Убежище - Адам-Трой Кастро

Я поморщилась:

— Это не аффект. Это полный психический срыв.

— Пожалуй, соглашусь. И при обычных обстоятельствах это дело должно было стать простейшим: открыто и закрыто. Но тут и появляется осложнение: Диямены решили защитить Гарримана и совершили нечто такое, что он стал, по их мнению, для нас недосягаемым.

— Нечто, ставшее возможным только благодаря медицинскому комплексу «AIsource Medical»?

Бенгид прочитала в моих глазах ярость.

— Верно.

Нарисованная ею картина была почти шедевром. Она хоронила простую геометрию преступления под клубком метафизических вопросов на тему о том, какую долю вины все еще можно возложить на личность после того, как эта личность перестала существовать.

Бенгид отвела упавшую на глаза прядь светлых волос.

— Полагаю, для тебя не новость, что на все про все уходит примерно пять месяцев…

— Реально — это около двухсот процедур, которые надо проводить по одной или две в день, — объяснили Порриньяры. — Да, как раз около пяти месяцев и требуется.

Бенгид всмотрелась в их лица:

— Звучит сурово…

— Времени на каждую уходит так мало, что достаточно вставать всего на пятнадцать минут раньше каждый день.

— И что происходит в конце? — скептически осведомилась Бенгид. — Кто-то просто щелкает выключателем?

— Можете смотреть на это и так, советник. Но никакой травмы не испытываешь. По ощущениям это больше похоже на пробуждение, чем на рождение.

Она кивнула:

— В любом случае, у них имелись и время, и необходимое уединение, чтобы это проделать. Но по завершении процедур не стало ни Гарримана, ни Дияменов. Возникло новое существо с их именами, способное вспомнить, как оно было по отдельности Гарриманом и Дияменами, но состоящее теперь из троих.

— И несущее бремя, слишком тяжелое для одного, — пробормотала я.

Я лишь через несколько секунд поняла, что все смотрят на меня. Порриньяры — потому что знали меня, а Лайра Бенгид — потому что знала недостаточно хорошо.

Бенгид опять выглядела озадаченной, но собралась и продолжила:

— Итак, вот проблема, стоящая перед нами. Если мы возложим вину только на Гарримана и посадим его в тюрьму, для него это не станет реальным наказанием. Он может сидеть в самой глубокой подземной темнице и все равно наслаждаться свободой дистанционно, до тех пор пока Диямены на воле и живут, как хотят. — Она обратилась к Порриньярам: — Я ведь права? Нет никакого способа прервать эту связь и экранировать его от их ощущений?

— Легального — нет, — ответили Порриньяры. — Они сейчас одна личность, даже если каждое из тел делает что-то свое.

Осцин добавил:

— Две части меня иногда находились в тысячах километров друг от друга.

Теперь Скай:

— Иногда еще дальше.

Осцин:

— Все это время два моих тела действовали независимо.

Скай:

— Если бы такого не было, то мое усовершенствованное состояние не давало бы никакого преимущества.

И они завершили вместе:

— Но в терминологии реального мира это можно сравнить с левой и правой рукой, действующими под контролем сознания, которое использует обе руки с одинаковым умением. Кроме тех случаев, когда одно из моих тел спит или, как это случилось несколько месяцев назад, серьезно выведено из строя, я всегда знаю, что делают и Осцин, и Скай. Да, вы правы: можно посадить в тюрьму одного меня, но мне будет это безразлично до тех пор, пока я в состоянии видеть, слышать и наслаждаться полнотой жизни, вбирая в себя ощущения другого.

Бенгид пару раз моргнула и через несколько секунд выдавила:

— Настоящая сцена из кабаре…

— Я тоже так думаю, — сказали они. — К сожалению, достойный певческий голос есть только у Скай.

Бенгид улыбнулась — вежливо, но фальшиво:

— Значит, вы понимаете, о чем я говорю. Нет никакого смысла наказывать только Гарримана. И наказать всех троих мы тоже не имеем права; в этом случае мы накажем две трети коллектива, который даже не существовал к моменту убийства. Я в тупике.

— Вы боитесь, что приговор отменит апелляционный суд? — спросили они.

— Нет, — огрызнулась Бенгид. — Я боюсь ошибиться.

Порриньяры обдумали ее слова.

— Вы всегда сможете обвинить Гарримана в убийстве, а Дияменов назвать фактическими сообщниками, ведь они так долго не сообщали о преступлении. Они получат эквивалентные приговоры, а когда окажутся в камере, то ни одно из индивидуальных тел не сможет облегчить участь другого за счет передачи положительных ощущений.

Бенгид покачала головой и встала, чтобы налить себе мерзкого бруджа:

— Здесь они нас тоже опередили. Диямены первым делом показали нам запись в журнале станции, сделанную всего через три часа после убийства. Там указано: они посадили Гарримана под арест за убийство. Они подтвердили, что собрали все относящиеся к делу улики и поместили их в надежное место для хранения. Они также записали, что, хотя и позволят Гарриману продолжать работу по проекту, он будет трудиться под тщательным наблюдением, исключающим возможность побега. Все было проделано честно и открыто… Да, они несколько месяцев не сообщали о преступлении, но такая задержка тоже может быть оправдана жесткими правилами, установленными для станции. Если бы они не слились с преступником в единый разум, то об этой задержке никто не стал бы и упоминать, а мы сейчас не разговаривали бы здесь.

Некоторое время я слушала молча, полуприкрыв глаза и позволяя Порриньярам говорить вместо меня, но теперь решила вмешаться:

— Ты наверняка думала и том, чтобы просто объявить Гарримана, исходного Гарримана-одиночку, мертвым и находящимся вне пределов досягаемости… По сути, решить проблему, отказавшись от нее.

Бенгид глотнула бруджа, скривилась и выпила еще:

— Такое уже предлагалось, причем на уровнях, о которых тебе лучше не думать. В конце концов, этот индивидуум совершил самоубийство личности в тот момент, когда связался с Дияменами. Тот, кем он был, — человек, забивший насмерть аль-Афига, — больше не существует. И я почти согласилась на это решение, просто чтобы умыть руки в такой невозможной ситуации. Но я не смогу жить, позволив этому… позволив этим…

— Уродам? — подсказали Порриньяры.

Она гневно взглянула на них: ее возмутило, что они обвиняют ее в подобной нетерпимости.

— Убийцам! Я отказываюсь допустить, что этот убийца, эти убийцы — называйте, как хотите — не будут наказаны за совершенное преступление только потому, что начальство снабдило их рабочее место средством для превращения «я» в «мы».

Порриньяры переглянулись. Этот акт я давно идентифицировала не как момент консультации, а, скорее, как мгновение глубокого самоанализа. Когда они заговорили, в голосе прозвучало мягкое смирение: