мысль, пришедшая мне в голову, была — хочу есть. Вторая — пить. Поэтому, отложив на время свои размышления, я с жадностью набросился на хлеб из водорослей, а покончив с ним, так же быстро разделался и с бутылкой сока. Постепенно в желудке моем распространилось приятное тепло, как будто там кто-то зажег невидимый огонек, а вместе с ним пришла уверенность в своих силах и желание бросить вызов судьбе и пойти осмотреть тот пальмовый лес, что начинался неподалеку, в нескольких шагах от берега. Открытие, совершенное мной в тот момент и не раз выручавшее меня на протяжении последующих лет жизни, заключалось в следующем: как бы ни была трудна поставленная задача, выполнение ее окажется намного проще, если загодя как следует подкрепиться.

Ночь. Потом настала ночь, вокруг стемнело.

Тьма… Раньше я вообще не знал, что это такое. У карликовых пиратов всегда было светло, даже ночью. С наступлением сумерек на судне зажигалась великолепная иллюминация. Пиратский корабль представлял собой ночью маленькую сияющую феерию. Он был похож на миниатюрный ярмарочный балаганчик, хозяин которого не поскупился на пиротехнику и закулисные шумовые эффекты. Дело в том, что карликовые пираты отчаянно боятся темноты. Бывалые морские волки, они свято верят, что ночью на корабль потихоньку приходят химериады, пожирающие души беспечных моряков. А чтобы прогнать этих злых духов, следует осветить корабль как можно ярче и поднять на нем такой оглушительный шум, который в силах выдержать разве что самые закаленные барабанные перепонки. Поэтому малыши не только зажигали на ночь всевозможные лампы, факелы, разноцветные гирлянды, жгли бенгальские огни и обыкновенные свечи, но еще и без устали палили в небо сигнальными ракетами и одновременно пением, криком и стуком молотков по чугунным горшкам устраивали такой шум, что о сне нечего было и мечтать. Спали на корабле днем. Зато химериады нас не беспокоили.

Страх. И вот теперь я впервые оказался один в темноте. С наступлением ночи в сознание мое прокралось чувство, о существовании которого я раньше не подозревал. Страх!

Очень неприятное чувство, словно сама тьма просачивается под кожу и течет потом вместо крови по жилам. Раскидистые зеленые пальмы, которые при свете дня так славно покачивались на ветру, превратились вдруг в гигантских свирепых страшилищ, неприветливо машущих мне своими кошмарными лапами.