Мама для двойняшек босса - Николь Келлер

Рита то бледнеет, то зеленеет, не смотрит в мою сторону, отводит взгляд, упорно рассматривая узор обоев на стенах, потолок, но не поворачивает больше голову на меня. В конечном итоге возвращается в спальню.

Платон провожает любовницу взглядом, тяжело вздыхает и идет вслед за ней, закрыв за собой дверь. Щелчок замка в двери срывает стоп-кран моей выдержки. Как будто кто-то нажал на спусковой крючок, чтобы добить меня, но нанес очередную рану, которая кровоточит с неимоверной силой. От которой нет лекарства. Потому что предательство не лечится.

С абсолютно пустой головой иду на кухню. Мне надо чем-то себя занять, чтобы не сойти с ума за эти несколько минут, пока голубки не уйдут. Ведь они же уйдут? Они же…они же не вернулись к тому, на чем остановились?.. Потому что от такого цинизма я точно сойду с ума!

Меня трясет. Выворачивает наизнанку от боли. Хочется просто упасть на пол, свернуться в клубок и орать, выплескивая наружу всю боль кровоточащей души. Да, у нас с Платоном не было идеальной семьи. Да, у нас не получалось с ребенком, но…я никогда не думала, что мужчина, который клялся мне в любви, при первой же трудности побежит искать утешения под чужой юбкой.

Наливаю себе стакан воды, чтобы хоть немного унять бешено колотящееся сердце и привести в порядок нервы, но руки настолько трясутся, а меня просто наизнанку выворачивает от боли, что я роняю стакан, он ударяется о край мойки и разбивается на тысячи мелких осколков. Прямо как моя жизнь.

Один из них отлетает и режет ладонь. Я смотрю, как медленно стекает кровь, и ничего не чувствую. Абсолютно ничего. Уж эта боль точно не сильнее той, что раздирает мою душу на ошметки и буквально заставляет выть от безысходности.

За что?! Почему?!

– Ты сама виновата в случившемся, – вздрагиваю, когда раздается за спиной равнодушный голос Платона.

Оказывается, я задала эти вопросы вслух в тот момент, когда муж вошел на кухню. Почти бывший муж. Потому что мы точно не сможем быть вместе после такого. Я не прощаю предательства. Никогда и никому. И не смогу делить с ним постель, зная, что однажды он был с другой женщиной. Всегда буду думать, а не изменяет ли он мне конкретно в данный момент? Буду принюхиваться и искать следы помады на воротниках рубашки. Я так не смогу. Или сотворю что-то противозаконное или же сойду с ума. Ни то, ни другое я себе позволить не могу – у меня Олюшка, у которой никого, кроме меня, нет.

– Я? Виновата?! Прости, чем же?! – от такого наглого поведения Платона я буквально задыхаюсь. Сейчас он стоит напротив, засунув руки в карманы домашних брюк, и смотрит на меня…никак. Равнодушно. Безучастно. Как будто я- мебель, а не женщина. Стул. Так можно смотреть на стул, стол, микроволновку…на любые неодушевленные предметы, на которые вам откровенно плевать.

– Тем, что ты соврала мне насчет своего диагноза. Если бы ты сказала о нем раньше, этой проблемы бы не было, – пожимает плечами, прекрасно зная, что наступает на больную мозоль, и ничуть этого не стесняется.

– Я не знала о нем! Не! Знала! – срываюсь на крик, огромным усилием воли сдерживая слезы. Сложно. Очень сложно совладать собой и выглядеть достойно, а не истеричкой, которая пытается удержать мужика любыми путями. – И что значит «этой проблемы не было бы»?

– А то, что я бы не женился на тебе.

– То есть тебе нужна женщина только в качестве инкубатора? – зло выплевываю, надвигаясь на мерзавца. Я ударю. Клянусь, я ударю его за такое отношение к себе, которое я точно не заслужила.

– Мне нужна нормальная женщина! Нормальная, слышишь, Рада?! А не жалкое ее неполноценное подобие! Ты же постоянно пропадаешь на работе, строишь карьеру! Ты растворилась в своей Оле, уделяя ей все свое внимание. А я? Что оставалось мне?! Никакого внимания и заботы! Быт вела через пень колоду, откровенно забив на него! Супружеский долг тоже исполняла как повинность, без энтузиазма и желания. Думаешь, приятно видеть в постели…бесчувственное существо, которое хочет близости только в определенные дни, чтобы получилось с ребенком?! А что мне делать оставшиеся недели?!

Его слова полны ненависти и презрения. Замираю посреди кухни, буквально оглушенная каждым оскорблением.

Никогда бы не подумала, что в мужчине, который буквально с первых дней окружал меня любовью и заботой, столько ненависти и злобы по отношению ко мне! А как умело он ее скрывал! И ревности. Черной, жгучей, сметающей все на своем пути. Здравый смысл в первую очередь. Потому что он ревнует к маленькой девочке! Это настолько глупо, что я даже не подберу слов, чтобы описать, насколько! Потому что никогда ни один мужчина не будет для меня в приоритете! Они уходят и приходят, а Олюшка будет моей доченькой всегда-всегда. И никогда не предаст.

– Какая разница, что я сейчас скажу, ты же самостоятельно нашел выход и без моей помощи!

– Да, и я рад, что решился на этот шаг. Иначе так бы всю жизнь и проболтался на сотом месте после карьеры, Оли и прочих твоих важных дел. Знаешь, Рада, я ни о чем не жалею! Рита подарит мне сына, которого ты так и не смогла мне родить!

Для меня его слова звучат как гром среди ясного неба. Бьют безжалостно и наповал. Мне кажется, я даже дышать перестала. Но я чувствую, что жива. Потому что мертвые не могут чувствовать такой боли. Она уничтожает, распространяется молниеносно, как раковая опухоль, сметая все на своем пути.

– Что? – выходит сипло из-за комка в горле. Прилагаю титанические усилия, чтобы сквозь гул в ушах расслышать ответ и постоянно концентрироваться на расплывающейся картинке образа мерзавца.

– Ты все правильно поняла. Рита беременна. И я ухожу к ней. Сейчас соберу основные вещи, на днях заеду за оставшимися. Надеюсь, тебе хватит ума и такта расстаться по-хорошему и не чинить мне препятствия. Наш ребенок ни в чем не виноват.

Ребенок…У моего бывшего мужа будет ребенок от моей бывшей лучшей подруги. Разве в жизни такое бывает? Чтобы все кошмары сбылись в один день и с одним человеком?!

Конечно, их ребенок ни в чем не виноват. Но я?! Чем я прогневила небеса, что такое случилось со мной?! За что все эти удары судьбы?!

– Квартиру, так и быть, оставлю тебе, обижать не стану.

Задыхаюсь от подобной наглости. Но в глубине души, в самом