Пир у золотого линя - Владас Юозович Даутартас

из гостей захочется отведать — пожалуйста. Переплетенные корни затонувшего куста образовали целые комнаты, нарядные залы, запутанные лабиринты. Трумпис местами почистил ил, местами нарыл его побольше, а в некоторых комнатах раздвинул переплетенные ветки, чтобы получились окна для гостей. А что, если им захочется посмотреть вдаль — вдруг они это любят? Как по заказу, солнце, клонясь к горизонту, бросило последний взгляд на дно заводи. Заглянуло и обрушило на дворец наших рыб ворох огненных лучей. Заискрились убранные ракушками башни замка, заблестели переливчатые, словно золотистые ленты, растения подводного леса.

Ауксе, пристроив среди веток серебристый осколок ракушки, наводила красоту. Смотрелась в ракушку, вертелась, виляла хвостом. Замечательно выглядела Ауксе. Это видел Трумпис, и это должны были заметить все гости.

— Трумпис, скажи, пожалуйста, дорогой, это правда, что у меня усы стали длиннее? — обеспокоенно спросила Ауксе. Она гляделась в зеркало и недовольно поводила носом.

— Ты прекрасна, Ауксе. Не слушай ты никакой болтовни. У тебя очень красивые усики. И вообще.

Трумпис не успел закончить. На одетую листьями ветку ракиты села сорока. Она уселась, пригнув ветку к самой воде, и гаркнула как могла громко:

— Рыбы, слушайте меня! Новость! Лини пир устраивают! Слушайте новость! Лини устраивают пир!

— Ну и болтунья! Уже растрещалась! — сердито засопел Трумпис и стрелой кинулся в сторону ракиты. Несколько метров он крался, скрываясь в траве, чтобы сорока не заметила. А той и дела мало. Сгорбившись от натуги, она орала:

— Пир у линей! Пир у линей!

Трумпис резко повернулся, шлепнул широким хвостом по воде и обрызгал весь пестрый сорочий наряд.

— Вот тебе, трещотка!

— Разбойник! Злодей! — завопила сорока и взмыла вверх.

— Так тебе и надо! — смеялся довольный Трумпис. Однако, возвратившись к своему дому, он снова сделался озабоченным.

— Теперь не только соседи, но и жители большой реки все узнают. Что же это будет?

— Не понимаю, к чему нам скрытничать? Ну и пусть знают, даже лучше будет.

— А если Жрунья слышала?

— Ты что, щуки испугался?

— Да видишь ли, как тебе сказать… Лучше все-таки держаться от нее подальше.

— А что ты ей сделаешь? Вздумается ей — вот и приплывет. Ну и пусть. Только мне вот что не нравится. Я уже раньше говорила и еще скажу: надо было всю нашу родню, всех рыб нашей семьи пригласить. И язя, голавля, усача…

— Да будет тебе… Куда ты их всех денешь? И потом, чем, скажи, хуже других такая рыба, как лещ, рыбец или карась, сазан… Ведь это тоже наши карповые…

— Чего доброго, еще позовешь подуста, пескаря, уклейку!..

— А почему бы и нет? Всю родню — так всю родню.

— Нет, ты прав, дорогой. Слишком много получится… — наконец согласилась Ауксе. Потом подумала еще и прибавила: — Может, это даже и лучше, когда своих меньше. Ах, как я жду хариуса. Он такой интересный…

Трумпис посмотрел на Ауксе, нахмурился, но ничего не сказал. А та все болтала:

— Как ты думаешь, Трумпис, приплывет он или нет? Не загордится ли? А вдруг ему у нас не понравится? Ведь он такого знатного рода.

— Ну и глупости ты несешь! Весь вечер перед зеркалом вертишься.

— Трумпис, ты что — рассердился?

— Опять ты за свое… Лучше смотри, не видно ли гостей. А то проглядишь, а они уже тут…

И верно! Не успел линь трижды обогнуть свой дом, как на небе показалась луна, а в зарослях ивняка подал голос соловей. И тут же, как было уговорено, показались первые гости. Говорят, кто ближе живет, того дольше хозяин ждет. Однако на этот раз получилось наоборот. Первой очутилась возле дворца линей соседка — плотва. Несколько дней назад она отнерестилась и теперь прихварывала. Но когда ее пригласила Ауксе, она не сумела отказаться. И не только потому, что плотва и линь — близкие родственники, из одного семейства карповых. Плотва жила по соседству с линями, и у них были общие радости и общие заботы. Случалось им и поссориться, не без этого, но в целом лини жили в добром соседстве с плотвой. Неплохая она была соседка. Ауксе даже уверяла, что ее сравнить невозможно с этой сплетницей красноперкой. И то правду говорят: хоть в одном лесу деревья, а по-разному растут. Плотва была тихая, спокойная, уживчивая, а красноперка — только и гляди, как бы не насмеялась, не насплетничала, не пустила какой-нибудь слух. Что и говорить, плотва была своя рыба. Ауксе, завидев ее, кинулась навстречу.

— Добро пожаловать, соседушка! — приветствовала она и проводила в дом. Плотва качнула туловищем, но не произнесла ни слова. Трумпис сразу заметил, что у соседки во рту был зажат жирный червяк. Плотва повернулась и положила червяка возле груды ракушек. И только после этого, расцеловавшись с хозяйкой, заговорила:

— Думала, не смогу быть. Так болит поясница, так ломит… Ах, как у вас нарядно…

— Так, немного прибрались… — отвечал Трумпис. — Не стоило, соседушка, гостинцы носить. У нас всего вдоволь, чего уж там…

— Что вы, право… Червячок не помешает…

Ауксе глядела на плотичку. Та и впрямь была плоха. Бока опали, а красивая серебряная чешуя не блестела. Тяжело пришлось ей во время нереста. Вспомнив, что и ей это предстоит, Ауксе глубоко вздохнула.

— Вы поболтайте, а я пойду взгляну, не прибыл ли еще кто, — сказал Трумпис и отплыл в сторону. Далеко плыть не пришлось. Резкими скачками, то и дело оглядываясь, к Трумпису приближался елец. Он нес, ухватив за ножку, большого зеленого кузнечика.

— Здорово, старый! — воскликнул елец, выронив при этом кузнечика изо рта. — Еле нашел твою дыру.

— Послушай, корбусь…

— Елец я, черт возьми, неужто не знаешь? — оборвал его елец и нырнул к поверхности воды за кузнечиком, который уже всплыл и покачивался на воде, раскинув крылышки. Ныряя за кузнечиком, елец добавил: — Ну и вонища, старик, у тебя в заводи, ну и водица… И не надоело