Чемпион - Сергей Майоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Меня куда, в «Кресты» переводят?
– Всему свое время. Следователь придет и объявит постановление.
– А вы?..
– А я с тобой поговорить еще раз хочу.
Разговор у нас вышел странный. Почти час Цыганков бомбардировал меня вопросами, уже звучавшими в первый день. Мои новые ответы не отличались от тех, которые были записаны в протоколе, хотя Цыганков иногда и делал такое лицо, словно прихватил меня на вранье. Чувствуя, что он вроде бы относится ко мне без неприязни, я выбрал удобный момент и осмелился повернуть разговор на интересующую меня тему:
– Вы говорили, что Добрынин вел какие-то записи о наших делах…
Сказал, и сразу пожалел. Я интуитивно почувствовал, что моя инициатива ничего хорошего не принесет. Так бывает в бою, когда понимаешь, что сделал ошибку, которой противник не замедлит воспользоваться, а ты исправить уже ничего не успеешь.
Цыганков кивнул:
– Ты хочешь узнать, что именно он записал? Я тебе отвечу. Но только в том случае, если ты перед этим ответишь на один мой вопрос. И ответишь честно. Годится?
Я отвел взгляд и кивнул.
– Отлично! Ты ведь в «Сказке» на воротах халтурил, а не просто так пиво пил. Правильно?
– Нет, – ответил я, глядя в пол. Мне почему-то было очень противно врать ему в этом вопросе, хотя и правды сказать я, понятное дело, не мог.
– Вот и поговорили, – вздохнул Цыганков. – Только ты забыл одну вещь, а ведь тебя о ней предупреждали. Если мы что-то спрашиваем, это не значит, что не знаем ответов. Иногда вопросы задаются только для того, чтобы проверить искренность собеседника. Все очень просто: раз ты соврал в малом, значит, нет тебе доверия и в большом. И про «Сказку», и про клуб ваш спортивный у нас была своя информация. Клуб, скажу честно, пока трогать не стали. А вот в кабаке вашем провели обыск и персонал допросили, как следует. Можешь поверить, нам рассказали много интересных вещей, не все ведь такие упертые… У Светланы Молчановой валюту нашли. Пятьдесят финских марок и двадцать долларов. Конечно, не особо крупный размер, но, с учетом ее прежней судимости, неприятности могут получиться серьезными…
Светка как-то рассказывала, что лет десять назад влетела за обман покупателей и получила два года условно. Смеялась, что с тех пор чувствует ментов за версту и предпочитает с ними дружить, а не обострять отношения. Вот и додружилась…
– И все это из-за тебя, – вкрадчиво сказал Цыганков. – Может, у нее когда-нибудь представится шанс сказать тебе за это спасибо.
Я поднял голову и непроизвольно сжал кулаки.
– Не надо на меня глазами сверкать. – Цыганков усмехнулся. – Таких, как ты, я не один десяток видал. И не одну сотню еще увидеть придется, так что не тужься, не испугаешь. А ведь мог бы не только себе, но и девчонке помочь!
– Как вы сказали, Молчанова? Не знаю такой. Я в «Сказке» с официантками не знаком.
– Она не официантка, а бармен… Последний раз предлагаю: будет у нас разговор? Хотя бы без протокола.
Я отрицательно покачал головой. Потом сглотнул застрявший в горле комок:
– Мне нечего больше сказать.
Цыганков встал:
– Тогда отдыхай дальше. А я, пожалуй, как следует займусь вашим клубом. Может, прямо сегодня там шороху наведу. Вечерком, когда у вас запрещенные тренировки начнутся.
2
Больше всего я переживал, что подведу Мастера. Он тренировал меня с девяти лет, а когда умер отец, фактически его заменил. Всем, чего я в жизни добился, я был обязан Мастеру. Я был готов сесть на любой срок, лишь бы не подвести его. Наверное, если бы мне твердо пообещали: сознайся в убийстве Добрынина и от клуба отстанут – я согласился бы, не раздумывая. Цыганков не дожал меня буквально чуть-чуть.
Меня отвели в камеру, и несколько часов я провел в одиночестве, мучаясь чувством вины. Я почти созрел для того, чтобы сообщить Цыганкову о готовности сделать явку с повинной. Остановила наивная вера в торжество справедливости. Должны же они разобраться! А потом я сообразил, что раз в «Сказке» уже провели обыск, то Серый, а от него и Мастер, знают о постигших меня неприятностях и к сюрпризам готовы. Во всяком случае, временно прекратили незаконные тренировки по восточным единоборствам.
Лишь бы потом их удалось возобновить. Иначе я никогда себе этого не прощу…
Вернулся мой сокамерник. С мрачным видом сел в угол и сообщил, что сознался в убийстве сожительницы. Криво усмехнувшись, я поздравил его.
– Зря скалишься! У этих козлов на меня оказалось столько накопано! Если б я и дальше шел в несознанку – точно дело труба. Получил бы срок по верхнему пределу, без всякого снисхождения. Представляешь, они старые эпизоды наковыряли?! Я про них сам давно думать забыл, а они знают откуда-то. Падла какая-то настучала…
– Теперь, с твоей помощью, они к старым эпизодам новый привесят. Тут уж точно получишь по полной…
– Дурак-человек! На фига им это старье? За него наград не дадут. Тем более, я с ними договорился. Они занимаются только Нинкой, а на остальное закрывают глаза. Между прочим, у меня там… – сокамерник понизил голос и заговорил о своих старых подвигах, среди которых были случаи посерьезней, чем расправа над подвернувшейся под горячую руку гражданской женой.
Я перестал его слушать. Я вдруг пожалел, что сам наговорил ему много лишнего. Ничего опасного я, кажется, не сказал, но все равно…
– Слышь, заткнись! Надоел тут трендеть.
– Ты чего, парень? Ты на кого гонишь?!
Сокамерник встал, и я подумал, что с удовольствием засажу ему в башню. Пусть только кинется! Мне очень хотелось подраться. И плевать на последствия.
Но в глазах его плескался страх, и я понял, что драки не будет. Плюнув ему под ноги, я отвернулся.
Так, молча, мы и просидели до шести часов вечера. А потом меня отвели к следователю. Он уже ждал в комнате для допросов, разложив на столе открытый портфель и какие-то протоколы.
– Здравствуйте, Константин Андреевич, – не поднимая голову от бумаг, следователь указал мне на стул и, как только я сел, протянул мне какие-то документы: – Ознакомьтесь, пожалуйста.
Я прочитал и не сразу врубился.
– Что это?
– Постановление о вашем освобождении.
– То есть… как это? – У меня дрогнул голос.
– Предъявлять обвинение мы вам не будем. Распишитесь внизу…А эта копия – вам.
Вместо обычной подписи у меня получилась невзрачная закорючка. Следователь протянул чистый лист:
– Обвинение мы вам не предъявляем, но некоторые вопросы остались. Поэтому я попрошу вас пределы города не покидать и являться по первому вызову. А если вам станет известно что-либо, представляющее для следствия интерес, вы должны немедленно сообщить. В милицию или нам, в прокуратуру. Понятно? Напишите обязательство, что будете выполнять эти условия.
Под его диктовку я нацарапал нужный текст. Следователь начал убирать документы в портфель. На меня он по-прежнему не глядел.
– И когда меня?..
– Прямо сейчас. Не забудьте получить все вещи, которые у вас изымали.
Я до конца не мог поверить, что свободен. Еще четверть часа назад я мысленно видел себя в «Крестах» и представлял, как окажусь в камере, битком набитой насильниками и убийцами. Настоящими насильниками и убийцами. Может, это какая-то хитрость? Этот следователь меня освободил, но сейчас появится новый, который отправит в тюрьму? Допустим, они отказались от обвинения в убийстве Добрынина. Но ведь на обыске краснорожий Петр Сергеевич говорил, что у меня уже есть пара статей…
– А как же нунчаки?
Следователь впервые посмотрел