Мечты и кошмар - Зинаида Гиппиус

Рассказы Гиппиус, созданные в эмиграции, продолжают темы ее прежней новеллистики. Ряд рассказов посвящен изображению детей, их наивности, вере в существование истины и правды. Таковы «Дочки», «Тайна», «Игра», «Несправедливость», «Ваня и Мари», «Надя (Записки младенца)» и др. В рассказе «Открытие» девочка доверчиво ждет, когда вылетит из фотоаппарата птичка. Но птичка не вылетела. «Я хорошо смотрела, — нет, не вылетела. Вместо того господин закрыл тРубу и стал с мамой разговаривать… Я не понимала о птичке. Никак не понимала. Может, и мама не понимает? «Мама, — говорю, наконец, — а птичка не вылетела?». — «Какая птичка?» — «Про какую он сказал!». Мама рассмеялась: «Это он нарочно, чтобы ты смирно сидела. Карточку с тебя снимал, вот какие в альбоме». Но карточки меня не заняли: «Мама, а птичка где же?». — «Ах, какая ты глупенькая! Птички и вовсе не было». — «Да он же сказал — вылетит. Значит, была?»». С тех пор девочка стала во всем сомневаться. Птички нет, а можно сказать есть. «Уж если люди, да еще большие, вдруг говорят — есть, чего нет… Как же тогда узнавать, что есть, а что нарочно?».

Многоликая жизнь русской эмиграции, бытовая, семейная, любовная возникает в большинстве рассказов этого периода: «Вопрос», «Японочка», «Неподходящая», «Деньги», «Я простил», «Голубые глаза», «Мотивы», «Так случилось», «Ради Машечки», «Нежность», «Превращение» и многие-многие другие.

Воспоминания о прошлом России и размышления о новой, большевистской стране стали темами рассказов «Барышня и девчонки», «Обыкновенность счастья», «Прошу вас…». Особенно впечатляет рассказ «Приехала» (1936), как бы вариация на тему Шарикова из «Собачьего сердца» М. Булгакова. В состоятельную семью русских эмигрантов в Париже приезжает из Москвы их бывшая гувернантка-француженка Дениз, приобретшая за прошедшие годы вполне «советский» внешний и внутренний облик. От французского языка она отвыкла, ибо «запрещается у нас. Нехорошо на это смотрится». Московские представления о жилищном вопросе она привезла с собой. Войдя в квартиру своих бывших хозяев, она изумляется: «Какая жильплощадь! Все ваше?». Ванну она сразу сочла удобнейшим местом для своих постирушек. С кухаркой у нее начались свары. Однажды хозяин нашел ящик своего стола выдвинутым — пачка конвертов, перо и чернильница унесены. Дениз искренне удивилась претензиям к ней, ибо вздумала написать в Москву, спросить, почем нынче жир на базаре. Ее рассуждения об общей собственности вполне в духе Шарикова: «Ведь они живут здесь на общих началах, разве Дениз «вселенная» какая-нибудь? Раз никто не вселен, как же иначе?». Хотя комнату ее в Москве «заселили», но можно достать другую, Дениз через несколько месяцев решает вернуться в Россию, там «с умом — ничего, всего достает, кто с умом». И ее отвозят на вокзал, а Марья Павловна, ее бывшая хозяйка, говорит: «Не понимаю, что ее могло так… Ну точно подменить. Чужая совсем. Люди молодые, там выросшие, другое дело. А она старая, да и по крови чистая француженка. И вдруг — ни следа…».

Еще более выразительна повесть Гиппиус «Прошу вас…». Это рассказ о молодом белом офицере в Париже, питавшем органическое отвращение к насилию, который получает волшебный дар воздействия на людей, произнося слова «Прошу вас…». Свой чудесный дар он решает использовать для освобождения России, едет с группой иностранцев в Ленинград (для Гиппиус он остается Петербургом), заходит к своей знакомой, та приходит в ужас при виде его: «Леня, ты нелегально, ты белый; ты погубить нас пришел? Уйди, сумасшедший, проклятый. Уйди». Женщина, живущая в коммунальной квартире, озиралась и продолжала шептать: «Илья Абрамович партийный. Да чистка будет. А теперь, что будет? В заграничном пальто его спрашивали… Все в коридоре видели, донесут, донесут… О-о!». В этих немногих словах весь образ мыслей человека, живущего под страхом репрессий. По приезде в Москву Леонид благодаря своему дару проходит через все коридоры в Кремль, в кабинет «черноусого» и успевает выкрикнуть: «Я прошу вас… Товарищ Сталин… уйдите! Я прошу вас уйти. Прошу вас уйти от…». И Сталин ушел, вернее, убежал из комнаты, после чего Леонид потерял сознание от тяжелого удара по голове… Как и положено в фантастическом рассказе, герой остается жив и Даже возвращается в Париж.

Среди лучших рассказов Гиппиус — «Мальчик в пелеринке» и «До воскресенья». Это золотой фонд русской новеллистики XX века, который до сих пор не был известен отечественному читателю.

В эмиграции Гиппиус написала два романа. Роман «Чужая любовь» печатался летом 1929 года в газете «Возрождение» и повествует о том, как молодой француз влюбился в русскую барышню-эмигрантку, служившую в его семье горничной. «Тема самая невинная, — вспоминала через десятилетие Гиппиус, — там даже не было сказано, «что из этой любви вышло», а лишь что могло или не могло выйти… В наши дни эта тема довольно опасна, и вопроса о «смешанных» лучше не подымать».

В основе многих рассказов Гиппиус — горечь утраты. Любовной — в таких рассказах, как «Кольцо молчания», «Я простил», или духовной, общечеловеческой, как в рассказе «Мальчик в пелеринке»: небывалого таланта мальчик Део, поразивший своими литературными знаниями и чувствами маститых петербургских писателей, гибнет в огне братоубийственной гражданской войны на Кавказе. И никто об истинных виновниках, бросивших Россию в разорение ради утопических планов преобразования народа и страны, ничего не сказал.

Ностальгия по ушедшей России преобладает во втором романе Гиппиус, созданном в эмиграции в 1927–1934 годы. Он печатался в виде рассказов в газете «Звено» и в журналах «Иллюстрированная Россия», «Числа». Рассказчик Иван Леонидович Мартынов повествует о своем детстве, юности и годах возмужания. В рассказе «Сашенька» он гимназистом испытывает платоническую любовь к студенту Сашеньке. «Скандал» посвящен тому, как стареющая женщина пытается соблазнить его, он грубо обрывает ее, но потом хитро выворачивается от угрозы дамы обвинить его в попытке насилия над ней. В рассказе «Смирение» Мартынов рассказывает о первой близости с женщиной, которая оказывается проституткой. В рассказе «Ты — ты» красивый молодой француз в Ницце становится его интимным другом, «единственным «ты» во всем мире». В пятой новелле «Что это такое?» действие переносится в Петербург, где Мартынов помолвлен с Анной, дочерью университетского профессора, но заводит роман с ее матерью. «Ложь, в любви, послана как милосердие, как одежда для прикрытия слишком жестокой и непостижимой правды Любви».

В повести «Перламутровая трость» Мартынов в Сицилии в окружении гомосексуальной молодежи. Его близкий друг Франц фон Галлен влюблен в графа Отто, живущего в Берлине с женой. Юные сицилийцы Нино и Джиованне связаны близкими отношениями с Францем, к чему причастен и Мартынов. А бедная девушка Клара тщетно стремится иметь ребенка от Франца. Весь этот сложный клубок любовных отношений писательница имела возможность наблюдать во время посещения Сицилии (Таормина) в 1896 году.

Один из поэтичных рассказов из «Мемуаров Мартынова» — «Горный кизил», — повествует о том, как Мартынов, поссорившись со своей любовницей в Ялте, уехал на горный курорт, где благородно отказался от соблазнения девушки, которую «доверил» ему робкий приятель на время своего отъезда. «Сама любовь такая не «средняя вещь», — говорит Мартынов, — что чуть она где хоть перышком коснулась — все делается особенным. Тогда, если верить Владимиру Соловьеву, за каждым человеком начинают внимательно следить «и небеса, и преисподняя». И выясняется лицо человеческое, его собственное, какого другого нет». Вот почему щеголеватый петербургский студент Мартынов, целуя под кизиловыми кустами невинные и алые, как солнечный кизил, девичьи губы, не соблазнил Соничку, обещавшую его «так любить…».

Вскоре после первых постановлений правящей большевистской партии по вопросам литературы Гиппиус писала (в статье «О «Верстах» и о прочем», 1926), что партийное руководство и художественное творчество несовместимы: «И в какой мере власть над литературой и писателями реально осуществляется — в той же мере перестает существовать искусство».

С этих принципиальных позиций она рассматривала современную литературу, сопоставляя ее с великой русской классикой. В эмиграции появились люди, которые говорили о русском народе почти одно и то же: «Русский народ только теперь показал свой настоящий «лик». И это не лик, а звериная харя. Русский народ не способен ни к какому человеческому развитию, культуре, просвещению. Его нужно запереть, ему нужно совершенное рабство, железная палка». М. Горький, попав в эмиграцию, заявил, что он «ненавидит русский народ» (крестьянство), «этих низколобых, недостойных называться людьми».

Гиппиус противопоставила горьковскому отрицанию крестьянства книгу И. Бунина «Деревня». «Вопрос о русском народе, о его сущности, о его лице, — старый вопрос, — отмечала она в статье «Бесстрашная любовь (Русский народ и Ив. Бунин)». — Мы не разрешим его. Но такой новой болью терзает он теперь сердца, что не должен ли всякий, по мере сил, сызнова подойти к нему, пытаться увидеть хоть малую часть правды и осветить ее. Для этого… нам нужна помощь художника… Нам нужен художник самый близкий, наш современник, и самый точный, самый правдивый. Такой художник у нас есть. Это — Ив. Бунин… Каким же видели зоркие очи Бунина русский народ вчера, — видят сегодня? И пусть он нам не рассказывает о народе, а показывает его. Мы сами отличим лицо человеческое от хари звериной».