Беседы с грешниками - Алексей Сквер

За что мне одному это всё? Я ведь всего-навсего хотел жить, не причиняя никому вреда. Я хотел учить детей…хотел рассказать им о многообразии и неповторимости жизни. О всём том удивительном что нас окружает…но люди оказались хуже зверей… Причём людям это нравится. Вот зачем эта Маша в таком виде заявлялась в школу? Она ведь знала какие чувства пробуждает…знала и ходила… За что и чуть не поплатилась, а ведь ей говорили и не раз.

У нас был учитель труда Равиль Давлетович. Татарин. Не плохой, в сущности, мужик. Не пил, да и руки золотые…но вот ведь… В общем я застал их случайно. Равиль … красный весь…распалённый, а она, она не могла кричать, но сопротивлялась, располосовала его, да и руку прокусила. Я появился вовремя, Равиль не успел её… ну вы понимаете… только одёжку порвал…ну ещё пальцы в неё запустил…но не более. Маша убежала. А Равиль… Знаете, когда зверя загоняют в угол он защищается. Сказал, что бы я подумал о себе… тихо так сказал, чтобы я понял его, и я понял…а он сказал и… и ушёл.

Эта дура Маша дома вскрыла себе вены. Её откачали, но там, какая-то история с психикой началась. Дикость.

Я не дал свидетельских показаний, но был жуткий скандал. Её отец вообще невменяемый человек. Он меня чуть не задушил — еле оттащили. Лучше бы следил за дочерью тщательней. Сволочь.

После этого я решил уехать. В глушь. Деньги кое-какие были, и я уехал.

Вы бывали в тайге? Тайга это рай. Это сказка. А какой там воздух!! Но главное там очень мало людей. Я поселился в далёкой деревеньке Шепталово. По-первости, конечно, было трудно, но потом освоился. Бабка Зинаида подарила старое ружьё, оставшееся ей от мужа и я пристрастился к охоте. Да и охота у меня больше заключалась не в добыче дичи, а в гулянии по лесу. Дивные места… Знаете там ведь деньги становятся тем, чем и являются…куском бумаги или железа….всё есть, чтобы жить и без них. Ягоды, грибы… рыба в речушках… живи — не хочу. Это было самое счастливое время в моей жизни. В деревеньке помимо меня и Зинаиды жило ещё семь человек… старики в основном. До райцентра настолько далеко, что нам было, что райцентр — что Пекин — один чёрт. Участкового и того видел только раз, да и то мельком. Красота. Надо было туда давно уехать — так я думал. Но пришла зима. Вы бывали зимой в захолустье? Ужас.

Двор Зинаиды был через два двора от моей холупы, а моя хатка стояла, прям, на отшибе…до леса рукой подать. У Зинаиды была корова и птицу она держала. У меня же не было ни черта, но к зиме кое-как подготовился…Соленья, варенья…крупой запасся. Вот, казалось бы, почему этот чёртов медведь ко мне во двор полез? Ведь должен был учуять, что кроме меня живности нет! Должен. Однако полез именно ко мне. Это эта ведьма его натравила… так думаю. Слава богу я двери запирать с города приучен, замки все в исправности держал, иначе бы сожрал он меня… Заявился он днём…часа в три. Я чаёвничал. Тишина стояла необыкновенная… зимняя… я как раз только-только снег с тропинки до калитки вычистил, и чай сел пить. Думал о том, что собаку надо бы завести — всё веселее было бы. А потом он и заявился. Я увидел его в окно. Испугался жутко, рванул, было, двери запереть, да побоялся, что не успею…тут-то и пригодилась моя предусмотрительность насчёт замка в двери меж сенцами и комнатами. Заперся на ключ… Зарядил берданку и сидел напротив двери…слушал как он ходит всё переворачивает в сенях. Фыркает недовольно. Я даже слышал, как у него в брюхе урчит от голода. Шатун. Ему бы в берлоге спать. А он… такое бывает. Я не знаю, сколько вот так просидел…. дрова в печке прогорели, но я боялся шуметь…ведь это же медведь…дверь снесёт и не заметит…так и сидел….долго.

..сижу в смысле…

Дело в том, что я …видимо я тогда и умер…

Зинаида приходила ко мне…сквозь двери закрытые… Ведьма она… смеялась… говорила что вечно мне сидеть в углу и трястись за себя… за что?…Я пытался открыть дверь, но безрезультатно…стекло в окне не бьётся…припасы в погребе недоступны… холод, голод и страх — вот что мне осталось….

Зинаида сказала, что у меня есть выход.

Сволочь…знала когда дарила своё ружьё… Но я до сих пор так и не смог…Вы держали ствол ружья во рту с чёткими намерениями снести себе голову? Попробуйте…..вы тоже не сможете…

Я вижу, что вы интелегентный человек…всё понимаете…. Я вижу, что вы меня поняли…. Вы мне поможете?

Зинаида сказала что вы мой шанс… помогите…пожалуйста…

— Хорошо…я постараюсь помочь — начал врать я, абсолютно не зная, чем бы мог помочь, ну разве что сбросить его с обрыва на прибрежные камни.

— Помогите… я не виноват…. За что меня так?

Где-то на этом конюченьи, он между своими всхлипами и исчез, тихо растаял… сначала став полупрозрачным. А потом и вовсе сгинув. Ветер ещё погонял его последние стоны и всё замерло, а я сидел и думал…каково это находиться в холодной комнате без еды….знать, что ты умер…и всё равно бояться умереть. Я ещё раз вытер руку, сохранившую влажность его рукопожатия о джинсы и перевёл взгляд на блокнот…. оказывается я так ничего и не записал…кроме одного слова…

3. Равнодушие

Легко скрыть ненависть; трудно скрыть любовь; всего же труднее скрыть равнодушие.

На землю спустился густой туман, стало сыро. Воздух наполнился застылостью и застойностью больничной палаты, скрылось море. Что-то менялось, стало зябко и неуютно — снова гости!

Она приблизилась неуверенно из мглы, словно как в тумане собственных мыслей и своего прошлого. Присела рядом на скамейку, молчала. Я тоже молча смотрел на нее. Все в ней казалось обычным: русые волосы, ничего не выражающие серые глаза под тонкими выщипанными бровями, ресницы. Останавливали взгляд только веснушки. Смешно: сырость, холод, туман, холодное море, чья-то непреклонная роковая воля, вершащая наши судьбы и на тебе — грешница в веснушках!

— Кто Вы? — ей надоело молчать или она наконец-то меня увидела?

— Я, Артур. Я здесь, чтобы услышать Вашу историю. Как Ваше имя?

Голос у меня против воли сделался противным, как у психотерапевта. Странно, с другими я об этом не думал!

— Полина.

Скамейка, где мы сидели, и впрямь казалась отрезанной от всех горизонтов душной больничной палатой.

— А вы уверены, что это я, а не Вы должны излить мне душу?

— К сожалению, не я придумываю правила. А почему Вы спросили? — я искренне удивился.

— Мой грех — равнодушие. Вы правы, пустоту в душе исповедями не заполнишь, странно только, что моя жизнь кому-то понадобилась. Ну ладно, слушайте.

Я родилась в счастье. Нашу семью теперь назвали бы благополучной и обеспеченной. А главное — меня любили. Мама, молодая, красивая, часто улыбалась, шутила, пела нам с сестрой веселые песенки. Отец, приходя с работы, брал нас с Дарьей в охапку и кружил по комнате, изображая схвативших нас сказочных чудовищ, у которых почему-то были смешные имена. Сладко пахло родным домом: вареньем, солнцем, пирогами и беззаботностью.