Дневник безумного алхимика. Сборник рассказов - Анастасия Юдина

Рабби Лёв стал уже совсем стареньким, но никогда не забывал вытащить магическую записку изо рта своего любимого творения, чтобы днем оно могло отдохнуть. Это только люди думают, что чудовищу-хранителю квартала не нужен отдых – рабби Лёв знал, что это не так. Да и незачем этому существу бродить днем по улицам.

Но однажды, перед самым рассветом (и это был самый темный рассвет за долгие века существования), когда на небе уже гасли звезды, рабби Лёв, встав на глиняную табуретку, потянулся было к послушно открытому рту чудовища, но неожиданно покачнулся, схватился за сердце и упал.

А безмолвный страж долго еще стоял над неподвижным телом хозяина и расколовшейся табуреткой. Долго-долго.

Сначала он ждал, что рабби встанет, но когда первые посетители уже начали шуметь перед закрытыми зверями синагоги, а учитель Йегуда Лёв бен Бецалель так и не поднялся с пола… тогда чудовище закричало. Впервые за долгие годы.

Это был крик боли и отчаяния, призыв о помощи. Но был он так страшен, что люди разбежались и попрятались в домах, накрепко закрыв двери и окна.

И только вечером рискнули вернуться, чтобы обнаружить на полу синагоги тело мертвого рабби.

Творение же никто больше никогда не видел. Думали даже, что и оно умерло, когда растворилась с течением времени сила магии, поддерживавшая жизнь в глиняном теле. А кто-то решил, что глиняные осколки на полу – это и есть тело чудовища, погибшего одновременно с хозяином.

Куски глины выставили в синагоге, чтобы все могли смотреть, восхищаться мастерством почившего учителя и ужасаться мощи волшебства, вдохнувшей жизнь в кусок земли.

Прошло несколько недель, а, может быть, месяцев, и жители еврейского гетто снова стали слышать по ночам тяжелые шаги.

Шварк-шварк, шварк-шварк…

Где бы ни пряталось чудовище днем, ночью оно по-прежнему выходило на охрану квартала. Привычным путем: вдоль берега реки Влтавы, по темным улочкам к Староновой синагоге. Постоять возле закрытых дверей и повернуть обратно.

Маршрут жутковатого стража жители выучили назубок: проследить путь было несложно, утром его было четко видно по маленьким кусочкам глины, осыпавшимся с могучего тела.

Обитатели квартала надеялись, что со временем существо все-таки окончательно рассыплется в прах, но шли годы, века, а ему ничего не делалось. Все так же выходило оно на свою ночную работу, все так же оставляло глиняные следы за собой. Но, видимо, слишком сильным было волшебство и поистине велико умение покойного рабби Лёва: чудовище оказалось бессмертным.

Шварк-шварк, шварк-шварк…

…Туристы… вот они-то единственные, кто не боится его… Конечно, поначалу тоже замирают в ужасе, а потом хватаются за фотоаппараты, телефоны, чтобы быстренько сделать фотку. Кто-то даже пытается обнять его, чтобы запечатлеться на память вместе.

Но ему нет дела до туристов, ему нужно идти дальше.

Шварк-шварк, шварк-шварк…

– Хорошо, хоть днем не вылезает из своей норы, уродец проклятый!

– А ночью, думаешь, лучше? Детей своим топотом пугает! Никакого покоя от него нет!

…Шварк-шварк, шварк-шварк…

Покой. Это волшебное слово – П-О-К-О-Й.

Как же он устал…

Столько веков бродить по городу, слышать ругань вполголоса из-за закрытых ставень, пугать редких прохожих. А больше всего он устал стоять перед вечно закрытыми дверями синагоги и ждать, когда они, наконец, откроются. И на пороге будет стоять старенький рабби Лёв – его любимый, всепонимающий хозяин.

И рабби пригласит его внутрь, встанет на глиняную табуреточку… а если учителю тяжело будет это сделать, то верный слуга сам наклонится, чтобы хозяину было легче стереть одну букву, написанную на глиняном лбу. Только одну. И тогда наступит покой. И та темнота и тишина, которые (он точно это знает) окружают учителя уже много веков в темной, сырой могиле, больше не будут разделять их. Потому что они будут вместе.

Существо знает: никогда и никому еще не удавалось преодолеть границу, за которую ушел почтенный рабби. А значит, никогда ему и не вернуться. И им с хозяином не суждено встретиться: ни по ту сторону границы, ни по эту.

Чудеса не возможны – это творение знает точно. Ибо так говорил хозяин, а он не мог ошибаться.

Шварк-шварк, шварк-шварк…

Легенда о единороге

«И дано будет каждому по вере его».

Свадьба Беллы и Роланда была скромной: позвали только родственников и близких друзей. Оно и понятно: хоть отец жениха и считался в гильдии преуспевающим купцом, а семья – зажиточной, много денег ушло на обучение единственного сына в Парижском университете, на факультетах богословия и естественных наук. Зато теперь не только родители, но и все торговцы города могли гордиться тем, что Роланд стал первым из купеческого сословия, получившим звание магистра.

– Теперь богословом станет, Священное Писание толковать примется. А напишет какой трактат высокомудрый – так ему прямая дорога в Рим, в канцелярию Его Святейшества.

– А невеста-то хороша! Только что ж Бено сына на дочке лавочника женил? Магистру познатнее супруга полагается.

– Да они ж с детства помолвлены. Малышами еще были, а в церкви всегда рядышком стояли, за ручки держались. Красивая пара: дай Бог им счастья, любви и детишек здоровеньких.

– А зачем Роланду еще и естественным наукам понадобилось обучаться, ежели он в богословы метит? Говорят, науки эти – от нечистого, а ученые эти – которые козявок да птичек невинных препарируют – супротив Библии выступают.

– А еще говорят, что и алхимией они занимаются, и демонов вызывают, в Соломоновой пентаграмме в полнолуние стоячи!

– Соседушки, разве можно о таком на свадебном торжестве! Думаю, враки всё это: про ученых, что нечистому продались да на человеках опыты проводят. Разве Бено сыну позволил бы таким вещам обучаться? Я вот слышала, что науки эти естественные Роланду понадобилось знать, чтобы диспуты ученые вести. Знаете, как это в Париже делается: выходят ученые супротив богословов и спорят на какую-нибудь тему из Священного Писания. А чтобы спорить, надобно ж предмет спора с обеих сторон изучить. И противника своего тоже знать надобно.

– Это ты правду говоришь, Матильда! Ну что – за молодых! Дай Господь им всяческой удачи!

…Так, или примерно так судачили гости за жареным кабанчиком с каштанами и грецкими орехами да заливным из рыбы с морковкой и травами ароматными, под вина красные да белые из местного прославленного винограда.

Но нам, правдивым летописцам, сплетни сии интересны мало, потому что речь в нашей хронике пойдет о молодом ученом и богослове, что сидит сейчас во главе стола рядом с очаровательной невестой, улыбаясь гостям и благодаря их за то, что почтили свадьбу своим присутствием.

Поздно вечером, когда разошлись подвыпившие и шумные гости, Белла и Роланд остались одни в своей маленькой уютной спаленке, так же, как и весь дом, сиявшей чистотой и новизной – как и все жилища молодоженов.

Молодая жена уже собралась было пойти в будуар, чтобы переодеться в ночные одежды – прозрачные и соблазнительные. Ей так хотелось, чтобы первая брачная ночь – столь долгожданная – прошла самым наилучшим образом, и стала волшебным началом их новой жизни. Так, как рассказывала подружка, месяца два назад вышедшая замуж, а совсем не так, как вещал строгий священник на исповеди перед свадьбой.

– Подожди, любовь моя, не уходи, – остановил Беллу Роланд. – Прежде чем начнется наша совместная жизнь, о которой, поверь мне, я мечтал столь же страстно, как и ты, я хочу поговорить с тобой о том, какой именно она будет.

И мужчина, взяв жену за руку, усадил ее на кровать.

– А разве есть в этом сомнения, дорогой? Я верю, что наша жизнь будет счастливой, полной любви. Мы проживем ее вместе, вырастим детишек, увидим внуков, состаримся рядышком, и я надеюсь, что Господь будет столь милостив, что подарит смерть нам в час единый.

– Если ты захочешь, любимая, наша жизнь будет именно такой. Но есть у меня мечта, которой я поделюсь с тобой, потому что не должно быть у любящих супругов тайн друг от друга. Когда много лет назад безусым школяром прибыл я в Париж, то накинулся на учебу и открывшиеся мне богатства библиотек, как одержимый. Конечно, не буду лгать тебе, были в нашей жизни и студенческие попойки, и драки с местными парнями за красоток парижских, но большую часть моей жизни занимали книги. В них искал я утешения, истины и вдохновения для дальнейших трудов. И много читал я – купеческий сынов, дальше родного города не бывавший – о дальних странах и путешествиях. О многих чудесах, прекрасных городах и волшебных замках узнал я. И о диковинных существах, в неведомых странах обитающих. Но больше всего был я потрясен, когда узнал, что единорог, коего почитаем мы за символ Христа, невинно распятого, существует на самом деле. И обитает он в странах, где жители черны, как эбеновое дерево, и украшают они себя ожерельями из золота и изумрудов и топазов, и стоит там жара, как в печи кузнечной, и потому жители эти ходят почти нагишом, только срам повязками из травы прикрывая. Но, как говорят ученые умы, единорог тот не бел и прекрасен видом, а страшен и дик. Толсты, как колонны, лапы его, жестка и черна шкура, и, хотя имеет он единый рог посреди лба, но использует его для прободания того, кто приблизится к нему. Ибо зол этот зверь и опасен. И, как ученый, не могу я не верить словам моих учителей. Но, с другой стороны, почтенные отцы церкви утверждают – и нет оснований сомневаться в этом – что единорог бел и нежен обликом. И только невинная дева может поймать единорога: должна она сесть на поляне в лесу, где водится сей зверь, и придет он, и преклонит главу на ее лоно. Вот, когда прочитал я все эти противоречивые свидетельства, поселилась в душе моей мечта – мечта ученого и богослова – добраться до тех далеких стран и увидеть единорога живьем. И узнать, каков же он на самом деле. Но ныне я – женатый человек, – тут Роланд взял Беллу за руку и нежно поцеловал, – и если хочу отправиться в такой дальний поход, то только с твоего согласия.