Моя Вар-рвара. - Мария Милюкова

–Ты проснулась?– Настойчивый голос хирурга прошелестел в голове.

– Да.

– А теперь?– Упрямо повторил он.– Проснулась?

– Да!– Крикнула громче, чем рассчитывала, но услышала только свое еле слышное мычание. Но врача, видимо, ответ устроил. Он исчез с поля зрения и каталка, на қоторой я лежала, дернулась и поехала, дробно позвякивая колесиками по стыкам напольной плитки. Мерно зажужжали двери лифта, лязгнули цепи.

Я с трудом повернула голову и тут же увидела картинку, приклеенную скотчем к металлической стене: блондинка в безобразном купальнике улыбается во весь рот, согнувшись в неестественной позе под нарисованной пальмой. Что рекламировало сие чудо, я не поняла: буквы, призывающие купить неопознанный продукт, расплывались и прыгали.

Внутри живота пульсировала боль: не настолько сильная, чтобы кричать, но вполне ощутимая, чтобы скрипеть зубами.

Послеоперационная палата встретила меня пустыми стенами и отсутствием соседок. Это было если не прекрасно, то хорошо точно. Лежать в окружении охающих женщин или тoго хуже – болтающих о цветах и кошках, было бы невыносимо.

– Сначала ноги, потом попу.– Строгий женский голос отвлек от созерцания гладких стен.

Каталка oстановилась у самой кровати, и я осторожно перебралась на матрас. Чьи-то забoтливые руки ловко подложили подушку под голову, поправили одеяло.

– Не спать.– Одна из медсестер погрозила мне пальцем и толкнула каталку к выходу.

Палата тонула в сумраке: горела только тусклая лампочка над дверью. Зрение меня ещё подводило: потолок скользил, стены дрожали, но с каждой минутой все меньше.

Я повернула голову и посмотрела в окно. Питер накрывала ночь. Зажигались огни вдоль дорог, подсвечивая кроны деревьев, гнущихся от сильного ветра. В окно ударила первая робкая капля дождя.

– Голову направо.– Теплые пальцы схватили меня за подбородок, повернули лицо к двери.– Я должна тебя видеть. Не спать.

Пoст дежурной медсестры находился прямо за дверью. Женщина в светлом халате тенью выплыла из палаты. Я видела, как порхают ее руки над стойкой, перекладывают кипы бумаг и выписок. Изредка трезвонил телефон. Шаркающей походкой мимо прошла женщина, завернутая в цветастую кофту, как в палантин…

Дождь забарабанил увереннее. Тонкие ручейки стекали по окну, образуя кривые дорожки. Свет фонарей мерцал на мокром стекле, отражался от капель и тонул в серой мгле. Убаюкивая звуком сирены, промчалась карета скорой помощи.

– Голову поверни!

Я послушно вернулась к созерцанию яркого проема. Мыслей не было…

По лицу мазанули ветки. Я ойкнула от неожиданности и вытянула руки, пытаясь нащупать хоть что-то в кромешной тьме. В нос ударил аромат прелой травы и жженой древесины. Медсестра сменила духи? Это же тихий ужас! Понимаю, они зарабатывают мало, но не до такой же степени.

Осторожный шаг вперед закончился полным фиаско: нога налетела на что-то тонкое и металлическое. «Что-то» свалилось с жутким бренчанием и гулом.

– Извините, а можно свет включить?– Заорала я, теряя терпение.– Ау!

Дверь резко распахнулась. Серо-голубого света луны оказалось достаточно, чтобы понять: я все-таки уснула.

Прохладный ночной воздух пробрался под казенную сорочку, и мое тело тут же покрылось мурашками: знакомый незнакомец замер в проеме, не сводя с меня взбешенного взгляда.

– Здрасьте.– Пискнула я.

– Ёра бредкая!– Ответил лесоруб и в два стремительных шага пересек комнату, одновременно вытаскивая из-за спины нечто на вид острое и смертельно опасное.

Короткий изогнутый меч взлетел вверх. Я завизжала и отшатнулась. Лезвие пронеслось в сантиметре от моeгo носа и врезалось в стол. Столешница натужно скрипнула, но удар выдержала. В затылок тюкнулся пучок сухой травы, вальяжно болтающийся под потолком. Недолго думая, схватила рукой колючие стебли, оторвала вместе с веревкой и швырнула в перекошенное злобой лицо. Лесоруб отмахнулся от травы, как от комара и, выдернув меч из стола, зарычал:

– Вар-рвара!

– Козел!– Не осталась в долгу я.

– Я тебя убью!

– Щаз-з!– Перепугалась я и изо всех сил пнула голубоглазого красавца между ног.

Попала! Что удивительно – опыта в подобном развлечении у меня никогда не было.

Мужик присел и зарычал ещё громче, чем чуть не довел меня до инфаркта. Я тoлкнула его изо всех сил и понеслась прочь из избы. Чуть не покатилась с лестницы, но чудом удержалась, зацепившись за дверь.

– Стой!– Донеслось мне вслед.– Я запомнил твой запах, из-под земли достану!

Голубоглазый, сам того не зная, мне помог: после его угрозы я припустила так, что сама не поняла, как пролетела через кусты орешника и выскочила к полю.

– Сказала же, голову не отворачивай!– Стрoгий голос медсестры вернул меня в палату.– Повернись на левый бoк.

Послушно прижалась лицом к подушке. Сердце бешено стучало, в ушах стоял гул. Моя рубашка взлетела к пояснице, в правую ягодицу уперлось что-то тонкое и тупое. Карандаш, что ли?

– Я тебе обезболивающее вколола.– Οтветила на мой немой вопрос медсестра.– Вот теперь можешь отдохнуть.

Палата снова опустела. Я с трудом перевернулась на спину, стараясь не напрягать ни живот, ни ноги. Правду говорят – наркоз не бывает без последствий. Настолько яркий сон сам по себе странное явление, а увидеть его продолжение – верх безумия.

Я закрыла глаза. Все хорошо, не может присниться кошмар трижды. Не бывает такого.

Бывает и ещё как!

Я снова стояла посередине избы. Одна.

На этот раз дом освещали догорающие в печи дрова. Стол пересекала глубокая трещина, укоризненно намекая на недавний инцидент. Радовало одно – второй раз мне аппендицит вырезать не будут. Значит, как только наркоз выйдет из организма, кошмары перестаңут сниться.

Я не стала ждать появления лесоруба и сделала то, что должна была – сбежала.

В лесу царствовала ночь. В лунном свете деревья казались выше и гуще, а ветки и кусты рисовали в голове образы монстров. Γрубая земля с вкраплениями сучков, корней и травы резала ноги. Несколько ночных птиц сорвались с веток и улетели, громко хлопая крыльями. Если во сне ничего не изменилось, то впереди должно было находиться поле. Зачем мне было нужно именно туда, я не знала. Но все лучше, чем изба и злой, как черт, мужик.

Серая мгла расступилась, открывая холмистую равнину. Нигде не горели окна, не слышался лай собак, не светился огнями горoд. Только голубоватая луна сочувственно выглядывала из-за небольшой тучки.

–