Дракон, играющий в прятки - Гилберт Кийт Честертон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассказывал повар медленно, словно душа его витала в дальних садах, среди мохнатых деревьев, под пышными облаками; но вдруг сел прямо и сказал деловито:
— Он помолился святому Николаю, который не замедлил прийти во сне и дать довольно странный совет: «Не беги от него, беги к нему». После этого святой как-то слишком быстро исчез, хотя и в облаке славы, но мальчика он не подвёл. Завидев дуло, тот буквально приник к нему, и доктору оставалось дёргать ружьё, чтобы обрести необходимую дистанцию. В конце концов он сам попытался убежать, всё в тех же целях, но мальчик, заметим — очень умный, обзавёлся большим ножом и успешно гнал родича через поля и долы. У этой истории есть не только красивая виньетка, но и мораль: «Глуп, кто глядит на край земли».
— Не верю, — сказал профессор и подпрыгнул, взмахнув ружьём, от чисто умственной радости.
III. Морской змийНеобитаемый остров, на котором поселились повар и профессор, стал свидетелем ссоры между закадычными друзьями. Причины её весьма тонки, а значит — интересны пытливому уму.
Профессор был исключительно кроток и деликатен. Правда, он убил немало народу, но по рассеянности, стремясь сфотографировать их своим знаменитым фоторужьём. Однако у него, как у всех учёных, был и предмет ненависти. Он твердо верил, что морского змия нет и быть не может, беспощадно обличая всех, кто думал иначе. Представляете, как неудобно вышло, когда, гуляя у моря, повар увидел этого самого змия, длинного, словно морской парад. Повар был коренастым, круглоголовым и здравомыслящим французом, но и он забеспокоился, представив себе, как воспримет это зрелище его чувствительный друг. Тут профессор вышел из хижины, машинально щёлкнул фоторужьём и убил чудовище. Повар огорчился; живой змий мог нырнуть или вообще исчезнуть, мертвому же змию предстояло долго тлеть у берега. Действительно, он лежал на песке, свернувшись кольцами, большими, как римские арки. Профессор походил около него и, к удивлению повара, зевнул.
— Что-то я сплю, — сказал он. — Сны всякие снятся…
— Вот что, — сказал повар, — применим логику. Если вам снится змий, снятся и убеждения. И то и другое — мнимости. Но если убеждение мнимо, змий может оказаться настоящим.
— Ах, надо бы проснуться! — сказал профессор. — Не кольнёте ли вы меня одним из ваших ножей? Поскольку они мне снятся, это не больно.
Пока повар колебался, профессор выхватил у него нож и взмахнул им, восклицая:
— Да и вы мне снитесь! Наяву я к вам очень привязан и, если убью вас во сне, проснусь от горя. Тогда мы с вами позавтракаем.
Сказав так, он кинулся на повара, но тот, как все французы, прекрасно фехтовал. Вскоре профессор выронил нож и явственно очнулся. Минуту-другую он стоял в отчаянии, потом заметил:
— Совсем из головы вылетело! А где доказательства, где факты? Проявим фотографию… сейчас, сейчас…
Перепрыгнув через змия, напоминавшего каменный вал, он нырнул в хижину и вынес оттуда реактивы, чтобы узнать наконец, есть ли змий на фотографии.
Когда оказалось, что морское чудище оставило отпечаток не только на неверной сетчатке, но и на безупречной пластинке, профессор начал бредить, поскольку только в бреду люди видят всяких змиев.
Повар ухаживал за ним с дружеской нежностью и профессиональной прытью. Прыть эта очень пригодилась, поскольку профессор не стрелял дичи и приходилось есть злосчастного змия. Стряпал его повар искусно, приправляя травами, скрывая соусами, чтобы больной не догадался, что он ест. Мало того, повар ещё и гордился, ибо слышал от иезуитов, что сумасшедших и больных можно вводить в заблуждение. Лгал он не воровато, как наш бакалейщик, глядящий при этом на копчик носа, а весело, смело, браво, как лгут потомки латинян.
Сперва он сказал, что круглые ломтики — это жирафья шея, а когда профессор распознал излишнюю солоноватость, пояснил, что жираф долго плавал в море и, кстати, его длинную шею можно было принять за мифическое чудище. Войдя во вкус, он предположил, что свою роль сыграло и прибрежное растение, входившее в соус.
— Корни его, — сообщил он, — уходят в воду, где шевелятся, привлекая рыб. Такой корень с рыбой на корне, высунувшись из волн, мог сойти за змия.
— Как просто! — удивился профессор. — Что же я сам не додумался?
— Сегодня, — говорил повар через несколько дней, — я приготовил птицу, которую называют цепным жаворонком, поскольку плавают они цепочкой, ухватив клювом чей-то хвост. Когда первая из них взлетит, цепь тянется за ней, что очень похоже на длинную змею.
— Вот-вот! — оживился профессор. — Я думаю, они пытаются съесть друг друга.
— Но не могут, — отвечал повар, — клюв слишком мал. Недаром их называют и «неудачливый живоглот».
— Да, да, да, — тихо ликовал профессор. — Я знал, что есть разумное объяснение.
Когда он окреп и осторожно вышел из хижины, змия уже доели и ничто не мешало смотреть на зелень острова и синеву моря.
— То, что случилось, чисто субъективно, — говорил профессор. — Я бы так сказал, оно — внутри нас.
— Теперь — да, — согласился с ним повар.
ДРАКОН, ИГРАЮЩИЙ В ПРЯТКИ
Жил-был рыцарь, которого мы можем назвать изгоем, поскольку его отовсюду гнали. Естественно, он скрывался и прятался, так что ему было нелегко ходить по воскресеньям в церковь. Вёл он себя довольно дико, бился, дрался, всё ломал, но воспитание получил хорошее и не хотел пропускать службу. Хитрость и дерзость помогали ему разрешить эту задачу, хотя прихожане пугались, когда на них сыпались многоцветные осколки и сквозь разбитый витраж врывался рыцарь, повисевший немного на химере. Удивлялись они и тогда, когда он падал им на голову с колокольни, где предварительно прятался в одном из колоколов. Наконец, им не очень нравилось, что он прорывал подкоп с кладбища и вылезал уже в храме из-под какой-нибудь плиты. Конечно, им хватало благочестия сделать вид, что ничего не случилось, а некоторым — и справедливости, благодаря которой они признавали, что даже изгой должен как-нибудь попасть в церковь. Однако позже, в городе, они обсуждали всё это, и слухи ползли по стране.
Рыцарь, которого звали сэр Лаврок, настолько обнаглел, что стал появляться на рыночной площади.
Мало того, он посетил коронацию и дал королю несколько советов с печной трубы. Иногда, на охоте, король и его свита замечали, что он примостился на дереве, откуда расточает всё те же советы и благодушные пожеланья. Естественно, они пытались его поймать, но никак не могли найти, где же он прячется. Признавая за ним бесспорное первенство в игре, именуемой «прятки», они полагали, что при таких наклонностях не стоит развивать свой дар.
Однажды в стране случилась беда из тех, которые, слава Богу, нам уже не угрожают. У северных граница появилось чудище, которое мы краткости ради назовём драконом. Оно топтало всё и вся слоновьими ногами, а потом, размяв это в какую-то пасту, слизывало языком, напоминающим морского змия. Пасть, надо сказать, была у него вроде китовой, только без уса. Ни стрелы, ни ядра его не брали, он был покрыт очень толстым железом. Некоторые считали, что он весь железный, без пустот, а сделал его один просвещённый чародей. Если кто возражал, что не видит ничего просвещённого в умении изготавливать вредоносных чудищ, его укоряли за отсталость, как правило — до встречи с драконом.
Из чего бы дракон ни состоял, он был явно живой, что доказывал завидным аппетитом и весёлым нравом. Когда он двинулся к столице, топча дома и замки, король с придворными перебрались на башни, обычные люди — на деревья. Пока он походил на гору, сине-лиловую от дали, можно было поспорить о том, какой способ прятаться лучше; но, увидев его вблизи, все быстро решили, что надёжнее — не высоты, а расщелины. Однако он с козьей резвостью расшвыривал камни, а там — пытливо и споро исследовал ущелья и пещеры огромным языком.
Те, кто висел на скалах, с интересом заметили, что над их головами появился сэр Лаврок, препоясанный мечом, с копьём наперевес, и ветер взметнул, словно пламя, его рыжие волосы. Только он, вечно игравший в прятки, не пытался теперь спрятаться.
— Я не боюсь, — ответил он на испуганные крики. — Что-что, а прятаться я умею. Сейчас я знаю место, куда дракону не попасть.
— Что вы говорите! — возопил лорд-канцлер, вползавший в кроличью норку. — Да он без зазрения совести вошёл в Верховный суд!
— Я знаю здание, — сказал рыцарь, — куда он войти не сможет.
— Эта наглая тварь, — сообщил гофмейстер, — пошла в королевскую спальню.
— Что ж, — отозвался рыцарь, — в эту комнату он не войдёт.
— От него и в пещере не спрятаться! — вскричал из-под земли морской министр.
— Ничего, — заверил рыцарь, — эта пещера для него закрыта.
Дракон тем временем ходил взад-вперёд, словно белый медведь, прикидывая, что бы такое разрушить. Когда он глядел на горы, люди лезли повыше, с удивлением замечая, что рыцарь спускается вниз. Наконец тот спрыгнул на равнину и кинулся к чудищу.