Порнографическая поэма - Майкл Тернер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Меня охватили противоречивые чувства. Все лето я не мог дождаться, когда же начну учиться у мистера Джинджелла в седьмом классе. Никто не мог потягаться с ним в популярности, у детей не возникало никаких сомнений в том, что именно он лучший учитель. Всех очаровывали его шутки, его энтузиазм. Его экскурсии — будь то в аквариум, планетарий или птичий заповедник — немедленно приобретали статус легендарных. А теперь он оказался растлителем малолетних. И все равно больше всего мне хотелось, чтобы и в седьмом классе он вел занятия.
Помнится, я высказал все это миссис Легги, психологу. Это случилось во время первой недели занятий, когда мы встречались с ней, каждый индивидуально, чтобы обсудить планы на дальнейшую учебу. Думаю, все отпущенные мне пятнадцать минут я беспрерывно вещал о своих переживаниях по поводу случившегося с мистером Джинджеллом. Насколько помню, она сидела, откинувшись в своем поскрипывающем кресле, и, покусывая ручку, глядела на меня как на безумца. Каковым я тогда и являлся.
3.2
— Этот мистер Джинджелл — он когда-либо прикасался к вам?
— Нет.
— А к вашим друзьям?
— Нет.
— Так Тимми Уэйт — он не ваш друг?
— Мистер Джинджелл никогда не прикасался к Тимми Уэйту.
3.3
Всю вторую неделю занятий заместитель директора мистер Стинсон подбирал замену уволенному мистеру Джинджеллу и наконец представил нам нового учителя — мисс Синглтон. До сих пор я ее ни разу не видел. Во-первых, она оказалась черной. И это в школе, где учились только белые — кроме детей бакалейщика, китайцев и одного индуса по имени Джош Питер, которого потом выставили за курение. И речь идет о большой школе, где училось примерно пять сотен детей, в городе, население которого подтягивалось к миллиону. Во-вторых, мисс Синглтон была лет на десять моложе мисс Конройд, библиотекарши, которая однажды призналась одной в-каждой-бочке-затычке Марги Скотт, что в свои тридцать четыре она как минимум на пятнадцать лет моложе мисс Турпин, слывшей самой юной учительницей в нашей школе. Ну и самое невероятное, что окончательно всех сразило: мисс Синглтон говорила на самом изысканном английском — как призналась миссис Смарт, даже более изысканном, чем ее муж, судья Смарт из Оксфорда.
Мистер Стинсон представил мисс Синглтон в своей обычной манере: нелепо расфуфырившись, делая при этом придурочные надписи на доске и кашляя. По-моему, он еще и пердел. Но как бы ужасно все это ни казалось, он много рассказал о нашей новой учительнице. Во время вступительной речи мистера Стинсона все глаза устремились на новую учительницу, и по ее едва уловимой мимике мы легко поняли, что мистер Стинсон описывает кого-то, с кем ни он, ни даже сама мисс Синглтон на самом деле не знакомы. Так что мы здорово посмеялись. И мисс Синглтон тоже посмеялась. Когда Стинсон закончил, она с признательностью ему улыбнулась и обратилась к нам. Она сказала, что прибыла из Англии вовсе не для того, чтобы учить наш класс, но тем не менее надеется, что с течением времени окажется, что все-таки именно за этим. Или что-то в этом духе, не помню. Она еще раз поблагодарила мистера Стинсона и напомнила нам, что предпочитает, чтобы к ней обращались «мисс», а не «миссис». Затем она снова улыбнулась Стинсону и не убирала с лица улыбку до тех пор, пока до него не доперло, что пора бы нас оставить.
Когда за Стинсоном закрылась дверь — под звук жидких вежливых аплодисментов, — наша новая учительница шагнула поближе к партам и сказала очень мягким голосом, все еще улыбаясь, что она знает, как мы любили мистера Джинджелла, и, если мы будем работать в этом семестре как следует, она сможет рассказать нам о произошедшем с ним все, что в ее силах. Однако работать придется изо всех сил, и нам следует работать одной командой — ее курс не будет легким, и он сильно отличается от того, что проходили в седьмом классе год назад, более того, он не похож на то, что преподают в седьмом классе какой угодно школы. Затем, отойдя назад, она села за свой стол и извлекла из сумочки нечто совершенно космическое, вроде оружия из фильмов про будущее. Мы прямо обалдели.
3.4
— Кинокамера!
— Точно. «Никон». И он настолько отличался от ручной развалюхи моей мамы, что поначалу я не мог взять в толк, что же это такое.
— Она собиралась учить вас снимать фильмы?
— Да. И мы их снимали.
3.5
В седьмом классе занятия были преимущественно утром — после обеда оставались только история искусств, музыка и физкультура. Мисс Синглтон с порога предложила объединить три урока в один большой, а также взять темой семестра производство фильмов. Как только она изложила свои соображения, рука Марги Скотт тут же взлетела вверх:
— А как же тогда, мисс Синглтон, мы сможем изучить математику, если будем говорить о фильмах?
Мисс Синглтон улыбнулась.
— Легко, — сказала она. — Если я пришлю вам три картриджа, на каждом из которых содержится запись длиной в три минуты сорок секунд, а камера при этом снимает двадцать четыре кадра в секунду, и я прошу вас монтировать этот фильм методом «три к одному», то сколько кадров будет в получившемся фильме?
Тишина.
— Ого, — сказала Марги. И все засмеялись.
И так все и пошло. Мисс Синглтон потрясала воображение. Наверное, она самая замечательная учительница из всех мне известных. За последующие два месяца она погрузила нас в кино полностью. Мы смотрели фильмы не менее двух часов в день. Какие угодно, не только обычные на полтора часа. Короткометражки, реклама, учебные фильмы, экспериментальные — додумайте сами. Может, это прозвучит неубедительно, но никогда в жизни я так не вкалывал. По каждому фильму требовалось написать сочинение не менее чем на пять сотен слов. Не говоря уже о всякой киношной терминологии, которую мы теперь использовали. Самое удивительное, что в этом участвовали все. Потому что мисс Синглтон умудрилась сделать занятия по-настоящему захватывающими и интересными. Но отнюдь не легкими.
Один раз, когда мы смотрели «Броненосец „Потемкин“», дверь скрипнула, вошел Стинсон. Это был тот самый момент, когда детская коляска покатилась по ступенькам одесской лестницы. Когда эпизод завершился, Стинсон суетливо спросил у мисс Синглтон, можно ли ее отозвать на пару слов.
— Но пролетарское восстание в самом разгаре, — ответила она. Все засмеялись, раздались отдельные хлопки. — Кроме того, я сейчас занимаюсь с ребятами, — добавила наша учительница к пущему восторгу класса.
Стинсон включил свет, ослепив всех. Раздалось дружное недовольное мычание, кто-то свистнул.
— Революция окончена, мисс Синглтон. В мой кабинет!
В подтверждение своих слов этот козел в самом деле подошел к проектору и выдернул шнур из розетки.
Мисс Синглтон ушла, и надолго. Ее отсутствие так затянулось, что некоторые стали забавляться, передразнивая неуклюжие движения Стинсона, выдергивающего шнур из розетки, — ему ведь это удалось лишь со второй попытки. Когда мисс Синглтон вернулась, стало понятно, что она не в лучшем состоянии, чем был Стинсон, когда он зашел. Я мог говорить об этом наверняка — ее нижняя губа застыла в том же самом положении, что и у моей мамы, когда та недовольна.
— Мистер Стинсон велел мне проинформировать вас, что с завтрашнего дня мы приступаем к обычным занятиям; итак, начало в девять утра: сначала математика, потом естествознание, далее социология и родной язык, — произнесла мисс Синглтон, сделав жест в сторону открытой двери, за которой стоял, согласно кивая, Стинсон, немедленно после этого исчезнувший в темном холле.
Раздались горестные стоны.
— Тем не менее, дети, — сказала, чуть просияв, мисс Синглтон, закрывая дверь, — завтра также начинается производство наших собственных фильмов. Так что прошу вас как следует подумать над тем, что вы видели, что вам в увиденных лентах понравилось, что не очень. И когда вы сегодня ляжете спать, пусть вам приснится, какие фильмы вы хотели бы делать сами. О чем угодно, как угодно. И вот вам задание по языку: сто слов, которые наилучшим способом описывают ваш фильм.
После школы я возвращался домой вместе с Бобби Голтсом. Он учился в параллельном классе, который вел мистер Томлинсон. Бобби гнал, как крут этот его Томлинсон, как легко у него учиться, что он никогда не проверяет домашние задания, никогда не задает никому вопросов, так что можно уроки напролет читать комиксы или рисовать в тетради разную ерунду — Томлинсона ничто не колышет. Я рассказал ему, чем мы занимались с мисс Синглтон. Он ответил, что обо всем уже наслышан от матери, дружившей с миссис Смарт, которая, в свою очередь, знала мисс Мюррей, школьного секретаря, и что все считают очень плохой идеей смотреть фильмы с утра до вечера. И он, мол, с этим вполне согласен: мы ничему не научились за это время, никто даже не знает, как правильно раскрывать скобки. Пришлось сказать ему, что большинство из нас давно уже это умеет, а сам он — дерьма кусок и то, что сегодня учинили с мисс Синглтон, — ужасно жестоко и неправильно, а также супернечестно. Бобби плевать хотел, конечно. И вообще, он слышал, что мисс Синглтон уже не вернется к нам после рождественских каникул.