Краповые рабы - Сергей Самаров

При этом старший сержант Семисилов видел тоже два варианта поведения собственной группы. Первый вариант – отступить в глубину ущелья и отступать дальше, если и бандиты будут отступать туда же. В любом случае, обстрел с двух сторон, под который бандиты попадут, должен в конце концов сломать их психологически. Второй вариант – выйти вперед, где ущелье еще довольно узкое, и там поддержать своих, атакующих спереди, и ударить бандитам в тыл. Первый вариант казался наиболее безопасным, второй – наиболее продуктивным.

– Серафим Львович, куда выходит ущелье?

– Не знаю. Нас туда не водили. Но сами бандиты живут там, дальше на пару километров.

– Я слышал разговор, – сказал бомж сиплым голосом. – На противоположном конце выход в Грузию. Оттуда должны были прийти на аукцион покупатели. Сваны… Рыжие и голубоглазые грузины…

– Нет, сваны живут намного западнее, – не согласился Серафим Львович. – Да, среди них есть рыжие и голубоглазые, но они живут по другую сторону Южной Осетии. Их селения граничат с Кабардино-Балкарией и с Карачаево-Черкесией. Хотя несколько отдельных сел могут находиться и здесь. Я спорить не стану.

– Я сам видел, они проходили. И шли рядом с эмиром Дагировым. Много было и рыжих, и голубоглазых.

– Аварцы тоже бывают и рыжими, и голубоглазыми, – сказал рядовой Стрижаков. – А аварцы – стопроцентные дагестанцы.

– У дагестанцев одежда другая, – настаивал на своем бомж. – А сванов всегда можно по шапочкам определить. Такие больше никто не носит. Я видел именно сванов. Это гарантированно. И ущелье точно выходит в Грузию. Это я своими ушами слышал. Хотя разговаривали они между собой. Но болтали по-русски, я и понял.

– А почему они между собой по-русски общались? – не понял рядовой Крюков. – Может, специально дезу гнали? Чтобы ты слышал…

– Нет, говорил дагестанец другому бандиту, который дагестанского не понимал. Здесь же как – в каждой банде из разных республик. Да еще и из-за границы бывают. Эмир Бабаджан Ашурович всех пригревает. Он здесь один из немногих эмиров, который за свою веру воюет. Большинство эмиров – так просто. Бандиты и бандиты. А Бабаджан – идейный… Он все с Серафимом Львовичем на темы религии беседовал.

– Он идейный бандит, – сказал Серафим Львович. – Он – член «Джамият Ихья ат-Тураз аль-Ислами», иначе это называется «Общество возрождения исламского наследия», и, как и его партия, мечтает о свержении всех неисламских правителей, насаждении исключительно ислама суннитского толка и создании, как супердержавы, Всемирного исламского халифата. Это движение запрещено в России Верховным судом. Они даже с мусульманами, исповедующими традиционную религию, воюют. Имамов убивают, приравнивая их к еретикам. Хотя с теми, кто деньги платит, эмир дружит. И со сванами, которые ему помогают иногда за границей укрыться, хотя те стопроцентные христиане, и здесь дружит с богатыми людьми, одинаково и с верующими, и с атеистами. Как немцы говорили, «война войной, а обед по расписанию». Так и здесь – вера верой, но дела могут быть разными.

– А в жизни – милейший человек, – сказал бомж с сиплым голосом. – И вообще бы был неплохим парнем, если бы не рассказывал постоянно один и тот же анекдот. Но однажды эмир даже отдал мне флакон французского одеколона, который реквизировал у пленного офицера ФСБ.

– А куда потом этого офицера дели? – поинтересовался старший сержант.

– Эмир узнал, что он пассивный гомосексуалист, и с живого снял с него кожу. Собственноручно. С офицера ФСБ он снимать бы не стал. А с голубого снял. Я бы вот побрезговал, а он нет.

– Я же говорю, зверь и бандит, – гнул свою линию Серафим Львович.

– Но человек милейший… – не унимался бомж с сиплым голосом. – Не побрезговал… Правда, вот анекдот этот я ему простить не могу. Ладно бы хоть разные рассказывал, пусть и «с бородой», а он одним всех достает. И не перебьешь ведь. Застрелит сразу. А его парни слушают и в очередной раз пасти разевают – хохочут. Лучше бы застрелили его. Все ведь при оружии…

– Понятно, – прекратил спор старший сержант. – Васнецов! Пробеги со Стрижаковым до прохода, загляни как можно дальше, найди место поуже, выставь пару «растяжек». И автоматы убитых с запасными рожками прихвати. Сгодятся. И гранаты тоже, если есть.

– Понял. Сделаю… – младший сержант жестом позвал за собой рядового Стрижакова и побежал туда, откуда пришли первые четыре бандита.

Семисилов повернулся к бомжам.

– А что собой представляет база бандитов? Охрана там остается, когда другие уходят?

– Сомневаюсь насчет охраны, – сказал Серафим Львович.

– Зачем там охрана, – сказал третий бомж, с громадной родинкой под левым глазом, до этого молчащий. – Они охрану только рядом с нами выставляли. Если кто войдет в ущелье, мимо нас не пройдет. А с той стороны до границы тридцать километров по камням.

– Сам ходил? – спросил Серафим Львович.

– Я так слышал, – сказал бомж с родинкой. – Я в Махачкале родился. Язык с детства знаю. В Самару перебрался, когда мне пятнадцать лет было. Язык не забыл. Слышал, как они промеж собой разговаривали.

– Вот темнила, – сказал бомж с сиплым голосом. – И молчал, что язык знает.

– Если бы сказал, кто-нибудь проболтался бы. Мир не без стукачей. Тогда при мне бы больше не разговаривали. А так – не стеснялись.

– И что ты узнал? – спросил Семисилов.

– Аукцион проводится в третьем отсюда ущелье. Как выйдешь, сразу налево. Должно быть несколько местных жителей. Хозяева кирпичного завода. И сваны должны прийти из Грузии. У них там престижно иметь русских рабов. С такими они себя выше России чувствуют. Своего рода месть. Эти сваны из приграничных сел. Их с нашей стороны границы мало. Рабов хотят покупать для перепродажи дальше, в Сванетию. Так обычно делают. Их по ту сторону границы должен будет грузовик дожидаться. На нем и повезут. С запада в Сванетию русских рабов абхазы продают. Но те берут очень дорого. В два раза дороже, чем дагестанцы. Правда, абхазы привозят туристов. Молодых и сильных людей. Специально за такими охотятся. Заманивают на турбазы и воруют. Но молодые и сильные часто убегают. Потому в последнее время стали больше бомжей брать. Не таких, конечно, как мы, кто получше выглядит. Хотя тоже ругаются. Вино у них, если доберутся, все выпивают, а потом, говорят, хоть убивайте. А они же вино вместо воды держат. Вот наша братия и старается.

Васнецов со Стрижаковым возвращались, как и уходили, бегом. Заметно торопились, даже дыхание не берегли, что вообще-то у спецназовцев в крови. Похоже, несли важную и срочную информацию.

– Что там? – не давая им перевести дух, спросил Семисилов. – Докладывай…

– Бандиты заняли позицию и пытаются удержать проход. Отстреливаются. Наши несколько раз их из РПГ обстреляли… – начал Васнецов. – Пошел позиционный бой. Тылы у бандитов не прикрыты. Но гранатами их хорошо «накрывают». Долго не продержатся. Сейчас самое время своим помочь с тыла. В помощь гранатометчикам…

– Да, я знаю, что должны «накрывать», сам ящик осколочных гранат в машину загружал, – сказал старший сержант, обдумывая положение.

– У бандитов большие потери. Пока отступили метров на сорок, где камни покрупнее, и дали нашим возможность миновать самое узкое место прохода и занять удобную позицию. Тоже за камнями. Сейчас просто позиционная перестрелка идет с короткой дистанции. Кто кого выдавит. На нервах друг у друга играют. Мы со Стрижаковым не удержались. Сначала «растяжки» выставили, потом дали по нескольку очередей со спины. Нескольких бандитов «завалили». Наши нас, скорее всего, заметили. Стреляли так, чтобы нас не задеть в случае промаха. Это было заметно.

– Перед бандитами не «засветились»?

– Нет. Нас не обнаружили. Мы вовремя отошли. Жадничать не стали.

– Силы бандитов?

Разведать силы банды заместитель командира взвода не поручал, он посылал подчиненных только «растяжки» поставить. Но они все же были армейскими разведчиками и не могли не прикинуть соотношения сил.

– Примерно на треть больше, чем наших. В пределах четырех десятков.

– У эмира Дагирова было шестнадцать человек, – вмешался в разговор бомж с родинкой.

– Вместе с теми шестью, что здесь лежат? – переспросил Семисилов.

– Да. Вместе с ними. Значит, осталось десять человек, – бомж с родинкой оказался даже хорошим математиком.

Рядовой Крюков это сразу заметил.

– Доктор богословия из вашей землянки уже вышел. Теперь, похоже, выходит доктор физико-математических наук. Так?

– Не так. Но математику в сельской школе я по молодости преподавал. И математику, и биологию, и физкультуру. Так уж пришлось.

– Широкий профиль, – оценил Крюков с некоторым восхищением.

– А где же в деревне напасешься учителей на каждый предмет. Я по образованию учитель физкультуры. А уж что дали, тому и рад был…

– Отставить прения, – тихо сказал Васнецов.