Волшебное очарование Монтаны - Кэтрин Лэниган

— Исключено, — последовал грубоватый ответ.

— Почему, черт подери?

— У меня нет машины.

— Господи! Что же вы делаете, когда кто-нибудь при смерти?

— Не знаю, сынок, — ответил доктор Килрой после короткой заминки. — В моей практике еще не было такого. Обычно пациенты подолгу болеют, а потом умирают естественной смертью.

У Остина возникла мысль, будто он на другой планете. От слов доктора он впал в куда большее отчаяние, чем тогда, когда был с Моникой. Наверное, решение перебраться в здешние края нужно было хорошо обдумать, а не вспоминать о том, что из окон дома Харрисонов открывается столь впечатляющий вид на горы, каким никогда в жизни ему не доводилось любоваться. Если бы он поближе познакомился с соседями, ему бы не пришлось торчать здесь со жгутом вокруг бедра и тратить время на препирательства по телефону с шутом гороховым, который именует себя доктором. В горле у Остина пересохло, но он все-таки спросил:

— Вы в состоянии оказать мне сейчас помощь или нет?

— Конечно, в состоянии, сынок. Только тебе придется подъехать ко мне. У моего грузовика сломана ось. Сэм Белтон говорит, что через пару дней она будет как новенькая.

— Через полчаса я приеду, — пообещал Остин.

— Прекрасно. А я пока приведу в порядок бумаги. Как твое имя, сынок?

— Синклер. Остин Синклер.

— Не слишком гони машину, Остин Синклер. Я все равно никуда не уйду. Я отужинал только полчаса тому назад. И готов извлечь из тебя пулю в любое время.

Остин не стал вдаваться в подробности. Он нуждался в болеутоляющем, и как можно скорее.

— Я буду осторожен, — заверил он доктора и повесил трубку…

Моника припарковала грузовик возле дома с тяжелым сердцем. Она не знала, как справиться с потрясением, и винила во всем Остина Синклера. Однако, по правде говоря, он был причиной лишь малой толики ее проблем. Ей нравилось думать, будто она — свободное существо, живущее в горах по доброй воле и ничем никому не обязанное. Неважно, как долго она питала иллюзии на свой счет, но вот пришло время, когда люди и обстоятельства развеяли их.

Появление в ее жизни Остина Синклера стало одним из таких обстоятельств. Он не просто подглядывал, а нарушил традиционный уклад ее жизни.

Пока она вылезала из грузовика и пересекала лужайку перед хижиной, ей пришло в голову, что этот человек, возможно, решил скрыться в горах от тех, кого облапошил. Это было единственное правдоподобное объяснение того, почему он неожиданно возник в здешних краях. Она на всю жизнь запомнила бабушкины рассказы о биржевых брокерах, подбивавших стариков вкладывать свои пенсионные деньги в сомнительные акции или, того хуже, просто сбегавших с их деньгами.

Монику редко подводило чутье на людей, а едва познакомившись с Остином Синклером, она сразу увидела в нем мошенника. Возможно, это было ошибочное суждение, но как она могла поверить в его историю о том, будто он заблудился? Он что принимал ее за дурочку? Боже мой! Нужно было догадаться сразу! Он обманом сжил Харрисонов с их земли! Вот почему они уехали не попрощавшись. Им было до смерти стыдно.

— Он получит хороший урок, Дэйзи, если думает, что я поддамся на его уловки! — сказала Моника, открывая дверь в хижину.

Услышав свое имя, Дэйзи радостно замахала хвостом и вслед за хозяйкой вбежала в дом. Моника мрачно уставилась на пустое кресло-качалку у камина. Когда же она наконец привыкнет к тому, что бабушка больше не ждет ее в этом кресле? Дэйзи залаяла, после чего протрусила мимо кресла и свернулась клубком на коврике возле него.

— Девочка моя, — вымолвила Моника, склонившись над Дэйзи. Она стала ласкать собаку, а потом сделала то, чего с детства не делала в присутствии кого бы то ни было, кроме Дэйзи, — заплакала. — Не понимаю, что творится со мной, — сказала она сквозь слезы. — С тех пор как умерла бабушка, я живу как в тумане. Любая мелочь вызывает слезы. Сегодня, например, увидела на пастбище желтые лютики и розовые примулы и сразу позабыла о работе. Нарвала целую охапку цветов и принесла домой, зная, как любит их бабушка. Проблема только одна — бабушки нет в живых. Не могу понять, отчего так трудно уяснить раз и навсегда, что… я ведь была с бабушкой в последние минуты ее жизни, держала ее за руку… — Слезы струились по щекам Моники, и Дэйзи, встав лапами на ее колени, слизывала их. — Я ведь обещала доктору, что позабочусь о ней, но моя забота не помогла.

Она помнила, как Аделаида наставляла ее ни о чем не жалеть: смерть, говорила она, — это часть жизни. Моника слышала каждое бабушкино слово, но в ту минуту даже и не предполагала, что это ее прощальные слова. Крепче прижав к себе Дэйзи, она поняла, что чувство опустошенности — это и есть одиночество. Это открытие было подобно шоку.

— Я должна перебороть это. Женщины из рода Скай всегда были стойкими. Она опустила Дэйзи на пол и стала разводить в камине огонь. — На ужин, Дэйзи, приготовлю тушеное мясо. После мытья посуды займусь глажкой. Завтра мне потребуются выглаженная блузка и джинсы, потому что мы едем по делам в город.

Дэйзи запрыгнула в кресло-качалку.

— Если занять себя делами, то все будет в порядке. Работа и труд все перетрут, — закончила Моника с вымученной улыбкой.

Глава 3

Остин Синклер поднялся, прихрамывая, по деревянным ступенькам выкрашенного в белый цвет викторианского дома, где доктор Килрой принимал пациентов, и постучал в дверь. На широкую веранду, окружавшую дом, из окон второго этажа падали золотистые прямоугольники света. Воздух вокруг был напоен тонким ароматом горного лавра и роз.

— Кто там? — раздался грубый голос.

— Доктор? Это я, Остин Синклер. Я звонил вам насчет своей… раны.

— Ах да.

Массивная дверь распахнулась. На пороге стоял широкоплечий пожилой джентльмен приблизительно одного роста с Остином.

— Ты, парень, из большого города?

— Простите?

— Из какого города ты, парень? Нет, не говори. Дай я сам угадаю. Из Лос-Анджелеса? Нет, не из Лос-Анджелеса. Ты слишком бледен для голливудского парня. Хотя у нас в округе многие оттуда. Из Сан-Франциско… — Доктор взглянул на модные джинсы Остина. — Нет, не оттуда. Там не носят голубые джинсы. По крайней мере, с тех пор как повымерли или пропали хиппи. — Доктор расхохотался над собственной шуткой. Он болтал уже без малого минуту, но не сказал ничего путного.

— Из Чикаго.

— Вот это да! — присвистнул доктор. — Далекий путь ты проделал из дома.

— Доктор, мне нужна помощь. Нога.

— Верно. Заходи. — И хозяин милостиво впустил Остина в дом.

Внутри пахло старым деревом, лимоном и яблочным пирогом. В прихожей было тепло и уютно. Пейзажи, написанные маслом, украшали стены бывшей гостиной и бывшей столовой, приспособленных теперь под приемную и смотровую. Как ни странно, дом мало напоминал медицинское учреждение.