Героям не место в застенках - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бузько прекрасно помнил, что выжившие бандиты были допрошены самым тщательным образом. Все они в один голос утверждали одно и то же: убитые были «лесными братьями» из банды Миликовского. Трое из убитых оказались какими-то крупными шишками в банде. Собственно говоря, в той схватке под Луконом была впервые основательно потрепана банда пана Миликовского. Полностью же уничтожить ее удалось только в конце 1948 года.
И вот спустя шестьдесят с лишним лет выяснилось, что все они были «мирными жителями».
Обо всем этом Макар Капитонович размышлял, лежа на тюремной шконке в ожидании решения очередного заседания Верховного суда «Републикас Литува».
Глава 3
Олег Борисович Болдырев, генерал-майор ФСБ, руководитель одного из отделов управления контрразведки, раздраженно бросил телефонную трубку на рычаг, рывком поднялся из кресла и нервно прошелся по кабинету. Замерев у большого окна, он невидящим взглядом уставился на пейзаж за стеклом. Обычный городской пейзаж центра Москвы XXI века – бетонно-стеклянное море многоэтажек, башен и старинных особняков. Бесформенная серая масса под ярко-голубым весенним небом.
Всего неделю назад он по-детски радовался тому, что наконец-то пришла настоящая весна, что асфальт очистился от надоевшего за зиму снега, что скоро можно будет переехать на дачу.
Досталась она Олегу Борисовичу от его деда, генерала КГБ. Несколько дней Болдырев ходил в приподнятом настроении, предвкушая, как он приедет в деревню, протопит дом, наведет в нем порядок, а потом вплотную займется садом… Минутный телерепортаж в вечерних новостях заставил его забыть об этих простых земных радостях.
В тот вечер Олег Борисович, как всегда перед уходом домой, включил телевизор, привычно прослушивая последние новости и делая пометки в рабочем блокноте.
– Информация из Литвы, – внятной скороговоркой сообщил диктор. – В Верховном суде этой прибалтийской республики начались слушания по делу восьмидесятипятилетнего полковника в отставке Макара Капитоновича Бузько. Напомним, что ветеран Великой Отечественной войны, бывший чекист, был задержан следственными органами Литвы за преступления, якобы совершенные им в 1945 году во время службы в военной контрразведке Смерш. Согласно выдвинутым против него обвинениям Бузько участвовал в расстреле мирных литовских граждан. Так, в одном из сел Шяуляйского района по его приказу и при непосредственном участии было уничтожено девятнадцать человек, принадлежавших к националистической организации «Лесные братья». Сам Бузько вины за собой не признал и продолжает утверждать, что уничтожал только бандитов, которые мешали восстановлению законной власти на бывшей оккупированной территории. Его адвокат Римвидас Зданявичюс, литовец по национальности, придерживается того же мнения и требует изменения меры пресечения – с «содержания под стражей» на «подписку о невыезде». Однако литовские власти считают, что Бузько может скрыться от правосудия. Если его признают виновным, то ему грозит большой тюремный срок. Хотя, по большому счету, сколько бы ни присудили Макару Капитоновичу, в силу преклонного возраста и состояния здоровья для него любой срок может оказаться пожизненным…
Дальше диктор говорил что-то о забвении исторической памяти о Великой Отечественной войне, о том, что в прибалтийских республиках по-прежнему продолжают издеваться над русскоязычным населением, одновременно превознося членов профашистских организаций как непримиримых борцов со сталинским режимом. Но Болдырев все это уже не слышал. Еще в самом начале репортажа, услышав фамилию старика, он насторожился. Но как только на экране возникла фотография обвиняемого, он просто замер в каком-то ступоре, не в силах поверить в реальность происходящего. На фото, которое показывали по телевизору, Болдырев увидел хорошо знакомое ему с детства лицо. Лицо лучшего фронтового друга его деда, Ивана Болдырева. Того самого Макара Бузько, который спас своего фронтового товарища в 1941 году. Дед всегда рассказывал эту историю с дрожью в голосе.
…В июле сорок первого года войска вермахта наступали стремительно. Командование Красной Армии не успевало не то чтобы организовать хоть сколько-нибудь эффективную оборону по всему фронту, но хотя бы на неделю-другую задержать врага на основных направлениях удара, дать возможность эвакуировать наиболее важные предприятия, технику, склады продовольствия. Но самое главное – вывести в глубину России людей, прежде всего семьи военных, специалистов предприятий.
Пытаясь хоть как-то сдержать стремительное продвижение фашистских войск, в бой бросали всех, кто мог задержать противника. 5-я Особая школа НКВД специального назначения, которая, по замыслу создателей подобных учебных заведений, должна была готовить из уже действующих офицеров НКВД диверсантов для работы в тылу противника, в полном составе была брошена на оборону Шяуляя. Но пока из курсантов сформировали боевую часть, немцы, смяв малочисленные заслоны на главных дорогах, захватили Паневежис, станцию Шедува и вышли к Радвилишкису, небольшому городку всего в нескольких километрах от Шяуляя. Теперь он, по сути дела, оказался в тылу. В город вот-вот должны были войти передовые части вермахта. Руководство школы приняло, как тогда казалось, единственно правильное решение – объявить всех курсантов выпускниками, снабдить их неким подобием дипломов и отправить прорываться через линию фронта мелкими группами. А по возможности создавать в тылу у немцев диверсионно-партизанские отряды и впоследствии самим устанавливать связь с командованием соединений и частей Красной Армии.
«Выпускники», у многих из которых был определенный боевой опыт, разбились на группы по десять-пятнадцать человек и разбрелись по лесам Жмуди в надежде догнать откатывавшийся на восток фронт и выйти к своим. Не имея подробных карт, они шли наугад. Повезло немногим. К тому же идея с созданием диверсионно-партизанских отрядов в тылу противника провалилась с первых же дней. Местное литовское население не просто не желало воевать с немцами – наоборот, оно чуть ли не поголовно и довольно охотно с ними сотрудничало, выдавая оккупационным властям попавших в окружение советских солдат и офицеров.
Группа, в которую попали Бузько и Болдырев, была почти полностью уничтожена на пятый день после того, как они покинули Шяуляй. От двух десятков человек в живых осталось только шестеро, из которых двое были тяжело ранены. На вторые сутки после боя они вышли к какому-то хутору, хозяин которого на все вопросы твердил только одно – «ня супранту», что означало «не понимаю». Тогда взбеленившийся Болдырев, который негласно был командиром группы, пообещал, что они устроят на его подворье засаду и начнут отстреливать всех появляющихся в поле зрения немцев.
Литовец тут же стал «супранту руски». Не желая на хуторе стрельбы, он не только накормил окруженцев, но и дал им с собой провизии, лишь бы красноармейцы побыстрее убрались восвояси. И сразу же сдал их немцам, которые подъехали на хутор через несколько часов после того, как группа ушла в лес. На машине гитлеровцы достаточно быстро настигли советских бойцов. В результате короткого неравного боя контуженный взрывом гранаты Бузько и раненный в бедро осколком этой же гранаты Болдырев попали в плен.
Их впихнули в колонну таких же, как и они, военнопленных и куда-то погнали. Как потом выяснилось, на железнодорожную станцию Друя в Белоруссии. Там всех поместили в концлагерь, который пленные строили для себя сами. На голом месте оградили территорию колючей проволокой, которую немцы в огромных количествах возили с собой, поставили вышки для охраны.
Первые три-четыре дня пленными никто не интересовался. И не кормил. Между собой в лагере никто не общался. Задавать вопросы о том, как попал в плен, из какой части, откуда родом, в каком звании, было не только не принято, но и опасно. За такое могли и прибить, сочтя стукачом-провокатором. Все были заняты только поиском еды. Ели все, что могло бы сгодиться в пищу.
Через несколько дней, видимо, посчитав, что люди достаточно сломлены голодом и своим унизительным, безысходным положением, «в загон» неожиданно явилось несколько чинов. Всех пленных выстроили в шеренги. Толстый немец в мундире грязно-серого цвета и до блеска начищенных сапогах взобрался на открытую платформу грузовика и заговорил.
– Немецкое командование, – вещал он через рупор на ломаном русском языке, – предлагать вам работа. Вы есть ненужный элемент для ваша страна, которая очень скоро станет капитулировать. Если кто-то хочет выжить и стать подданный Великий Германия, он должен много и хорошо трудиться. Тех, кто станет отказываться работать и саботировать, ждет страшный смерть. Наше командование уметь хорошо заботиться о верный подданный. Все, кто пожелать работать, будет переведен в удобный барак, ему оказать медицинская помощь. Он будет получать еда, сигареты, новая одежда и ходить мыться. Он сможет жить. Остальные будут умирать…