Жизнь в авиации - Степан Красовский

Много лет спустя, когда я встречался с М. Н. Тухачевским, И. П. Уборевичем, В. В. Хрипиным, Я. И. Алкснисом и другими видными советскими военными деятелями, я всегда мысленно сравнивал их со своим первым ротным командиром. Очевидно, у них было что-то общее.

Солдаты гордились поручиком, старались во всем подражать ему. Каждый мечтал быть таким же мужественным и умелым, каким был командир. В батальоне нас называли удоновцами, и это ко многому обязывало.

Чаще всего с нами занимался не старший унтер-офицер Хохлов, а рядовой Бонус. Этот старослужащий солдат из латышей был черствым и сухим служакой, он обладал неиссякаемой энергией и чрезвычайной требовательностью. Не было такого случая, чтобы он допустил послабление и не заметил малейшей оплошности.

Тяготы армейской жизни многие новобранцы переносили с трудом. Рабочим и крестьянам, привыкшим к физическому труду и не избалованным удобствами жизни, было несколько легче. А те, у кого не было трудовых мозолей на руках, чувствовали себя плохо.

Рядом со мной спал на нарах вольноопределяющийся первого разряда, интеллигентный человек лет тридцати пяти, по профессии инженер. Несмотря на товарищескую поддержку, он пал духом. Такие иногда подумывали о самоубийстве или дезертировали.

Однажды мы убедились в том, что жесточайшая требовательность предъявляется не только к нам, рядовым, но и к младшим офицерам.

Личный состав батальона находился во дворе казарм. Ожидали построения для занятий. Дежурный офицер прапорщик С. Г. Васильев, высокий, стройный блондин, увидев командира батальона подполковника Покровского, подал команду: "Смирно! Господа офицеры!"- и строевым шагом направился для доклада. Все замерли, лишь слышен был звон шпор дежурного. "Отставить!" - прокричал фальцетом низкорослый подполковник. Прапорщик энергично повернулся кругом и, возвратившись в исходное положение, снова направился к Покровскому. Тот не принял рапорта. Бледный от смущения, прапорщик был вынужден начинать все сначала. "Ну, уж если господ офицеров так гоняют, - подумал я, - то нам и подавно не приходится обижаться на требовательность".

Вскоре из батальона отобрали наиболее грамотных солдат и вольноопределяющихся и скомплектовали из них учебную команду. Вместе с ними посчастливилось попасть и мне. Так меня зачислили на радиотелеграфные курсы Западного фронта, находившиеся в Минске.

Учиться, познавать новое всегда интересно. Занятия по электро- и радиоделу сменялись тренировками в работе на ключе и приеме радиограмм на слух. Тут-то и пригодились практические навыки, приобретенные мной в Селецком почтовом отделении.

Порядок на курсах был совсем иным, нежели в запасном батальоне. Здесь не было никчемной муштры и изнурительно-однообразных выходов в поле. Лекции читали образованные офицеры, отличавшиеся корректным отношением к курсантам. Однако занятия все же требовали большого напряжения сил. В военное время курсы работали по сокращенному учебному плану, поэтому заниматься приходилось по десять - двенадцать часов в сутки. Кроме того, необходимо было выполнять различные задания во внеурочные часы.

Об отдыхе и думать не приходилось. В увольнение я попал всего лишь один раз, да и то пожалел об этом. Вместе с группой курсантов в воскресенье мне разрешили сходить в кинематограф. Увидев в фойе прапорщика, я попросил у него разрешения присутствовать в кино. Выслушав меня, он сказал: "В фойе находится штабс-капитан". Осторожно пробираясь среди многочисленной публики, я с трудом нашел штабс-капитана и повторил свою просьбу. Штабс-капитан направил за разрешением к подполковнику, который сидел с дамой в буфете. "Иди, братец, разрешаю", - небрежно процедил он сквозь зубы, словно одарил великой милостью.

...Наконец мы получили кавалерийскую радиостанцию и двуколку. Это была громоздкая, но маломощная аппаратура, хотя считалась новейшим достижением русской конструкторской мысли и отечественной промышленности. Особенно много неприятностей доставлял искровой передатчик, который работал с большим шумом. Ночью при нажатии ключа разрядник так светился, что, зная азбуку Морзе, можно было издали зрительно принимать радиограммы. Какая уж тут скрытность связи!

В декабре 1916 года мне присвоили звание "ефрейтор" и назначили начальником радиостанции в 20-й армейский корпус. Мы сложили свои вещички в двуколку, рядом с радиостанцией, и направились в штаб корпуса, который размещался в районе города Вилейки. На фронт прибыли, когда подготовка к наступлению была в полном разгаре. По всему было видно, что в окопах солдатам сидеть придется недолго. Наша радиостанция должна была использоваться для корректировки артиллерийской стрельбы в 28-й пехотной дивизии.

Остро чувствовалась атмосфера ожидания каких-то новых, важных событий. Из уст в уста передавались слухи о расправе солдат над ненавистными офицерами, о забастовках рабочих, о нараставшем недовольстве войной и всей политикой царского правительства.

Однажды вечером кто-то принес в землянку листовку. В ней говорилось, что 24 февраля 1917 года в Петрограде бастовало двести тысяч рабочих. Стачка переросла во всеобщую политическую демонстрацию против царизма. Впервые мы прочитали лозунги: "Долой царя!", "Долой войну!", "Хлеба!". В листовке были выражены мысли и чаяния измученного, оголодавшего народа.

А несколько дней спустя, когда к нам зашел прапорщик Залевский и я стал докладывать: "Ваше благородие..." - он махнул рукой и сказал:

- Я теперь не ваше благородие, а господин прапорщик. Царя свергли, и в армии вводится новый порядок обращения нижних чинов к офицерам.

Вести, долетавшие из Питера, горячо обсуждались солдатами. Все ждали больших перемен. Но шли дни, а каких-либо практических последствий Февральской революции мы не ощущали, если не считать изменения формы обращения нижних чинов к "господам офицерам". Война продолжала уносить тысячи жизней. Солдаты по-прежнему получали из дому безрадостные письма.

Дорога в большую жизнь

14 марта 1917 года нашу радиостанцию вместе с боевым расчетом передали 25-му корпусному авиационному отряду. Я довольно равнодушно воспринял это перемещение. Мне и в голову не приходило, что вся моя дальнейшая жизнь будет связана с авиацией.

Нам было известно, что 25-й корпусной авиаотряд входит в состав 3-го авиационного дивизиона, которым командует известный русский летчик полковник А. С. Воротников. Отряд ведет боевую работу в интересах 20-го армейского корпуса.

На окраине города Вилейки мы без труда нашли дом, в котором находился штаб. Я доложил командиру отряда штабс-капитану Штокмару о том, что радиостанция с боевым расчетом прибыла в его распоряжение. Строгий на вид, высокий и стройный, штабс-капитан обладал приятной внешностью, хорошей строевой выправкой, спокойным, уравновешенным характером. Он поинтересовался состоянием аппаратуры и степенью подготовки радистов, затем приказал отправиться в распоряжение начальника артиллерийского отделения штабс-капитана Г. П. Кадина.