Мои встречи с Анной Франк. Откровения выжившей в концлагере - Нанетт Блиц-Кёниг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Голландия – страна маленькая. Поездка получилась короткой, нескольких часов, не больше. Помню, в поезде нас бдительно охраняли. Гитлеровцы хотели убедиться, что никто сбежит. Можно подумать, что мы действительно были величайшими преступниками, которых когда-либо знал мир.
Лагерь Вестерборк был построен правительством Нидерландов в 1939 году для размещения евреев, бежавших из Германии. Они жили в постоянном страхе перед нацистами. В итоге эти постройки стали очень полезны самим немцам. В конце 1941 года немцы решили, что Вестерборк станет идеальным транзитным лагерем для приема голландских евреев перед отправкой их в концлагеря. К июлю 1942 года немцы окончательно взяли это место под свой контроль. Недолгая остановка в Вестерборке означала скорую отправку на смерть.
С виду Вестерборк был совершенно негостеприимным местом, окруженным серым и безжизненным пейзажем. Лагерь имел главную аллею, по обеим сторонам которой стояли хижины. Здесь ничто не могло напомнить мне город, который мы оставили. Там, где прошла моя юность, где я узнала счастье и свободу. Однако, когда я оглядываюсь назад и вспоминаю, что было со мной после той остановки в Вестерборке, я понимаю, что это было еще не худшее место.
Наш поезд прибыл в центр лагеря. Я огляделась и увидела охрану и сторожевые башни. Вокруг были темные тюремные краски. Кто платил за все это? Именно мы! Содержание и расширение лагерей финансировались за счет конфискованного у самих же евреев имущества.
Нас повели и выстроили у комендатуры. Мы по очереди объявляли свое имя, происхождение, хотя и не могли назвать причины ареста. Эта процедура была одинакова во всех концлагерях, руководимых нацистами. Ее проходили все, кто не был отправлен в газовые камеры сразу по прибытии. Напомню, часть людей привозили в концлагерь для немедленного уничтожения.
Любопытно, что после окончания войны эта процедура регистрации позволила выжившим проследить последние шаги членов их семей.
Во время процесса регистрации мы с семьей едва могли говорить. Мой брат, который и так был тихим человеком, был cовершенно напуган. У всех у нас на лицах было такое обеспокоенное выражение.
Нам разрешили оставить свою одежду. В отличие от тех, кто скрывался перед депортацией, как это было с Анной Франк и ее семьей, после того как они были найдены в пристройке в августе 1944 года. Беглецы считались «осужденными евреями» и должны были носить синие комбинезоны с деревянными башмаками. Им давали меньше еды. Они должны были оставаться в дисциплинарных бараках и работать в худших условиях.
Например, семья Анны демонтировала старые батареи. Какова была цель такой работы? Мы не знали, как не знали и смысла многих других работ, назначаемых евреям в концлагерях.
После регистрации нас погнали в наши бараки. Мы с мамой должны были отправиться в женскую секцию, а отец и брат – в мужскую. Хотя мы спали в разных местах, у нас была возможность ненадолго встречаться в течение дня, что мы и делали как можно чаще.
Мы спали на двухъярусных кроватях, что было роскошью по сравнению с теми условиями, в которых мы оказались позже. Я уж не говорю о положении тех, кто попал в газовые камеры.
Для меня Вестерборк был местом парадоксальным. Здесь собирали тысячи узников из самых разных мест. С одной стороны, это был пересыльный лагерь. Но время от времени здесь принимали посетителей. Тут жили люди, которые образовали общину и нашли здесь подобие дома. Среди прочего, были школы, театр, больницы, а также другие структуры, в которые особенно вкладывались немецкие евреи. Они были там с самого начала.
Голландские евреи, депортированые туда, оставались в лагере не более нескольких дней, максимум несколько недель. Всякий раз, когда мы встречали людей, которых знали по Амстердаму, мы сразу же теряли их из виду. Их грузили в поезда и быстро увозили к самым страшным кошмарам.
Голландские евреи садятся в поезд, идущий в Освенцим. Фотография из личного альбома коменданта лагеря Вестерброк Альберта Геммекера
Мы с семьей оставались там дольше. Это вселяло надежду и в то же время с каждым днем все больше тревожило. Помню, те дни казались мне бесконечными.
Благодаря почету, которым пользовалась профессия моего отца, наши имена были внесены в палестинский список, в котором, среди прочего, числились евреи, которых можно было обменять на немецких военнопленных. Это означало, что мы сохраняли крупицу надежды на то, что однажды нас вышлют отсюда. Эта надежда, в конце концов, оказалась всего лишь иллюзией.
У нас было достаточно еды, чтобы не голодать. Однако о прежнем комфорте пришлось забыть. Например, приходилось долго стоять в очереди, чтобы разогреть еду. Мыться приходилось холодной водой. Нормальных туалетов не было, только выгребные ямы.
Такая жизнь изменила мое представление о гигиене. Мы ничего не могли с этим поделать, первое время это очень смущало нас.
В Вестерборке я не работала. Хотя часто вызывалась позаботиться о детях, которые попали в лагерь вместе со взрослыми. По крайней мере, детей можно было отвлечь от их печальной судьбы. Мы пели песни и играли с ними, чтобы добавить нотку фантазии в окружавшую нас унылую действительность. Вообще, взрослые делали все возможное, чтобы защитить и оберегать детей.
Нам с братом было соответственно четырнадцать и шестнадцать. Мы уже не считались детьми. Кроме того, ситуация сделала нас взрослыми быстрее, чем других детей нашего возраста. Мы старались, чтобы родители не беспокоились о нас.
Пока мы были в том пересыльном лагере, помню, отец время от времени ездил в Амстердам. Зачем? Что он мог там делать? Не знаю. Эти поездки остаются для меня загадкой и по сей день.
Надо сказать, что Вестерборк был относительно тихим местом и служил своего рода приманкой, чтобы побудить евреев не сопротивляться отвратительному плану гитлеровцев, заставить их поверить, что все будет хорошо. В отличие от концлагерей, здесь было очень мало нацистов. Тем немногим, кто там находился, была поставлена задача охранять периметр. За поддержание порядка в лагере отвечала голландская полиция. Я думаю, нацисты находились там, только чтобы убедиться, что депортированных отправили в нужное место.
Главным в нашей повседневной жизни была тревога. Каждый понедельник вслух зачитывались имена тех, кто должен был явиться на депортацию. Это было что-то ужасное! Призванные пугались, услышав свои имена, а неназваные вздыхали с облегчением. Но облегчение никогда не длилось больше недели. В следующий понедельник назывались новые имена.
