Молодой Блейз - Гордон Диксон

После пары таких встреч седой человек вдруг на несколько дней исчез. За день до отлета Блейз вошел в комнату рядом с гостиной огромного номера отеля, который занимала его мать, и услышал доносившийся оттуда голос Иезекииля. Ему отвечал голос седого друга. Но теперь его речь звучала совершенно иначе, он использовал совсем другие слова и иначе ставил ударения. И тут Блейз понял, что это – разновидность бейсика, язык, называемый «распевом», на котором говорили некоторые из самых фанатично верующих квакеров.

Блейз замер и стал вслушиваться: седой говорил о нем.

– …ученая обезьянка. Ты это понимаешь так же хорошо, как и я, Иезекииль. Именно этого и хотела от него мать, и она этого добилась. Твое решение пригласить меня понаблюдать за мальчиком разумно. В городе достаточно хороших психотерапевтов, но среди них нет ни одного родом из той же части Ассоциации, что и я, и Генри, и ты сам. Поэтому никто лучше меня не смог бы понять, что мальчишке предстоит. Прежде всего, он не будет другим Данно.

– Разумеется, – сказал Иезекииль. – Данно тоже был очень сообразительный, но в свои двенадцать лет ростом и силой превосходил взрослого мужчину. Одному Господу известно, каков он сейчас.

– Этого я не знаю, – ответил седой, – хотя слышал, что он стал настоящим великаном.

– Но ты ведь говоришь, что Блейз другой, – послышался голос Иезекииля. – Как же это может быть? Мать держала его под еще большим контролем, чем Данно. Ты же наверняка и сам отлично помнишь Данно – не раз видел его и встречался с ним, когда он еще жил здесь?

– И тем не менее говорю тебе – разница огромная, – настаивал седой. – Воспитанием Данно занималась исключительно мать, поскольку не могла доверить своего ребенка никому, и именно поэтому он во многом похож на нее. Он даже перенял ее умение «так испугать змею, чтобы она от страха проглотила собственный хвост». Что касается Блейза, то он хотя и жил под этой же самой крышей, вырос совершенно другим.

– Ах да, – отозвался Иезекииль, – ты, наверное, имеешь в виду его наставников. Верно, в этом смысле он, конечно, находился под более жестким контролем, чем Данно. Но…

– Нет, различия между ними гораздо глубже, – перебил его седой. – Он получил совершенно другое воспитание. Если Данно был частью жизни своей матери, то этот мальчуган находился совершенно вне ее. Как я уже сказал, он для нее – только ученая обезьянка. Диковинка, которую можно показывать другим, а иной раз потешиться и самой. С ним обращались как с солдатом, постоянно держали в узде. Менее одаренный ребенок такого бы просто не выдержал. Он же, слава Господу, справился с этим, но пошел по совершенно другому пути, чем Данно. Ты заметил, как он одинок и уже никому не верит?

До Блейза донесся вздох Иезекииля.

– Да, – согласился он, – это во многом правда. Будь у меня хоть малейшая возможность, я обязательно попытался бы вытащить его из этой скорлупы. Но тогда в мое отсутствие он каждый раз забивался бы в эту скорлупу все глубже и глубже. Но сейчас речь не об этом. Как ты считаешь, сможет он ужиться с Генри там, на Ассоциации, или нет?

– Твой брат Генри, – послышался голос седого, – относится к числу тех, с кем я вместе рос. Я знаю его довольно неплохо, хотя, разумеется не так близко, как тебя. Когда Блейз попадет на Ассоциацию, он наверняка будет продолжать идти тем же путем, на который уже вступил. Благодаря своему спартанскому воспитанию духовно он гораздо ближе к нашему народу – тому, от которого, кстати, ты сам, Иезекииль, сбежал, – и не к здешним жителям, и даже не к экзотам. Кроме всего прочего, он ведь еще и сам частично экзот, но что получится из этой смеси, я и сам не знаю. Тем не менее с Генри он наверняка уживется. Ты считаешь, что мне надо с ним еще побеседовать?

– Конечно, конечно, – произнес Иезекииль, – я только схожу и договорюсь со старшим наставником, а потом зайду за тобой. Подождешь меня здесь?

– Хоть здесь, хоть в любом другом месте этой набитой подушками квартиры.

– Я сейчас вернусь, – прозвучал затихающий голос Иезекииля.

Блейз поспешил в свою комнату и, когда вошел Иезекииль, сделал вид, что поглощен книгой по древним языкам Старой Земли.

– Доктор Джемс Селфорт хотел бы еще раз поговорить с тобой, – сказал он. – Ты не против?

– Да нет. – Блейз отложил читающее устройство. – Он мне нравится.

Последние слова, как и многое другое из того, что говорил Блейз, были не вполне правдивы. Но все-таки он действительно испытывал определенную симпатию к седому, а теперь, подслушав часть их разговора, преисполнился еще более теплыми чувствами к Джемсу Селфорту, который, казалось, был на его стороне, даже несмотря на то что употребил в его адрес это выражение – «дрессированная обезьянка»… Поэтому Блейз почувствовал, что вовсе не прочь снова встретиться с Селфортом в надежде услышать что-то более обнадеживающее о себе самом. Правда, беседа так и не состоялась. Зато в течение всего путешествия у него вертелись в голове слова Селфорта о том, что он вполне сможет выжить на Ассоциации. Вспомнив их еще раз, он ощутил облегчение, и настроение несколько поднялось.

Вряд ли люди и место, куда он направлялся, смогут за несколько недель или месяцев существенно изменить его характер, как это сделали с ним мать и наставники.

Зато он вполне в состоянии сродниться с этим народом и все же по-прежнему оставаться свободным.

Вполне вероятно, что дядя Генри окажется настоящей скалой, на которую можно будет опереться; а кроме него там наверняка будут еще и соседи – надежные, уверенные в себе люди, посещающие ту же церковь. И Блейз найдет у них понимание и займет определенное место в жизни.

Может быть, когда-нибудь, он действительно станет таким, каким видит себя в мечтах, и в этом не должно быть сомнений ни у него, ни у кого-либо еще…

Он сидел в большом кресле перед экраном, но видел не мерцающие там звезды, а свое будущее. Мысли об этом будущем то и дело уносили его к тому времени, когда он представлял себя одиноким, полностью изолированным от остальных, но хозяином, по крайней мере, самого себя и своей Вселенной.

Он смотрел на звезды, но не видел их. А ведь именно где-то там, среди них, есть некто, говорил он себе, кто отныне будет управлять его жизнью.

Или он сам со временем станет управлять чужими жизнями. Последняя мысль настолько воспламенила его, что он даже испугался и постарался отогнать ее – правда помедлив мгновение…

– Нет, ты только взгляни! – воскликнула молодая рыжеволосая стюардесса.

– А что? – спросила вторая.

– Ты только посмотри на мальчика! На его лицо. Смотри!

Ее подруга продолжала все так же деловито пересчитывать остатки напитков в баре, не поднимая головы.