Капелька лета - Ольга Колпакова

Глава седьмая

На свалке кабанчиков уже не было. Но запах морковного мешка остался.

– Может быть, они спрятали его здесь? – предположил Волчишка.

Лукерья облетела свалку, но сверху ничего не заметила.

– Разве в таком беспорядке можно что-то отыскать?

– Попробуем… – Рыжица подняла старый ботинок, чтобы посмотреть, не спрятан ли под ним мешок, а из ботинка вдруг вывалился семьдесят восьмой мышонок Хвостиков.

– Ура! – закричал он. – Вы пришли нам детскую площадку на свалке делать?

– Нет, – строго сказала Лукерья. – Мы пришли искать мешок. И крольчонка.

– Может быть, вы видели? – спросил Волчишка.

– Может быть! Здесь столько гадости валяется! – пропищал мышонок.

– Но крольчонок – не гадость, – возразил Волчишка и попытался вспомнить, как ещё пахло от забора, с которого учился летать Ушкин-Морковкин, от мешка, от грядок, где он старательно выращивал морковку. – Крольчонок – не гадость, а пушистость, трудолюбивость, добрость, морковность, мечтальность…

Рыжица тем временем продолжала искать: она складывала коробки в одну сторону, а бутылки в другую. И уже большое количество коробок и бутылок стали золотистого осеннего цвета. Бутылки стали пахнуть лимонадом. Коробки – мандаринами. Старый башмак расцвел зверобоем.

– Ого! – сказал мышонок и потащил зверобойный башмак со свалки себе домой. – Какая красота! Это будет моя отдельная комната!

– Мешок здесь найти сложно. Мы так весь день можем потратить… Надо пойти и найти кабанчиков, – решил Волчишка.

Искать кабанчиков нужно было, конечно, на Голубой полянке. Ведь они не пропустят праздник последнего дня лета.

Есть такие особенные дни – как мостик через ручей, как средняя ступенька на лесенке. Без них сложно оказаться там, куда двигаешься. Без них ты поцарапаешься, намокнешь или стукнешься. Такие дни – словно утром ты проснулся и ждёшь, когда мама придёт тебя будить. Лежишь и слушаешь, как шкварчит яичница, как старшая сестра собирается в школу, как солнечный луч добирается до подоконника. Когда подходит мама и гладит тебя по одеялу, ты уже совсем готов к новому дню, тебя не застать врасплох.

Последний день лета – такой день, который нельзя проспать, просидеть за телевизором, проплакать в кресле. Ты должен быть готов к осени. И тогда долгий дождь и промозглый ветер тебе не страшны.

На Голубой полянке всё было готово к празднику. Белки продавали орехи, ёжики – грибы, светлячки – фонарики из гнилушек. Лягушата устроили заплыв в ручейке. Ворона Лукерья хотела сделать круг над полянкой, чтобы отыскать кабанчиков, но в воздух то и дело поднимались стайки перелётных птиц и букашек, чтобы построить фигуры покрасивее, ворона не захотела мешать. Пришлось Лукерье отправиться на поиски пешком вместе с Волчишкой и Рыжицей.

– Внимание! Внимание! – раздалось над полянкой. И зазвучал хор зарянок. Праздник начался. После песни на середину поляны, украшенной разноцветными флажками, шишками и воздушными шариками, вышел начальник Лесного округа Михайло Потапович Медведев.

Все захлопали и приветливо заулыбались медведю. Он поправил неудобный галстук и начал свою речь.

Речь

Дорогие лесняне!

Господа звери, лоси, птицы, насекомые и ваши дети!

Прекрасным было это лето! А завтра наступит осень. Но не будем о грустном. Завтра наши дети пойдут в школу! Ох, простите, милые ребятишки, я обещал не говорить о грустном. Тогда я скажу о нашем любимом ежегодном конкурсе “Капелька лета”. Не так просто отыскивать частички лета, которые остаются с нами на всю зиму. Но все мы постарались на славу. Лучшее же открытие в этом году сделал и стал победителем конкурса… лисёнок Рудик! (Аплодисменты.)

Он заметил, что ручеёк на Голубой полянке зимой не замерзает и так же, как и летом, журчит. Рудик долго пытался понять, что же рычит, простите, журчит ручеёк. Он даже отморозил один раз хвост, ему надуло снега в уши и здорово попало от деда Седого Лиса. Но настойчивому Рудику всё же удалось понять ручейковый язык. И что бы вы думали журчит всё время наш Голубой журчеёк?

– Да, – спросила Рыжица, – что же он журчит? Я бы тоже согласилась отморозить хвост, чтобы точно знать это. Жаль, у меня его нет.

– А журчит он, – продолжал Михайло Потапович, – и зимой, и летом журчит он такие слова: “ЛЕТО ПЁСТРОЕ, РУЧЕЙКОВОЕ!”

Все прислушались. Но ничего не разобрали: Хрюк в этот момент громко зачавкал морковкой. На него прикрикнули и опять прислушались.

И когда наступила тёплая летняя тишина, когда даже небо приблизилось к полянке, чтобы послушать, ручеёк немного притормозил и вполне отчётливо прожурчал: “ЛЕТО ПЁСТРОЕ, РУЧЕЙКОВОЕ!”

– Ура! Ура! – обрадовались все звери и птицы. – Теперь у нас зимой будет целый летний ручеёк!

Только тётка Сова немного поморщилась и шепнула сидящей рядом мышке:

– А я всегда слышала в его журчании: “Мышь, мышь… в кустах мышь”. По крайней мере ночью он журчал именно так!

294-я мышка Шуша Хвостикова на всякий случай спряталась за дерево и пискнула:

– Тогда рано утром, когда совы спят, он журчал: “Глупая сова, поверила, что в кустах мышь…”

– Итак, – продолжал лесной начальник, когда крики и аплодисменты стихли, – Рудик награждается путёвкой в Индию сроком на одну неделю.

Все опять захлопали, закричали: «Ура Рудику и ручейку! Наш лесной привет тёплой Индии!»

А двое кабанчиков громко и недовольно хрюкнули, за что получили от папы Вепря по подзатыльнику.

– Если бы ты не съел весь мешок морковки, – хрюкнул брату Хрюк, – то мы тоже могли бы победить в конкурсе. Морковка – вот лучшее хранилище для лета.

– Если бы ты не съел весь мешок морковки, – хрюкотнул в ответ Хряк, – мы бы точно победили в конкурсе! Морковка на капельку похожа.

И тут кабанчики увидели Рыжицу. Они кивнули друг другу и ускользнули от очередного тумака папы Вепря.

А праздник продолжался. По краю полянки бесплатно катались на огромном дядюшке Лосе завтрашние первоклассники. Ждала своего выхода барабанная заячья команда. Волчишка подкрался к ним, принюхался. Но нет, Ушкина-Морковкина среди них не было.

Глава восьмая

Волчишкины папа, мама и сестрёнка, конечно, тоже были на празднике. Но они не слушали песни и не махали вслед улетающим божьим коровкам. Они искали Волчишку. Нет, они не волновались. Волка, даже такого маленького, в родном лесу никто не посмеет обидеть. Но… взрослые не любят, когда ребёнок сам решает, что ему делать. Потому что они… боятся. Взрослые на самом деле гораздо трусливее детей! Они боятся лазить по деревьям и учиться летать, боятся выйти из дома с мечом и петь песни на улице, а уж чтобы отправиться в путешествие с совершенно незнакомой Рыжицей… Хотя это странно. Ведь когда Волчишкин папа был маленький – он этого не боялся. Он точно помнил, как однажды прокрался к домику лесника и помог щенку Дружку разгрызть верёвочку, на которую его привязал хозяин. Потом Дружка посадили на толстую цепь, а Волчишкин папа вырос и больше не ходил к дому лесника.

Всё это папа Волк вспомнил неожиданно, потому что у большого тополя ему вдруг показалось: пахнет чем-то далёким, из детства. Дружком? Забором у дома лесника?

Но на полянке было столько разных запахов, что Волчишкин папа не надеялся на свой нос.

На полянке было столько разных звуков, что Волчишкина мама не надеялась на свои уши.

На полянке было столько зверей и птиц, что Волчишкина сестрёнка не надеялась на свои глаза.

Им оставалось надеяться на своих друзей.

– Вы волчишку не видели? Такого маленького, серенького? – спрашивали они у всех.

Волчишку многие видели, и он только что был здесь, а потом только что убежал дальше играть.

– Ну надо же, – вздохнула мама. – Даже кабанчики послушно крадутся на краю полянки, а нашего ребёнка – не поймать! Улетел он, что ли?

На полянке готовились к старту дрозды.

Хрюк и Хряк остановились под старым тополем, что с краю полянки, перемигнулись и постучали по дереву. В дупле кто-то завозился.

– Внимание, внимание! – опять объявила ведущая синичка. – Сейчас вы увидите… удиви… ви… пи-пи…

Что случилось с синичкой? Зрители подняли головы вверх. На краю дупла старого тополя стоял… кролик Ушкин-Морковкин. Вернее, от кролика осталась только голова. Лапки и живот кролика были полностью покрыты перьями.

– Я научился летать! – объявил Ушкин-Морковкин.

– Ой! – сказала ворона Лукерья, второй раз за день схватившись за сердце, и села в муравейник. – Нашёлся! Но в каком виде!

Ушкин-Морковкин начал двигаться от ствола на край ветки.

На полянке началась суета.

– Держите, пи-пи-ловите его! – запищала, срывая голос, синичка.

– Пороть надо за такие выдумки! – закричал папа Вепрь, расталкивая дроздов, чтобы пробиться к тополю.

– Как он научился летать? – затаив дыхание, спросил Волчишка.