И остался только пепел (СИ) - Осокина Анна

Девочка медлила, не зная, как подступиться к раненому. Она склонилась над ним. Мужчина лежал без движения, только чуть заметно поднималась и опускалась грудь да подрагивали веки на совершенно белом лице, что было заметно даже в неверном свете свечей.

— Так, ладно, — попыталась успокоить саму себя юная ведьма. — У меня получится…

Человек был без верхней одежды, лишь в рубахе да штанах. Девочка быстро задрала липкую от темно-красной крови ткань. Сбоку внизу живота виднелся относительно небольшой и даже аккуратный порез. Но, судя по всему, глубокий. Кровь уже почти не вытекала, зато вокруг мужчины ковер насквозь пропитался ею.

Исха отлично помнила, как Мирам лечит приходящих к ней: накладывает руки на больное место и, закрыв глаза, хмурит брови, словно видит что-то или чувствует. Женщина долго и молча сидит так над больным, пока черты ее лица не разглаживаются, а иногда появляется и удовлетворенная улыбка. Сразу становится понятно, что у нее получилось.

Девочка решила поступить так же, хотя и не знала, что конкретно нужно делать, они этого еще не обсуждали. Она приложила обе ладони к ране, закрыла глаза и попыталась сосредоточиться на своих внутренних ощущениях. Его брат хранил молчание где-то за ее спиной, лишь тихо шмыгая носом. Исха все сильнее жмурила глаза, пытаясь сосредоточиться. Но ничего не чувствовала. Внезапно что-то поменялось. Раненый начал дышать чаще, изо рта его вырвался хрип, мелко задергались руки. Это словно пробудило Исху, пальцы рук закололо мелкими иголочками. Исха схватилась за эти ощущения и попыталась их усилить. Бок пронзила резкая боль.

Она уже была не в доме. Определенно, это дорога, проходящая недалеко от леса. Исха хорошо знала этот путь. Сумерки, почти ничего не видно, только несколько незнакомых фигур в темных плащах с капюшонами на головах. Один из них только что вытащил из ее живота нож и резким движением срезал с пояса кожаный кошелек, туго набитый выручкой за товар, проданный на ярмарке. Рядом раздался сдавленный вскрик брата, согнувшегося пополам от сильного удара между ног. Разбойники скрылись за деревьями где-то в лесу так же быстро, как и появились.

Исха пришла в себя. Она все так же сидела на коленях рядом с умирающим мужчиной и держала руки на его ране. Пальцы и ладони кололи тысячи игл. Но хуже всего была боль в боку, которая не проходила, а, казалось, только усиливалась. Девочка хотела убрать ладони, но они будто приросли к ране. Темнело в глазах. Исха почувствовала, что сейчас отключится и только тогда смогла прервать контакт с кожей раненого. Она упала на четвереньки. От боли желудок сводило спазмами, ее вырвало. Из последних сил девочка отползла в угол горницы и привалилась к стене.

На нее испуганно смотрел родственник пострадавшего.

— Почему ты так громко кричала? Он будет жить?!

Исха не могла говорить. Ее трясло, на лбу выступил холодный липкий пот. Она ничего не видела, потому что глаза медленно застилала черная пелена, пока не поглотила ее полностью.

— Глупая, глупая девчонка! — слышала уже в который раз за утро Исха в свой адрес.

Почуяв неладное, Мирам решила вернуться домой раньше запланированного. И, как оказалось, не зря. На рассвете она нашла на своем крыльце совершенно обезумевшего мужчину, который сидел, плотно прижав колени к груди. Пальцы рук он запустил в свои короткие волосы и медленно раскачивался из стороны в сторону, устремив вдаль немигающий взгляд. Мирам недоуменно посмотрела на него, но прошла дальше — человек даже не заметил ее появления.

А уж завидев второго мужчину, с первого взгляда и непонятно, живого ли, и внучку почти в таком же состоянии, ведьме все стало ясно. Как ни странно, лежавший, хотя и выглядел натуральным покойником, очень скоро пришел в себя и вообще пошел на поправку без каких-то дополнительных действий со стороны Мирам. Чего нельзя сказать об Исхе.

Ее бледная кожа стала почти прозрачной, веснушки посерели, под глазами залегли два темных круга, на щеках проступила мелкая сосудистая сетка, а губы приобрели синеватый оттенок. Мирам пришлось очень постараться, чтобы внучка очнулась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Он бы просто потянул тебя за собой, ты это понимаешь?! — все не могла успокоиться ведьма. — Да не каждый опытный ведун возьмется за такое, а тут ты, соплячка, тьфу! — в сердцах воскликнула Мирам. Однако, как бы зла ведьма ни была, руки ее при этом умело порхали над заварочным чайником, готовя для девочки специальный травяной сбор для скорейшего восстановления сил. Исха молчала. Сказать было нечего, да и слабость была такая, что даже пошевелить языком казалось невыполнимой задачей. Но внутри она ликовала: получилось! Да, они оба чуть не предстали пред очами Ясногорящего, но ведь она смогла. Теперь Исха точно знала, что она — настоящая ведьма. И хотя она уже не могла бороться с подступившим к ней сном, который налил ее веки свинцовой тяжестью, уголки губ то и дело чуть подергивались в верх.

***

Сначала ничего не происходило, обычный человек ничего бы и не почувствовал. Но несколько вдохов спустя тишину вечернего леса нарушило шуршание. Звуки исходили сразу ото всюду. Вокруг молодой ведьмы вылезали белые цветы и клонили свои головы в ее сторону, будто она была их солнцем. Исха повернула голову на бок и открыла глаза. Вся земля в пределах видимости покрылась белым цветочным ковром. А вместо усталости, как это всегда бывало после ворожбы, она чувствовала себя до краев наполненной чем-то теплым. Девушка, не пряча блаженной улыбки, повернула голову в сторону леса. Ведьма заметила, что из-за мелких кустарников за ней внимательно наблюдает пара янтарных глаз.

— Иди ко мне, — повинуясь внезапному порыву, тихо позвала ведьма.

В тот же миг на поляну медленно и осторожно вышел крупный серебристо-серый волк. Шерсть его блестела, отражая лунный свет. Он пригнул голову к земле, принюхиваясь к человеку.

— Не бойся, — не меняя положения тела, протянула она к нему ладонь, хотя в пору было самой быть в ужасе. Он не проявлял злости, только интерес. Волк бесшумно приблизился к Исхе и обнюхал ее руку. Ведьма не шевелилась, даже затаила дыхание. Тогда зверь легко боднул ее ладонь. Она тихо рассмеялась и осторожно запустила пальцы в его густую теплую шерсть на голове. Тот прикрыл глаза и опустился рядом с ней, почти касаясь ее своим теплым шерстяным боком. Тогда Исха совсем осмелела и обвила его обеими руками. Тот даже не двинулся, только глубоко прерывисто вздохнул, как человек. В нос ей ударил резкий запах дикого зверя, но сейчас он не был ей неприятен. А скорее наоборот: успокаивал, уносил куда-то далеко, в сказки про оборотней и заморских принцесс, которые рассказывала Мирам, когда Исха была совсем маленькой. Вдруг она что-то нащупала в его густой шерсти. На шею животного был повязан кожаный шнурок, на котором висел пропавший аметист, формой и размером так напоминавший куриное сердце.

— Но как?.. — поразилась девушка. — Как он у тебя оказался? Бабушка отдала его тебе, чтобы ты сам мне его передал, да?

Волк понимающе на нее покосился. Все еще не веря в происходящее, она сняла амулет со зверя. Камень был теплый и немного мерцал, то ли отражая лунный свет, то ли сам его излучая. Странно, но сейчас он был тяжелее, чем казался раньше.

Мы теряем близких, и это никак не отменить. Но они продолжают жить в наших сердцах и воспоминаниях. Они все еще продолжают влиять на наши мысли и поступки, даже находясь где-то далеко. Вопреки расхожей фразе время не лечит. По крайней мере, никогда полностью. Но боль постепенно притупляется, становясь сначала не такой ослепляющей, а потом мы просто миримся с тем, что она есть, и учимся жить дальше.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Спасибо тебе, — прошептала Исха в самое волчье ухо и не заметила, как погрузилась в глубокий сон.

Глава 3

В комнате стоял полумрак. Большое наглухо закрытое ставнями окно не позволяло проникнуть внутрь ни одному лучику света. Широкая деревянная кровать с пышной периной, искусно украшенная диковинной резьбой, занимала почти все место в опочивальне и освещалась одной масляной лампой. Исха лишь заглянула внутрь, слегка приоткрыв дверь. Даже при столь тусклом освещении ведьме бросилось в глаза лицо откинувшейся на высокие подушки женщины. Хотя женщиной ее можно было назвать с натяжкой: она едва вышла из того возраста, в котором играют в куклы. Лежавшая тихо застонала и прошептала: