Максимовна - Сергей Мартьянов

— Постой! А почему белых халатов нет?

Кочубей развел руками:

— Не знаю. Разрешите…

— Постой! — Максимовна в сопровождении девчат и Кочубея вышла из столовой, показала на Петухова, тяпающего бревешко киркой. — А это что? Почему топоров не даете?

— Я-то при чем, Пелагея Максимовна? Говорите начальнику.

— И скажу, — внушительно заявила Максимовна.

Девушки хором поддержали ее:

— Правильно!

— Никакого внимания кухне!..

Ободренный этими возгласами, Петухов в сердцах бросил кирку под ноги Кочубею:

— Долбай сам! Это тебе не зарядку проводить: «делай — раз, делай — два…»

Девчата засмеялись, а посрамленный Кочубей, не спросив даже разрешения, побежал прочь от столовой. Максимовна строго посмотрела на Петухова:

— А вот это ты зря, парень. Возьми кирку.

Петухов покорно поднял кирку, молча отошел в сторону.

Одна из девушек одобрительно и простодушно заметила:

— Здорово вы его, мамаша!

— Какая она тебе мамаша? — дернула ее за рукав другая девушка. — Это уполномоченный из района или области.

Максимовна услышала эти слова, добродушно улыбнулась:

— Что вы, девчата! Какой я уполномоченный?

— А кто же вы?

— Просто мать. К сыну приехала.

— Мать?

Пока Кочубей разыскивал директора, Максимовна наводила порядки на кухне.

— Кожуру нужно тоньше срезать, — поучала она ту самую девушку, которая приняла ее за уполномоченного. — Ты что, милая, дома не занималась стряпней-то?

— У меня мама…

— Ма-ма, — передразнила Максимовна, — не век же с матерью жить. У меня вон сынок, Гриша, сам все делает. И постирает, и погладит, и пуговицу пришьет. Самостоятельный, нигде не пропадет.

— А сами примчались к нему? — сдерживая смех, спросила девушка, стоящая у плиты. — К самостоятельному такому!

Максимовна растерянно опустила руки. Этого она опасалась больше всего. Как ответить, что сказать? И дернуло же ее за язык, расхвасталась про Гришу! Ведь ничегошеньки он не умеет, а так — дурь в голову пришла…

Но тут в сопровождении Кочубея появился Абрамов.

— Здравствуйте, девицы-красавицы! — громко сказал он и заметил довольным тоном, видя, что на кухне и дыму меньше и работа идет быстрее: — Э, да у вас тут порядок. Это вы все, Пелагея Максимовна? Жаль, что уезжаете скоро. Может, останетесь?

— Нет! Что вы? — из-за непостижимого упрямства ответила Максимовна. — Мы домой.

— Вы-то домой, — проговорил Абрамов, и в голосе его послышались нотки разочарования и даже обиды. — Вы-то домой, а вот сын ваш — не знаю… Словом, завтра поедем на полевой стан, там будет видно, — добавил он жестко.

— Ну, так я пойду, соберусь…

— Давайте.

Она направилась к выходу, и в этот самый момент одна из девушек ехидно и громко сказала:

— Видали старуху? Нам мораль читает, а сама сыночка забирает.

Словно подхлестнутая, Максимовна вздрогнула и остановилась.

На кухне стало тихо.

— Павел Степанович! — с отчаянной решимостью обратилась Максимовна к директору.

— Что? — насторожился он.

Но она сказала не то, что хотела сказать:

— Завтра первую борозду прокладываете?

— Да!

4

“ Начали, Павел Степанович, уже первые пять гектаров вспахали, — доложил бригадир, подходя к вылезшему из совхозного «газика» Абрамову.

Неподалеку стоял полевой вагончик. Прямо от него тянулась к горизонту широкая черная борозда вспаханной целины. Несмолкающий грохот висел над степью. Это работали тракторы.

Абрамов и бригадир стали о чем-то оживленно разговаривать, показывая руками в степь. Максимовна с минуту посидела в машине, потом вышла и решительно направилась к директору.

— Познакомьтесь, — заметив ее, сказал Абрамов. — Это мать Григория Орлова.

— Того, что рисует? — с интересом взглянул на нее бригадир.

— Да, да! — обрадованно воскликнула Максимовна. — Цветочки, листочки, веточки разные…

— Милости просим, — поздоровался бригадир. — Только не цветочки и листочки, а вот это, — и он повел Максимовну и Абрамова к вагончику, на котором висел нарисованный от руки плакат: трактор поднимает целину, а сверху надпись: «Даешь две нормы за смену!»

Максимовна изумленно посмотрела на плакат.

Абрамов хотел что-то сказать, но Максимовна перебила его:

— Вот привезла Грише кое-чего.

— Это правильно! — одобрил бригадир. — Житуха у нас пока не очень.

Абрамов снова попытался о чем-то заговорить, но Максимовна опять перебила его:

— Ну, как он у вас тут?

— Хороший хлопец! — улыбнулся бригадир. — Думаем зимой на тракториста выучить.

— А сейчас-то где он?

— Во-он целину поднимает, видите? — бригадир показал рукой в степь.

Далеко в степи шел трактор. На плуге сидел прицепщик. Это и был ее Гриша.

— Да что же я, дура старая? — всхлипнула Максимовна. — Да как же это?

— Вот так! — вступил в разговор Абрамов, пряча усмешку. — Скоро до дому-то?

Она неожиданно рассердилась:

— И что вы меня все до дому спроваживаете? Это только утки да гуси…

И, не договорив, оставила чемодан и быстро пошла по направлению к трактору.

— Куда? — крикнул бригадир. — Не догоните!

— Ш-ш-ш, — одернул его Абрамов. — Ты понимаешь, она приехала, чтобы забрать сына домой, я разрешил…

— И вы разрешили? Такого хлопца?!.

— Спокойно, бригадир. Никуда она его не увезет.

А Максимовна, запыхавшись, бежит вслед за трактором. Ноги ее увязают в жирной вспаханной целине, пальто расстегнулось, волосы выбились из-под платка. Она все бежит и бежит, зовя сына:

— Гриша… Гришенька… Гриша… Я к тебе…

Но он не слышит, трактор уходит все дальше и дальше, поднимая новые пласты.

Максимовна бежит медленнее, останавливается и, наконец, опускается на землю, в черную развороченную борозду.

1954 г.