Антология современной азербайджанской литературы. Проза - Исмаил Шихлы

Катер Аслана незаметно подошел к вражескому судну. Снаряды, выпущенные Ильясом, разорвались в машинном отделении вражеского корабля. Он начал уходить под воду. Фашисты в панике бросились в воду. Дмитриев надвинул бескозырку на глаза и, посасывая трубку, сказал:

— Попейте-ка керченской водички.

Но и советский катер был сильно поврежден. Надо было взять его на буксир.

Береговые прожекторы лизали их огненными своими языками.

Аслан приказал увеличить скорость, чтобы скорее дойти до берега, часть которого была уже в руках советских войск. В этот миг вражеский снаряд взорвался в машинном отделении катера. Судно вздрогнуло и накренилось на левый бок. Вода хлынула на палубу.

Осколки шрапнели градом рассыпались кругом. Кто-то громко застонал.

У Ильяса было раздроблено предплечье. Он склонился головой к стволу орудия.

Аслан бросился к нему, но, потеряв равновесие, упал.

Волны набегали на палубу отяжелевшего судна. Катер медленно погружался в воду.

Аслан открыл глаза, но так и не понял, что произошло. В ушах у него звенело, сильная тупая боль разламывала голову. Одежда промокла до нитки. Он попытался встать, но не смог. Собрав последние силы, он пополз. Сначала он добрался до орудий, но там никого не нашел. Его охватила тоска, тяжелая и глухая.

Схватившись за ствол, он привстал. Голова кружилась. Он прислонился к орудию, чтоб не упасть. Придя в себя, он хотел подойти к рулю, но поскользнулся.

«Что это? — подумал он. — Почему палуба стала покатой?»

Он посмотрел вперед и тут только заметил, что носовая часть высоко поднялась над водой. Мгновенно мелькнула мысль: «Погибаем…» Он подполз к рулю, но там не было никого.

— Мичман… — прошептал он, схватившись за руль. Нагнувшись, пошарил рукой в темноте. Пальцы Аслана попали во что-то липкое. «Кровь», — догадался он. Кто же это? Вглядевшись, он узнал рулевого. Тот был мертв.

— Где же остальные? — у Аслана задрожали губы. С неимоверным усилием он взял руль и повернул его. Катер не сдвинулся с места.

— Не работает… И мотор молчит… Мы погибаем… А враг… Трассирующие пули пролетали над его головой. Откинув со лба мокрые волосы, он взглянул на берег. Луч прожектора прорезал тьму.

— Огонь! — прохрипел Аслан, сжав кулаки.

Ему никто не ответил.

В это время кто-то подполз к нему. Это был Аббас.

— Что случилось? Где ребята? — он прижал перевязанную голову мичмана к груди.

— Все погибли, капитан… Катер тонет… Вы ранены?

— Нет, только голова немного кружится.

Вода доходила до кают в кормовой части судна. Аслан подхватил Дмитриева и пополз к каютам. Прикрепленные к стенам койки словно ожидали своих лежащих.

Аслан втащил тело рулевого в каюту и уложил на койку. Возвращаясь назад, он встретился с мичманом.

— Аббас, ищи остальных.

Тот повернул назад и наткнулся на тело Ильяса, лежавшее на палубе.

Аслан подоспел к нему на помощь, и они вдвоем перетащили тело Ильяса в каюту, уложили на койку.

Больше они никого не смогли найти.

Обвязав себя боевым флагом, Аслан сказал:

— Берег близко. Не будем терять времени.

В последний раз они окинули взглядом каюту.

Поцеловав мертвых своих друзей последним, прощальным поцелуем, они вышли на палубу, крепко закрыв дверцу каюты.

…Аслан глубоко вздохнул, вытащив на берег потерявшего сознание мичмана. Он сам удивлялся, как у него хватило сил доплыть до земли.

Он продрог до костей. В полном изнеможении лег рядом с мичманом.

Вдруг кто-то дотронулся до него. Аслан с трудом разомкнул веки. Девушка в серой шинели осматривала его.

— Нет, я не ранен, — сказал он и сел.

Снаряд, разорвавшийся поблизости, засыпал их землей.

— Лучше помогите ему. Он тяжело ранен, — сказал Аслан, указывая на друга. — Я пока потерплю.

Девушка, уложив мичмана на носилки, осторожно поползла. Аслан долго смотрел им вслед, а потом повернулся к морю. Лучи прожектора буравили воду и освещали корабли. Аслан сжал кулаки: «Это он погубил нас».

Дыхание Аслана стало более спокойным, сердце билось ровнее, только тело дрожало от холода. Он нащупал на поясе гранаты, которые забыл снять, бросаясь в воду, и отвязал их. Движимый одним всепоглощающим порывом, он поднялся и, пригибаясь к земле, направился к холму. Он торопился, ему хотелось поскорее уничтожить этот предательский источник света. Но ноги подгибались, он упал ничком в одну из ям и долго пролежал там без движения. Раза два он пытался подняться, но не мог.

— Эх, Аслан, — укорял он себя, — какой же ты беспомощный…

От досады у него выступили на глазах слезы.

А прожектор все светил и светил.

— Нет, я разобью тебя, отомщу за товарищей… Иначе я не моряк. — Ни о чем другом Аслан не мог думать.

Ему наконец удалось кое-как выбраться из ямы. Он пополз вперед, хватаясь руками за кусты и камни.

Рядом застрекотал пулемет. Аслан прижался к земле. Ползти дальше уже не было сил.

Отдышавшись, он сбросил промокший китель. Стало немного легче. До холма оставалось недалеко. Аслан опять пополз. Кругом было тихо и темно. Задыхаясь, он остановился.

Потом, приподняв голову, оглядел горизонт. Занимался рассвет. Прожектор был где-то рядом, но вдруг, словно окунувшись в воду, погас.

Аслан поднялся и, теряя последние силы, бросил гранаты, крикнув:

— Полундра! Получи же сполна!

Гранаты взорвались недалеко от него. Где-то застрочил пулемет.

Аслан на миг замер, ноги у него подкосились, и он рухнул на землю.

…К рассвету первая стадия десантной операции была закончена. Враг отступил.

Советские войска укрепляли отбитые позиции. Катера, участвовавшие в операции, кроме сторожевых, вернулись обратно.

Медицинские сестры помогали сгружать с кораблей тяжелораненых. Некоторых вели под руки к палаткам. Легкораненые, не дожидаясь помощи, шли, поддерживая друг друга.

В одной из шлюпок, подошедших к причалу, сидел широкоплечий смуглый моряк в кожаном шлеме. Одежда на нем была мокрой. Он был бледен, губы посинели. Он держался за края шлюпки. Лицо его подергивалось от боли.

Его положили на носилки. Он хотел поблагодарить, но губы только едва шевельнулись — говорить он уже не мог и, застонав, закрыл глаза. Его принесли в палатку для тяжелораненых. Главный хирург осмотрел рану потерявшего сознание моряка.

— Перенесите его на операционный стол, надо удалить осколки!

Медицинские сестры, приготовив все инструменты для операции, позвали Захру, которая в другой палате перевязывала раненых. Осмотрев рану и не сводя с нее глаз, она попросила ножницы.

И только тогда взглянула на раненого, лежавшего без сознания. Дрожащими руками она сняла с моряка кожаный шлем. И хотя лицо его сильно изменилось от потери крови, вдобавок у него была бородка, которую Захра никогда не видела, она сразу узнала брата…

— Аслан, — прошептала она, и в глазах у нее потемнело.

Она опустилась на колени перед операционным столом. Смотревшие на нее, и ничего не понимавшие подруги бросились к ней.

Захра, очнувшись, снова склонилась над раненым.

— Аслан, — шептала она и, припав к груди брата, стала целовать его.

— Захра, не надо так, не надо, не тревожь раненого, — пытались успокоить ее сестры.

Она же, не слыша их, прижимала к груди голову брата, осыпая ее поцелуями.

Главный хирург подошел к Захре и отвел ее от стола.

— Возьмите себя в руки.

Захра не хотела уходить, но ее вывели насильно. Во время операции она стояла за занавесом, и ее лицо искажалось мукой, когда она слышала стоны брата.

Наконец сестра вышла и сказала:

— Операция окончена.

Захра бросилась в палатку. Умоляюще взглянула она в глаза старого хирурга, и тот ответил на ее безмолвный вопрос:

— Рана тяжелая, потеря крови огромна. Но организм здоровый и сердце крепкое. Думаю, все обойдется.

…Когда Аслан пришел в себя, Захра нагнулась над ним. Большие черные глаза его взглянули на сестру, на губах мелькнула слабая улыбка.

— Не плачь, Захра… — с трудом прошептал он. — Если бы ты знала, какие там остались ребята…

Медицинскую сестру, которая выходила с одеждой Аслана из палатки, остановил какой-то стук — что-то упало на землю. Девушка нагнулась и подняла большую матросскую трубку. Она тихо подошла к койке Аслана и молча протянула ему эту трубку.

Аслан взглянул на нее затуманенными глазами. Он взял трубку, и легкая улыбка промелькнула на его истомленном страданиями лице. Аслану почудилось, что перед ним стоит Дмитриев и предлагает закурить. А он вынимает свой увесистый кисет, Дмитриев набивает трубку, закуривает, и голубой дым окутывает все вокруг мягкой пеленой.

— Ну как, Володя, табачок?

— Яхши тютюн, — отвечает он, покашливая.