Митрополит Филипп и Иван Грозный - Дмитрий Володихин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В столице России и в Новгороде Великом репутация соловецких иноков стояла тогда высоко. Следовательно, нет ничего необычного в том, что Федор Степанович среди множества знаменитых монастырей Руси выбрал именно этот, относительно молодой. И не только выбрал, но и отправился туда пешком.
Житие сообщает, что родня Федора Степановича разыскивала его повсюду. Как видно, его уход стал для семейства Колычевых полной неожиданностью. «Беглеца» найти не удалось, а вестей о себе он долгое время не отправлял – покуда не укоренился на Соловках. Его даже оплакали, будто мертвеца… Так что все приведенные выше соображения о репутации Соловецкого монастыря совершенно равноправны с гораздо более прозаическим обстоятельством: Колычев-младший стремился туда, где его не найдут, а если найдут, то вряд ли выцарапают. Родители могли настоять на возвращении первенца, и это поставило бы крест на его послушничестве. Но… в конечном итоге Соловки оказались достаточно отдаленным местом.
Однако до прибытия на острова ему еще предстояла долгая и трудная дорога через всю Новгородчину, а затем по Белому морю. Федор Степанович отправился налегке, не взяв с собой ни денег, ни сменной одежды, ни даже походного мешка. По выражению Жития, «верою токмо и добродетельми обогащься». Для человека, привыкшего к достатку, к слугам, к богатому столу, это серьезное испытание.
Как видно, оказавшись в северных областях Новгородской земли, молодой Колычев изнемог. У него не было ни сил, ни средств, чтобы добраться до Соловков, и лишь предельное напряжение воли заставляло его продолжать движение. Однако у Онежского озера он все-таки вынужден был остановиться.
Ему посчастливилось найти доброго человека, давшего жилье и работу. Им стал некий Сидор (Исидор) Субота, житель прионежской деревни Кижа, или Марковская. Землеописания XVI века полностью подтверждают это сообщение Жития. Действительно, у северного побережья Онежского озера стоял Спасский, погост в Кижах. Еще в 1560-х годах там жил черносошный крестьянин Сидорка Степанов, по прозвищу Субота. Очевидно, именно он приютил измученного Колычева.
Субота доверил своему тезке по отчеству пасти овец. И Федор Степанович не погнушался принять от своего тезки по отчеству столь простую работу, работу бедняка. Там, в Москве, знатный человек Федор Колычев, быть может, и не заметил бы скромного крестьянина с севера. Здесь, у Онеги, этот крестьянин играет роль сущего благодетеля, вероятно, спасшего исхудалого странника от голодной смерти. Будущий митрополит принял новый для себя труд со смирением. Таков был первый большой урок его монашеского пути: он поклонился человеку низкого звания, и через простого крестьянина Бог дал ему хлеб насущный. Надо ли добавлять, что Федору Степановичу, привыкшему жить на всем готовом, прежде следовало побороть дворянскую гордыню, а уж потом он набрался нравственных сил и отвесил низкий поклон простолюдину?
Неизвестно, как долго пастушествовал на Онежском озере молодой Колычев. Преосвященный Леонид считает, что он начал свое путешествие на север в июне, а закончил его на Соловках не позднее октября 1537 года, поскольку в дальнейшем погодные условия просто не позволили бы переправиться на острова. Таким образом, на все путешествие ушло около четырех месяцев. Сколько же он провел в пастухах у Сидора Суботы? Если судить по этим подсчетам, выйдет всего ничего: даже несколько недель… Закрадывается сомнение: а обратил бы составитель Жития внимание на столь незначительный эпизод в жизни святого Филиппа? Впрочем, может быть, и обратил бы – из-за красивой аналогии между ролью пастуха, каковую играл Федор Степанович Колычев, и ролью пастыря, каковую сыграет митрополит Филипп.
Но возможен и другой вариант: в 1537 году он просто не попал на Соловки. Да и способен ли столь неопытный странник, как Федор Степанович Колычев, да еще безо всяких запасов, пересечь страну в указанный срок, поработав между делом у зажиточного крестьянина…
Поднабравшись сил и, возможно, получив деньги на уплату переправы по морю, Федор Степанович добрался, наконец, до цели своего странствия. Но в каком году это произошло – в 1537-м или 1538-м, определить невозможно.
Чем встретили долгожданные острова бывшего аристократа, до смерти уставшего от бесконечного путешествия и горького нищенства?
В 30-х годах XVI столетия Соловецкая обитель ничем – в самом буквальном смысле! – не напоминала современный архитектурный комплекс, величественный и прекрасный. Более того, есть все основания предполагать, что Федор Степанович, сойдя на берег, увидел груду головешек и выкопанные наспех землянки – недавно обитель пострадала от большого пожара.
А увидев, – счастливо улыбнулся. Какое ему дело – каменные палаты, добротные избы, землянки, пещера или дупло в старом дубе! Новому Колычеву было абсолютно всё равно, в каких условиях жить. Он прибыл куда хотел. Он был доволен. Вторая жизнь дышала прохладным ветерком в прорехи на изношенной одежде. Странник зябко поводил плечами.
Здесь ему предстояло провести три десятилетия.
Первые монахи – преподобные Савватий и Герман – появились на островах за столетие до того, в 20-х годах XV века. Святой Савватий принадлежал духовной школе преподобного Кирилла Белозерского, его присутствие у истоков обители протянуло нить между беломорскими «незнаемыми» местами и высокой иноческой культурой коренной Руси.
В непролазной чаще выросли келейки, поднялся деревянный крест. Озера давали пресную воду, леса – ягоды и коренья, море кормило рыбой. Хлеба тут при первых монахах просто не было, да и позднее с зерном бывали перебои. Огородничество на Соловках получило широкое распространение, но попытки завести пашню, посеять хлеб не привели к успеху. Пашню быстро забрасывали из-за того, что хлеб не вызревал. А вот рыбы – всегда вдоволь. Да и скотину разводили – в основном ради молока и шерсти. Еще били нерпу и выделывали нерпичью кожу… С поздней осени до середины весны архипелаг отделен от материка подвижными льдами; трещат морозы, снега наметает во множестве. До Кеми, где располагается ближайшая гавань, около 60 верст. Летом насельников одолевает злой соловецкий комар. Ветры вечно стоят над островами, словно десница Господня крутит ручку машины, испускающей воздушные потоки…
Бедность обители долгое время не позволяла строить каменные сооружения. До 50-х годов XVI века их, видимо, вообще не было на островах. Так что Федор Степанович застал нестройную толпу бревенчатых келий, сгрудившихся у трех деревянных церковок и окруженных невысоким деревянным тыном. Между тем братии в ту пору набиралось до ста человек или чуть менее. А это уже солидное число, даже для Центральной России – много.
Выше говорилось, что Колычев-младший мог увидеть на месте обители наскоро вырытые землянки да головешки. Это очень и очень возможно. Местный летописец сообщает: «В лето 7046. В вечер глубок погори монастырь Соловецкой весь до основания».
«В лето 7046» – означает: с сентября 1537-го по август 1538 года. Другой летописец уточняет: 1 мая 1538 года. Если взыскующий монашеской жизни дворянин не увидел бедствующих погорельцев сразу, то уж точно увидит их очень скоро. К тому же пожарное разорение обители затянулось надолго: строевой лес был редкостью на архипелаге, так что его не хватало даже на возобновление келий; приходилось доставлять бревна с материка. Так или иначе, великий пожар Соловецкий не поколебал решимости странника остаться на островах. Это показывает серьезность намерений и твердость воли будущего митрополита.
В 1468 году новгородские власти даровали небольшой монашеской общине всю землю Соловецкого архипелага. Но братия, хоть и была по внешней видимости богатым землевладельцем, располагала лишь дикими, скудно населенными территориями. А потому жила бедно, много трудилась, и никто не смел воротить нос от простой черной работы.
Как пишет современный историк, «…чтобы выжить на диком острове, соловецкой братии приходилось много трудиться “ручным делом”: копать землю, валить лес, “сечь” дрова, варить из морской воды соль, ловить рыбу, ходить на небольших судах по бурному и опасному морю, молоть привезенное с материка зерно… печь просфоры и хлеб. Продиктованный суровой необходимостью, этот постоянный и напряженный телесный труд со временем превратился в яркую черту духовной жизни на Соловках, станет восприниматься иноками как один из аскетических подвигов – наряду с молитвой и постом».
Необходимость «ручного дела» в значительных объемах для каждого инока к 30-м годам XVI века никуда не делась, и Федору Степановичу предстояло познакомиться с ней самым тесным образом.
Федор Степанович Колычев долгое время был простым послушником. Игумен Алексий (Юренев) поставил его на общие работы, наряду иными послушниками, никак не выделяя из их числа.
Житие передает этот период его судьбы в нескольких емких фразах: «И тружаяся со всяким усердием… и многие скорби и труды подьял, словно раб, которому не суждено быть выкупленным». Он проявил покорность воле настоятеля, жил любовно и смиренно в отношении остальной братии. Отпрыску боярского рода пришлось рубить дрова, копать землю, переносить камни, трудиться на мельнице, выходить в море на ловлю рыбы… От суровых условий соловецкого быта молодой Колычев одно время хворал: у него появился нарыв на плече. Но здоровый организм профессионального воина с болезнью справился.