Зима в Простоквашино - Эдуард Успенский

— У вас рис есть?

— Нет, — говорит Матроскин. — Только гречка.

Папа вздохнул:

— Придётся мне новогодний узбекский плов из гречневой крупы делать. А телевизор у вас есть?

— Есть. Вон он на шкафу стоит.

Папа телевизор со шкафа снял и спрашивает:

— А что это у вас такая странная настроечная таблица, — кругами?

Почтальон Печкин говорит:

— Это у них не таблица. Это у них всё паутиной заросло. У них на каждой кастрюле такая настроечная таблица имеется.

Папа решил во что бы то ни стало телевизор наладить. Ведь в новогоднем «Огоньке» сегодня мама Римма поёт вместе с менеджером по колготкам!

Когда папа об этом менеджере думал, ему самому хотелось колготки на голову натянуть и с опасным оружием — с вилами — в подвал Дома журналистов явиться для выяснения отношений. Но он быстро себя успокоил и говорит:

— А у меня такая мысль есть прогрессивная. А давайте мы к себе на Новый год всех деревенских позовём, всех простоквашинских.

— Да у нас тут простоквашинских только и осталось, что бабка Евсевна с дедом Сергеем с горушки да бабка Сергевна с дедом Александром за церковью, — говорит Печкин. — Да сторож Шуряйка хромой с лесопилки, который гармонист свадьбешный.

— Вот всех их и позовём.

— Все не придут. Шуряйка хромой ни за что не придёт.

— Почему?

— Он стесняется. Он негром стал.

— Как так негром стал? Разве неграми становятся?

— Становятся, да ещё как. К нам морилку завезли венгерскую для мебели. Он её выпил заместо спирта на одной гулянке. Наутро весь окрасился в коричневый цвет. Вот, не пей что ни попадя.

— Ну и пусть он коричневый. Всё равно позовём, — говорит папа. — В нашей стране все равны, независимо от цвета кожи.

Он взял лист бумаги из своего чемоданчика и стал рисовать пригласительные билеты:

Приглашаем вас с супругой (Евсевной) на торжественный банкет — встречу Нового года. Форма одежды нарядная. Лучше всего приходить со своим стулом или с табуреткой.

Встреча состоится в доме дяди Фёдора…

— Почему дяди Фёдора? — спрашивает Печкин. — А моя почта на что? Там помещение побольше будет. Там можно даже танцы устраивать.

— А телевизор там есть? — спрашивает папа. — Ведь мы должны нашу маму видеть. Её будут из подвала передавать.

— Есть там, есть телевизор! Мы всё увидим. И там большая ёлка прямо перед окном растёт.

Папа все пригласительные билеты на почту переписал. А Печкин их быстро по адресам разнёс.

Потом они все, кроме папы, взяли всё нужное и пошли на почту, чтобы почту в зал приёмов переоборудовать. Папа в избе остался, ему надо было к празднику узбекский плов готовить из гречки.

Глава седьмая

Неприятности в подвале Дома Журналистов

В подвале Дома журналистов было очень светло и много музыки. Кругом были участники художественной самодеятельности. Один участник был художественнее другого.

Это были пластичные ребята и девушки из самодеятельного цирка. Они были все в блёстках и купальниках. А некоторые были только в блёстках, потому что купальники у них были незаметные, под цвет загара.

Они принесли огромное количество резиновых гирь. Мама взяла одну резиновую гирю и упала, потому что гиря была настоящая.

Там ещё были певцы во фраках напрокат. Один певец, например, мог в своём фраке, как в дачном туалете, вертеться. Потому что такой большой был у него фрак. Но пел он прекрасно. Он пел известную арию «Не счесть алмазов каменных в пещерах…».

А танцоров всяких танцев — украинских, испанских, молдаванских и цыганских — было столько, что они весь Дом журналистов заполнили от подвала до чердака. И все везде всё репетировали. Одних кадрилей репетировалось три: подмосковная, подпсковская и подсанкт-петербургская.

Мамина аккомпаниаторша — менеджер по колготкам тётя Валя — так волновалась, что ноты с песнями вместо пригласительного пропуска на входе милиционеру отдала. А дежурный милиционер сам так волновался, что эти ноты вместо пропуска взял.

И вот режиссёр Грамматиков, ответственный за концерт, закричал:

— Внимание, до начала трансляции осталось два часа! Начинаем прогон.

Прогон — это не тогда, когда прогоняют ненужных людей, а тогда, когда идёт последняя репетиция.

Операторы схватились за камеры, осветители — за фонари, прозвучали фанфары, и концерт пошёл. Вернее, не концерт, а репетиция концерта.

Песни сменялись гирями, гири — кадрилями, кадрили — художественным чтением. Маме дяди Фёдора было интересно и страшно.

И вот очередь дошла до неё. Ведущий программы, такой манекеноподобный гражданин Маслёнков, таким специально объявлятельным голосом говорит:

— Выступает продавец отдела женской галантереи и духов певица Римма Свекольникова.

(Мама из застенчивости свою первую фамилию назвала, ещё допапину.)

— Что вы будете петь? — спрашивает маму манекеноподобный Маслёнков.

— Я буду петь казачью песню про ракитовый куст. Это любимая песня моего мужа.

— Но это же совсем не новогодняя песня, — говорит ведущий. — Она очень грустная.

— Да, — согласилась мама. — Но мой муж её очень любит! И казаки тоже.

— Хорошо, — сказал ведущий. — Раз так, пойте. А кто вам будет аккомпанировать?

Мама ему прошептала на ухо. Он громко объявил:

— Аккомпанирует менеджер по колготкам из того же магазина Валентина Арбузова.

А Валентина Арбузова аккомпанировать не может — она ноты милиционеру отдала.

Пришлось номер мамы — песню про ракитовый куст — снять и временно заменить танцем народов Сибири.

Мама даже в сумочку полезла за платком — слёзы утирать.

Видит, в сумочке какой-то свёрток лежит.

— Валя, — говорит она своему менеджеру по колготкам, — смотри. Мне кто-то в сумочку мину подложил!

Тут к маме режиссёр Арифметиков подходит и говорит:

— Нам в нашей новогодней программе обойтись без казачьей песни никак нельзя. Казаки могут восстать. И тогда такое в стране начнётся!!! Я вам выделю нашего лучшего пианиста Диму Петрова. Идите с ним репетируйте. Он без всяких нот любую музыку может играть. Его ноты только обижают.

И мама немедленно в репетиционный зал пошла.

Глава восьмая

Новый год в Простоквашино

Вся деревня была погружена в метель, в снег, в новогоднюю морозную ночь. Ни огонька. И только почта почтальона Печкина вся светилась с ног до головы.

Перед почтой стояла наряженная живая ёлка. На ней висело всё, что можно было отнести к игрушкам: блестящие банки из-под пива, игрушки, сделанные из серебряной фольги, и конфеты.

Внутри стоял длинный стол, составленный из нескольких столов, покрытый зелёной скатертью.

Время приближалось к двенадцати.

Постепенно стягивались участники банкета: бабушка Евсевна с дедом Сергеем с горушки, дедушка Александр с бабушкой Сергевной из-за церкви. Все приходили в валенках, замотанные платками, со своими стульями и с горячими чугунками с едой.

Скоро и папа пришёл, котёл узбекского плова принёс из гречневой крупы.

Ждали хромого гармониста Шуряйку с лесопилки. Все волновались: «Придёт или не придёт? Придёт или не придёт?»

Всё-таки очень интересный человек: во-первых, гармонист, а во-вторых, негритянско-русской национальности.

Наконец он прихромал.

— Пришёл! Ура!

Гармонист был очень коричневым и очень нервным. От застенчивости он всё время играл на гармошке и смотрел в потолок.

Папа усадил всех за праздничный стол и сказал:

— Дорогие друзья простоквашинцы! Беритесь за бокалы с шампанским. Сейчас начнётся самый торжественный момент. По телевизору будет петь наша мама, и наконец-то мы увидим… менеджера по колготкам.

Он хотел сказать: «Наконец-то мы увидим сюрприз, который она нам готовила», а сказал про менеджера.

Гости взялись за бокалы с шампанским. Они никогда не видели менеджеров по колготкам, и им очень было интересно узнать, что это такое.

По телевизору уже показывали подвал Дома журналистов и всех участников будущего концерта.

Как дядя Фёдор, Матроскин и папа ни всматривались, они не видели мамы Риммы.

Папа сразу приуныл: где это их мама?

И тогда он сказал:

— Дорогие гости, у меня грустное настроение. Давайте петь песни.

Все участники банкета как обрадуются! (Они не знали, куда руки, ноги девать, чем надо узбекский плов есть: вилками, ложками или половником, а тут им дело предложили.) Они все как запоют!

Но никто из них ни одной песни до конца не знал. И у них вот что получилось. Сначала Печкин запел: