Garaf - Олег Верещагин

Плащи украшали скрещённые серебряные мечи — герб Кардолана. У сёдел, кроме двух парных больших сумок (выглядевших довольно тощими) были закреплены треугольные щиты в чехлах, поднимались длинные пики, украшенные обвисшими вымпелами. У того, который ехал справа, за седлом крепился большой лук в чехле и закрытый длинный тул.

Кони месили туман. Казалось, что они раздвигают его с трудом.

Всадники молчали.

Лес вокруг звучал шёпотом дождя.

Жителям Кардолана — страны, где зелёных лугов и весёлых рощ на речных и озёрных берегах гораздо больше, чем дремучих лесов — должно быть, было неуютно в дождливом лесу на самой границе Рудаура.

— Проклятое место, — сказал тот, что справа. У него оказался звонкий, хотя сейчас словно бы отсыревший мальчишеский голос. — Мне тяжело дышать, Эйнор. Кажется, что захлёбываюсь.

С этими словами он откинул капюшон.

Лицо мальчишки лет пятнадцати — узкое по–нуменорски, с упрямым подбородком, но чуть веснушчатое — было усталым и осунувшимся. Длинные светлые (как раз совсем не нуменорские) волосы потемнели под промокшим капюшоном. Серые большие глаза смотрели замучено.

— Как тут можно жить? — почти с отчаяньем спросил он спутника.

— Тут мало кто живёт, — отозвался тот. Голос второго всадника тоже был совсем молодым. — Враг и чума опустошили эти места, Фередир. А когда–то по этому тракту шли и шли путники и караваны из Линдона в Раздол и обратно, и даже дальше… В лесу стояли

деревни, лежали поля и даже цвели сады… За утро мы встретили бы множество гномов, эльфов и людей… *

* См. карту. Карта относится к концу Третьей Эпохи (знаменитая Война Кольца.) В указанный период — середина Третьей Эпохи — пространство между Мглистыми Горами, Эттенблатом, Северным Нагорьем, Голубыми горами и по линии устье Барандуина–Мория было на 70–80% занято лесами, подобными знаменитому Вековечному Лесу (который, собственно, и есть остаток тех, древних лесов!) В частности, лес полностью покрывал Хоббитанию — в те времена почти незаселённую территорию. (Древень в «Двух твердынях» говорит Мэрри и Пину: «В те давние времена отсюда (в смысле — от Фангорна) до Лунных гор тянулся сплошной лес, а это была всего лишь его восточная опушка…») То же можно сказать и о населении. Точных указаний нет, но мне думается — если исходить из обычных средневековых пропорций — что к 850 году Третьей Эпохи Арнор населяли примерно около миллиона человек. В описанный же мной период население Артедайна составляло примерно 200–250 тысяч, Кардолана — 100–150 тысяч и Рудаура 80–100 тысяч человек. Из общей численности населения земель бывшего Арнора чистокровных нуменорцев было в целом не более 50 тысяч человек. Связано это с тем, что в 865–1350 г.г. Третьей Эпохи (по свидетельству самого Дж.Р.Р.) между всеми тремя княжествами происходили постоянные стычки за право владения Буреломным Угорьем, Пригорьем и Эмон Сул. Вдобавок к этому примерно с 1100 г. в эти распри стали постоянно вмешиваться холмовики Эттенблата, а с 1275 г. — и чародейский Ангмар.

— «Множество людей»! — пробурчал светловолосый, поглаживая шею благодарно похрапывающего коня. — Пусть мой Азар покроет меня вместо кобылицы, если мы не рискуем встретить тут множество орков или холмовиков — но только не людей.

— Ты и вправду считаешь, что холмовики не люди? — старший, как видно, уже привычно пропустил мимо ушей обычную для уроженцев южного Эриадора грубость и тоже откинул капюшон. Он и вправду был старше — лет семнадцати–восемнадцати — и выше своего спутника, но при этом производил впечатление чего–то более хрупкого: длинные чёрные волосы, тонкие черты лица, тоже серые, но более пристальные глаза — в общем, это был чистокровный нуменорец, и хрупкость его была столь же кажущейся, как хрупкость стального клинка.

— Конечно нет, — убеждённо ответил младший. — Холмовики, лоссоты, дунландцы… Всё это не люди. Скажи ещё, что люди — вастаки и эти чёрные уроды с юга, которые размалёвывают себя, как… как… как… — он не нашёл сравнения и задрал нос: — Вастаки, фэ! Они пьют кобылье молоко прямо из сиськи.

— А холмовики живут в пещерах и сношают дырки в камне, — покивал темноволосый. Вздохнул и устало продолжил: — Ты говоришь глупости, Фередир. Тем более смешные, что в твоих жилах течёт кровь Людей Сумерек.

— Мой дед такой же нуменорец, как и твой, рыцарь! — огрызнулся, краснея, Фередир и толкнул обиженно вскинувшего голову коня каблуками.

— Рыцарь восьмого князя Кардолана Абатарика Изрэ взял в жёны Селди, родившуюся в Ирисной Низине. Их же сын Фаэл нашёл себе жену у народа матери и звали её Нахальд. Первенцем у них родился Фередир. Это ведь из вашей Книги Семьи?

В голосе Эйнора не прозвучало насмешки, и раздувший было ноздри Фередир смущённо пробормотал:

— Ну… Люди Сумерек — это почти Люди Запада…

— Даже Люди Тьмы — всё равно люди, — печально заключил Эйнор. — Когда мы бьёмся друг с другом — кому это на руку? И когда кто–то из нас говорит: «Не люди те, кто не такой, как я!» — кому?

— Прости… — в конец упавшим голосом сказал Фередир. — Но скажи… разве кровь ничего не значит?

— Многое, — обронил Эйнор. И ничего не стал объяснять.

Фередир вздохнул. Вот он всегда так. Прошло уже три года с того момента, когда крепящийся (очень хотелось плакать!) мальчишка, родившийся там, где в море впадает Сероструй, уехал из родного села за молодым, только–только посвящённым рыцарем Эйнором — служить одиннадцатому князю Кардолана Нараку. Уехал, не оглянувшись, чтобы никто потом не сказал, что он девчонка, которая плачет, покидая родной дом. Плакал он потом, ночью, вцепившись зубами в плащ. Плакал, пока чья–то ладонь не коснулась волос…

— Не плачь, когда поют свирели,

В дворце с закрытыми дверями,

За облаками, за горами,

Куда ведет тропа пустая.

Не плачь, когда поют свирели,

В осколках сердца отражаясь,

Пусть плачут тучи над домами,

Дождем холодным проливаясь.

Заштопай сломанной иголкой

Прорехи в небе с облаками.

Тебе сегодня нужно только

Немного поиграть со снами…

Песенный текст группы «Тэмлин».

А утром почти невозможно было поверить, что это Эйнор сидел ночью рядом с плачущим младшим мальчишкой и напевал в точности ту песню, какую пела мальчишке мама всего за день до этого. И через неделю, когда они уже третий день ехали через безводную степь, и вся вода была в бурдюках — тёплая, пахнущая кожей — а на привале Фередир присосался было к костяному горлышку, Эйнор съездил его по уху. Подождал, пока мальчишка поднимается — со звоном в голове и слезами на глазах — и спокойно объяснил, что в таких местах сперва поят коней.