Принцесса Володимирская - Евгений Салиас-де-Турнемир

Людовика должна была наконец обратиться ко всей толпе с просьбой успокоиться. Она выглянула из окна кареты, оглядела окружающую экипаж толпу и выговорила своим звучным и добрым голосом:

– Успокойтесь, мои друзья: с госпожой Тантиной, которую вы так любите, ничего дурного не приключится. Через несколько дней она вернется к вам снова.

Через минуту захлопал бич, зазвенели бубенчики, и сытые кони понеслись по кремнистой дороге, мокрой, сырой и ярко блестевшей на солнце.

Промчавшаяся гроза освежила воздух, и теперь как-то особенно легко дышалось. Ясное синее небо казалось еще чище, будто и его омыла гроза; оно было еще синеватее, еще прозрачнее. Солнце уже не палило, как прежде. О громе не было и помину, но если бы теперь чутко прислушаться, то до слуха донесся бы странный далекий гул. Потоки с гор мчались теперь в долины; массы снега, покрывавшие ближайшие утесы и холмы, растаяли от дождя и увеличили повсюду мутные водопады.

Едва только карета выехала из деревушки, как Тантина задумчиво выговорила:

– Как бы виноградники не погубило.

И она объяснила своей новой знакомой, что после такого дождя может сделаться сильное разлитие обыкновенно небольшой речки, извивающейся по долине и называющейся Сионной.

Действительно, когда они въехали на первый попавшийся по дороге мост, перекинутый именно через Сионну, Тантина показала на реку. Вода стояла уже выше обыкновенного уровня, и в ней заметно было простым глазом усиленное течение и мутный цвет.

– В сумерки, – сказала Тантина, – может выйти Сионна из берегов и затопить много виноградников.

Людовика стала как будто немного веселее. Лицо ее тоже прояснилось или под влиянием наступившего чудного дня, или, быть может, оттого, что она нашла себе так нечаянно добрую женщину для услуг, черты лица которой действительно напоминали ей старую няню.

Всю дорогу проговорили обе женщины, но на некоторые вопросы, которые Тантина считала теперь возможным предложить, Людовика отвечала уклончиво или прямо говорила:

– Этого я вам сказать не могу.

Она просила только Тантину по приезде в город остановиться в лучшей гостинице и затем, не жалея денег, найти самое удобное, тихое и приличное помещение на месяц или на полтора.

– И как только можно будет, как я поправлюсь, так сейчас же выеду далее в Рим.

– Там вы и останетесь жить? – спросила Тантина.

– О нет, мне там надо побывать, а затем я снова должна ехать в Париж, а из Парижа… – она запнулась и прибавила: – Далеко на север.

Через часа полтора езды вдали, между двумя кряжами гор, где долина немного сузилась, показался город.

Людовика, много городов видевшая на своем веку, все-таки с любопытством приглядывалась к легким очертаниям городка, который как-то плавал и будто дрожал в прозрачном воздухе. С сырой земли повсюду подымался пар, и все окрестности, даже высокие вершины гор, как-то странно, неуловимо для глаза, колебались и дрожали.

Еще через полчаса карета катила уже невдалеке от города, и Тантина, показывая своей полузнакомке разные здания, объясняла ей и рассказывала все, что знала.

IV

Сион – древний город, во времена римлян Седанум, – мог насчитать несколько веков существования. В IX столетии он был уже известен под именем Сиона. И город, и вся зависящая от него маленькая страна, свободная испокон века, христианская и католическая с незапамятных времен, была на пути меж двух стран – между Францией и Италией, была станцией между двумя такими городами, как Париж и Рим. Часто послы французского короля, отправляясь в град святого Петра, останавливались в Сионе; и наоборот, папский нунций, прелат или кардинал, едущие из Рима к французскому королю, всегда останавливались проездом у епископа сионского.

Город, как и все города, возникшие и процветавшие в Средние века, помещался по скату круглого и высокого холма. В сущности, город делился на два одинаковой величины холма. На вершине одного из них высилось огромное здание, основание и происхождение которого терялись во мраке веков. Это был полудворец, полукрепость, с высокими крепостными стенами, с высокими башнями по краям и с большим храмом внутри, крест которого привычному оку виднелся далеко во всей долине. Это была епископская резиденция, а ко всем сионским епископам особенно благоволил всегда наместник святого Петра.

Против этого громадного замка темно-коричневого цвета, со средневековыми окнами, карнизами, бойницами, на противоположном холме высилась красивая готическая церковь Святой Екатерины. Около нее тоже большое здание, казавшееся только маленьким по сравнению с громадным епископским замком, – это стояла над обрывом семинария, известная всему католическому миру. Сюда когда-то приезжал проповедовать ересиарх из Женевы – Кальвин и был отсюда изгнан властями. Он бежал, преследуемый сионцами, которые едва не побили его каменьями.

Исстари Женева и Сион соперничали между собою и сталкивались по поводу всяких и важных, и пустых обстоятельств.

По скату холмов и в ущелье, образуемом обоими холмами, белели чистые и опрятные домики сионцев. Внизу, при въезде в город, около старинного гранитного моста, перекинутого через Сионну, который построили, быть может, еще римляне, в стороне от дороги виднелся тоже замок – по имени Маиория. Имя, занесенное из Италии, свидетельствовало о том, кто основал этот замок.

Теперь в нем жил самый богатый человек на тысячу верст кругом. Он считал себя не чужеземцем, хотя носил имя и был потомок графов Транставере. Но он упорно отказывался от своего итальянского происхождения, так как сам хорошенько не мог определить, когда его предки поселились в Сионе.

Проехав мост, карета Людовики поехала тише, с гулом и грохотом двигаясь по неровной мостовой узких улиц.

Прохожие останавливались и иногда прижимались к стенам домов, чтобы пропустить экипаж. Сионцы давно привыкли к иностранцам-проезжим. Они привыкли даже видеть таких гостей и такую одежду, которые изумили бы всякого другого. Еще года за два перед тем проехал здесь венецианский посол с огромной свитой, направляясь в Париж, и своим присутствием придал всему городу праздничный вид. Даже некоторые лавки закрылись на главной улице, и народ бегал смотреть, как епископ принимал блестящую толпу своих гостей и сам в сопровождении своей свиты ездил отдавать визит венецианцам, гостеприимно принятым на жительство графом Транставере.

Карета остановилась у подъезда довольно большого дома старинной архитектуры. Это была гостиница «Золотого Ключа». Название его было намеком на ключ святого Петра в Риме, врученного ему, как известно, Богом от врат рая.

Тантина, как только вышла из кареты, объявила, что берет на себя все хлопоты и заботы, и просила свою новую знакомку не перечить ей ни в чем. Тантина просила тоже не говорить никому о том, что они так недавно, всего за несколько часов перед тем, и так странно познакомились.