Муза - Джесси Бёртон

– Что вы, я вовсе не скучаю. – Я вспомнила «Дольчиз», как они там заваливали нас с подругой работой. Как мужья пялились на наши задницы, пока их жены примеряли туфли. – Я так рада, что я здесь.

– Наверное, за один день в магазине «Дольчиз» можно узнать жизнь лучше, чем за целую неделю в Скелтоне. Вам нравилось там работать? – спросила Квик. – Прикасаться к ногам всех этих женщин?

В ее вопросе было нечто шокирующее, особенно в сочетании с его острой сексуальностью, пронзившей меня, несмотря на всю мою девственность. Но я не позволила себя смутить.

– По правде говоря, – ответила я, – тридцать пар ног в день – это чудовищно.

Она расхохоталась, запрокинув голову.

– Да уж, прямо-таки все сыры Франции!

Услышав ее заразительный смех, я тоже прыснула. Возможно, это звучит нелепо, но смех ослабил напряжение у меня внутри.

– Некоторым эта работа по нутру, – сказала я, подумав о Синт и о том, как походя унизила ее ради этого разговора, ради этой странной игры, правила которой оставались для меня загадкой. – Она требует умения.

– Надо полагать. И все же – такая уйма незнакомых пальцев ног. – Квик передернулась. – Можно сколько угодно любоваться прекрасными портретами, собранными у нас в Скелтоне, но, в сущности, мы, люди, – лишь скопище несуразных конечностей, урчащих кишок. Прибавьте еще жар в печени. – Она пристально посмотрела на меня и глотнула еще. – У меня было гораздо больше времени, чем у вас, мисс Бастьен, чтобы прийти к такому выводу. Пальцы ног, согнутые локти. Помните об их достоинствах, пока у вас есть такая возможность.

– Хорошо, попробую, – сказала я, снова почувствовав себя не в своей тарелке. У моей собеседницы что-то явно не ладилось; казалось, она разыгрывает для меня какой-то спектакль, и я не могла понять зачем.

В дверь постучали. Квик сказала, чтобы вошли, и тут явился наш ланч – на тележке, которую толкал старый портье, невысокий и однорукий. Корзинка с круглыми булочками, две плоские рыбины, жизнерадостного вида салат, бутылка вина в кулере и нечто спрятанное под стальным куполом. Портье покосился на меня, испуганный, словно кролик. Потом его влажные глаза снова устремились на Квик.

– На сегодня все, Харрис. Спасибо, – поблагодарила она старика.

– Всю неделю вас не было, мисс, – ответил он.

– Э… очередной отпуск.

– Отдыхали где-то в хорошем месте?

– Нет. – Квик на мгновение пришла в замешательство. – Просто была дома.

Внимание портье переключилось на меня.

– Что-то не похожа на ту, прежнюю, – сказал он, склонив голову набок. – А мистер Рид знает, что у вас тут черномазая?

– Это все, Харрис, – сдавленным голосом проговорила Квик.

Портье пронзил ее недовольным взглядом, оставил тележку и попятился к выходу, напоследок уставившись на меня.

– Харрис, – сказала Квик, когда он ушел, причем с такой интонацией, словно само его имя служило достаточным объяснением. – Потерял руку в битве при Пашендейле[10]. Отказывается уходить на пенсию, а ни у кого не хватает духу его выгнать.

Слово, произнесенное портье, повисло в воздухе. Квик встала и подала мне тарелку с тележки.

– Если не возражаете, можно поставить ее на письменный стол.

Другую тарелку Квик отнесла на свою сторону стола. Она обладала стройной маленькой спиной, с торчащими, словно пара плавников, лопатками. Бутылка была открыта, и Квик налила нам по бокалу.

– Очень хорошее вино. Совсем не то, которым мы потчуем посетителей.

Вино забулькало громко, празднично и по-бунтарски, как будто Квик среди бела дня наливала мне чудодейственный эликсир.

– Ваше здоровье, – быстро сказала она, поднимая бокал. – Надеюсь, вы любите камбалу.

– Да, – ответила я, хотя никогда этой рыбы не пробовала.

– Итак. Как отреагировали ваши родители, узнав, где вы теперь работаете?

– Мои родители?

– Они вами гордятся?

Я пошевелила пальцами ног, сдавленными обувным заточением.

– Мой отец умер.

– Ох.

– Моя мать так и живет в Порт-оф-Спейн. Я единственный ребенок. Возможно, она еще не получила моего письма.

– Вот как. Должно быть, вам обеим приходится нелегко.

Я подумала о матери, о ее вере в Англию – место, которое ей так и не суждено было увидеть. Подумала об отце, призванном в ВВС Великобритании и сгоревшем в облаке пламени где-то над Германией. Когда мне было пятнадцать, премьер-министр Тобаго провозгласил, что будущее детей с островов находится в их школьных ранцах. Моя мать, готовая на все, чтобы моя жизнь сложилась иначе, чем у них с отцом, поощряла меня к самосовершенствованию. Однако к чему были эти усилия, если после обретения страной независимости всю нашу землю распродали иностранным компаниям, вкладывавшим прибыль в экономику своих стран? Что нужно было делать нам, молодым, если, запустив руку в свои ранцы, мы не обнаруживали там ничего, кроме шва, расходящегося под тяжестью наших учебников? Нам только и оставалось, что уезжать.

– С вами все в порядке, мисс Бастьен? – спросила Квик.

– Да, я приехала сюда с подругой, Синт, – ответила я.

Мне вовсе не хотелось в подробностях вспоминать о Порт-оф-Спейн, о доске с именами погибших, о пустом участке на кладбище Лаперуз, который мама все еще держала для отца, о католических монахинях, воспитывавших меня, росшую с непреходящим чувством скорби.

– Синтия помолвлена, – проговорила я. – Скоро выйдет замуж.

– Вот как.

Квик ножом приподняла небольшой кусок камбалы. У меня возникло странное чувство, что я сказала слишком много, хотя практически не проронила ни слова.

– И когда же?

– Через две недели. Я подружка невесты.

– И что тогда?

– В каком смысле?

– Ну, вы останетесь одна, не так ли? Она ведь съедется с мужем.

Квик всегда избегала обсуждения фактов своей жизни, стараясь при этом докопаться до самого сокровенного в жизни собеседника. Она ничего не рассказывала мне о Скелтоновском институте, полностью сосредоточившись на выяснении моих обстоятельств, и вскоре выудила на свет самые мрачные мои опасения. Дело в том, что неизбежный отъезд Синт из нашей квартирки повис между мной и моей самой закадычной подругой, точно молчаливый вопрос, налитый предчувствиями. Мы обе знали, что Синт переедет к Сэмюэлу, но я и представить себе не могла, как буду жить с другой соседкой, поэтому не заводила об этом речь, да и она тоже. Я хвасталась новой работой, она суетилась насчет свадебных приглашений и делала мне сэндвичи, которые я, признаться, недооценивала. Утешало меня одно: зарплаты в Скелтоне должно было хватить и на освобождавшуюся комнату.

– Меня вполне устраивает мое собственное общество, – проговорила я, судорожно сглотнув. – Будет неплохо иметь побольше личного пространства.

Квик потянулась за второй сигаретой, но потом, видимо, передумала.

«А в одиночестве вы бы уже выкурили на три сигареты больше», – подумала я. Быстро взглянув на меня, Квик подняла с тарелки стальной купол, и под ним обнаружился пирог с лимонным безе.

– Поешьте чего-нибудь, мисс Бастьен, – предложила она. – Смотрите, сколько тут еды.

Я принялась за свой кусок пирога, а вот Квик не проглотила ни крошки. Похоже, все это было у нее с рождения – сигареты, заказы по телефону, поверхностные наблюдения. Я представила себе, как она, двадцатилетняя, вела разгульную жизнь в Лондоне в гламурном антураже, этакая кошечка в разгар бомбардировок. Я составляла себе ее образ по Митфорд и Во[11], окутывая ее фигуру пальто в стиле недавно открытой мною Мюриэл Спарк. Возможно, так проявлялось тщеславие, внедренное в меня моим обучением, которое слегка отличалось от модели, используемой в частных английских школах, где изучали латынь и греческий, а мальчики играли в крикет. Так или иначе, я страстно желала, чтобы эксцентричные, уверенные в себе люди обогатили мою жизнь; мне казалось, я заслуживаю общения с ними – с людьми, как будто сошедшими с книжных страниц. Квик даже не нужно было что-либо делать, настолько я была готова к такому общению, так жаждала его. Поскольку прошлое представлялось мне скудным, я начала сочинять себе фантастическое настоящее.

– Ваша заявка меня очень заинтересовала, – произнесла Квик. – Вы очень хорошо пишете. Очень хорошо. Вероятно, вы были одной из лучших студенток своего университета. Должно быть, вы считаете, что слишком хороши для секретарской работы.

Холодок испуга пробежал у меня по телу. Значит ли это, что она готова отпустить меня, что я не прошла испытания?

– Я очень признательна вам за предоставленную возможность здесь работать, – сказала я. – Ведь это такое замечательное место.

В ответ на льстивые слова Квик покривилась, и мне стало интересно: что же она хотела услышать? Я взяла булочку и взвесила ее на ладони. Весом и размером она была как небольшое сумчатое животное, и мне инстинктивно захотелось ее погладить. Тут я ощутила на себе взгляд Квик и решила вместо этого ковырнуть пальцем корочку.