Антология русского советского рассказа (60-е годы) - Берр

подробностях знают деревню, не может быть поставлено им в упрек, как не может им быть поставлена в упрек их искренняя любовь к трудовому человеку земли.

Радикально мыслящий критик Д. Писарев еще в прошлом веке заметил: «Писатели с посредственным талантом и с ограниченным даром наблюдательности не умеют воссоздавать народное миросозерцание и часто вовсе не подозревают его существования. Они подмечают только внешние угловатости и резкости, и поэтому их сцены из народной жизни, при бедности и бесцветности внутреннего содержания, отличаются аффектацией и подделкой народного разговорного языка…»

Если могут существовать в природе такие писатели, то вполне оправданно предположить, что существуют также и читатели (и критики), даже не подозревающие о существовании народного миросозерцания и о его многовековой эволюции. А если говорить об интеллигентности, то степень ее всегда определяет не предмет изображения, а отношение к предмету изображения.

И мы с удовлетворением можем отметить, что уже в шестидесятые годы литература о деревне поднялась над тем, чтобы замечать лишь «угловатости и резкости» деревенской жизни. Не обходя их стороной, она в центр своего внимания взяла человека, миросозерцание которого формировали суровые исторические события (в частности, ее герой, как правило, — вчерашний солдат Великой Отечественной войны). И уж литература о деревне никак не противостоит ни городу, ни его подлинным интересам.

III

Объективные противники «деревенской прозы» с непадающим упорством пытались хоть как-то принизить ее значение в современном литературном процессе. И термин-то какой придумали — «деревенская проза» Одним этим термином можно было убить всякий к ней интерес. Однако не убили. И дискуссии следовали одна за другой. Но все попытки отодвинуть «деревенскую прозу» на периферию литературного процесса желаемого результата не дали.

Между прочим, ошибка многих как раз и состояла в том, что увиденные в деревне проблемы они считали чисто деревенскими, а увиденные в городе — чисто городскими, не подозревая, что большинство проблем, как правило, давно уже носит общий характер.

«Никогда русская деревня и даже «деревенская глушь» не пользовалась в такой степени благосклонным вниманием образованного русского общества, как в настоящее время. Одни, убедившись в бесплодии своего интеллигентного существования «в одиночку», ищут или, вернее, полагают найти под соломенными крышами недостающее им общество, среди которого и надеются растворить остатки своих умственных и нравственных сил… Другие, напротив, полагают найти под теми же крышами нечто совершенно новое, небывалое, спасительное чуть ли не для всего человечества, погибающего от эгоистически направленной цивилизации Третьи интересуются ею просто с эгоистической точки зрения, стремясь доподлинно знать, что именно можно взять у деревни для улучшения своего интеллигентного существования… Но, вообще, для каждой из заинтересованных групп совершенно ясно стало в последние дни, что деревня начала играть значительную роль и что мой карман, мой ум, мой душевный мир все это как будто находится в самой тесной связи с карманом, умом и душой деревни. Оказалось, что пустота деревенского кармана опустошит и мой; темнота деревенского ума не даст хода и моему уму, довольно просвещенному…»

Эти слова были сказаны Г. Успенским еще сто лет назад. И если уж тогда «деревенские» вопросы вовсе не были сугубо деревенскими, то теперь, спустя целый век, тем более. И современные острые вопросы деревни — это наши общенародные вопросы, от правильного решения которых зависит судьба всего народа, а не только одного крестьянина.

Безусловно, некоторые понятия, вкусы и отдельные стороны крестьянского быта не во всем совпадают с нашими, городскими, что обусловлено самой формой крестьянского труда, но вот чтобы покушаться на них, в первую очередь следует их знать во всех подробностях и общей взаимосвязи. И не только знать, но и уважать. Современная литература о деревне — это наша общенациональная литература, и достижения ее способствовали и продолжают способствовать расцвету всей отечественной литературы, в том числе и литературы о городе. И в этой связи уместно вспомнить слова, сказанные покойным Федором Абрамовым еще на VI писательском съезде: «Старая деревня с ее тысячелетней историей уходит сегодня в небытие. А это значит — рушатся вековые устои, исчезает та многовековая почва, на которой всколосилась вся наша национальная культура. Ибо, перефразируя известные слова Достоевского, можно сказать: все мы вышли из деревни».

В нашей литературе немало говорилось о миграции из деревни и о людях, покинувших деревню. Эти люди давно уже живут в городах, но с годами их все больше и больше тянет думами в оставленные когда-то родные места. Собственно говоря, и сам термин «малая родина» возник в связи с проблемой «человека из деревни», приобретя затем универсальное содержание. Ведь все мы в определенном смысле эмигранты, так как все мы покидаем страну своего детства, покидаем ее навсегда, и потом, идеализируя детство, невольно переносим эту идеализацию на дорогую нашему сердцу «малую родину», будь то Тимониха или Овсянка, Красная Пресня, Замоскворечье, Арбат или Чистые пруды. Для городского и даже столичного жителя столь же дорога его «малая родина».

А нравственно-философский мотив «малой родины» зародился еще в лучших произведениях «военной прозы», ибо на фронте человек, постоянно ощущая непрочность личного бытия, стал уноситься памятью на свою «малую родину», которая и дала ему первичное ощущение личного бытия; выкристаллизовался в самостоятельную нравственно-философскую категорию в произведениях «деревенской прозы», когда в небытие начала уходить сама «малая родина»; и стал наполнять новым нравственным содержанием и новыми нравственными конфликтами литературу о современном городе.

* * *

Ни один писатель не в силах выразить всю правду своего времени, тем более ни одна концепция не может претендовать на исчерпывающее воспроизведение живой действительности. Духовный портрет эпохи создается усилиями многих и многих художников, работающих в разных жанрах, и жанр рассказа играет здесь далеко не последнюю роль. Конечно, в коротком эпическом жанре невозможно дать широкую панораму жизни, однако и в частных проявлениях живой действительности, пусть неполно, но при талантливом изображении всегда достоверно отразятся существенные признаки своего времени. Да, эпические времена давно и безвозвратно прошли, и способ создания художественных произведений действительно стал сугубо индивидуализированным, однако это вовсе не означает, что природа самого творчества утратила свои эпические, коллективистские начала.

В настоящий сборник включены рассказы писателей разных поколений, то есть отражены мысли и чувства современников, имеющих неодинаковый духовный и жизненный опыт, однако при всем своем разнообразии рассказы имеют достаточно точную временную прописку — шестидесятые годы.

Суждения о жизни не могут заменить живую жизнь, но и без общих суждений о ней ее частные проявления могут показаться всего лишь отдельными житейскими случайностями.

Думается, при внимательном чтении рассказов шестидесятых годов нельзя не увидеть, как чувства и мысли