Очерки Крита - Константин Леонтьев

Маноли раз вздумал притравить свою собаку на ягненка; собака задушила ягненка. Отец прибил его за то больно и, конечно, поделом. Маноли рассердился и пропал. 1 фошли три дня в напрасных поисках по окрестностям. Отец принужден был просить помощи у полиции и со слезами умолял нашего консула пособить ему. Консул наш послал сказать паше и просил его ускорить розыск. Заптие скоро напали на след Маноли: он ночью один ушел верст за двадцать к родным в горы!

Для Б. опять радость. Вот из таких-то мальчиков, которые боятся зеркала и не боятся убегать в горы ночью, выходят великие греческие капитаны, те капитаны, которые бились за свободу в 21-м году и опять поведут критских греков в бой, когда ударит час![3]

Не знаю, прав ли мой восторженный товарищ, но я уверен, что ни у кого не заболит крепко душа, глядя на эту бедную, трудовую семью. Отец суров, мать смирна и молчалива, дети веселы и дики, и мы пожалеем их всем сердцем; но эта жалость имеет в себе нечто полное и свежее, ибо страдания и лишения не обезобразили здесь человека. Что-то шепчет: стоит жалеть, ибо можно помочь. Но есть другие страдания, другие лишения, ядовитые и зловонные; взирая на них, мы слышим только голос христианского рассудка, но разбитое и унылое сердце молчит. О! Как тот, кто жил в больших городах, знаком хорошо с этим бессильным молчанием сердца!..

Спустимся под гору по этому душистому зеленому оврагу. Вот в тени олив стоят в стороне три белые домика, перед каждым опрятный двор, и на дворах цветы. Вместо крыш — террасы, глиняные полы чище иного паркета. На белых стенах картины и портрет будущего короля Георгия I. Из отворенных дверей видна спальня. За кроватью, украшенной кисейною занавеской, видны образа и лампада; столики, диваны турецкие, комод и дешевые стулья, все блещет и словно веселится!

Это жилище моего соседа, столяра. Рябоватый высокий старик, силач, балагур и честнейший человек в Mipe; он живым примером опровергает поговорку: «Les grands parleurs sont toujours des petits faiseurs», он и parleur и faiseur. Целый день работает и целый день говорит. Нет у него своей работы, — он приходит ко мне; замечает в саду беспорядок, — чистит, метет, скоблит, поливает и говорит без умолку и о вере православной, и о том, что «турок — всегда турок», а русские настоящие христиане, и о том, как он далеко плавает в море. И конца нет! Жена его милая, веселая, опрятная старушка; и дочери, и сыновья хороши собой. Я каждый день, почти несколько месяцев сряду, видел эту семью и не уставал любоваться ею. Младший сын Маноли (это имя и Яни беспрестанно слышишь у греков), лет двадцати, особенно привлекателен, добр и даровит. У него большие способности к живописи, и теперь даже, не имея вовсе художественного образования, он порядочно пишет образа для церквей, и в той комнате, где родители его принимают гостей, стоит над дверями вырезанный из толстой бумаги и раскрашенный им очень аккуратно большой слон. Что за мир в этой семье, что за гостеприимство, что за веселость! Что за чистота во всем и на всем! Раз Маноли занемог, и я пришел посетить его. Он лежал на диване; домашняя одежда его, подушка под головой, белое бумажное одеяло, все было так опрятно, что я удивился.

Мой друг столяр халеппский не богат и не беден. Но я ездил и в другие деревни, бывал в домах богачей деревенских и обедывал у них. Везде одно, одни нравы, один общий дух; опрятность, простор, простота, радушие и ум. Везде вдыхаешь полною грудью благоухание здоровой, бодрой, искренней семейности.

Семь месяцев прожил я в Халеппе и не видал ни пьянства, ни грязного бесчинства, ни драк. Когда и бывают семейные распри, их стыдятся, их прячут. Здесь мужья не гоняются с кнутами и палками за растрепанными женами по улицам деревени; не видать разбитых лиц и пьяных женщин. Идеал семейный строг, но строг он не для одних младших и не для одних женщин. Грек ревниво охраняет свои права отца и мужа; но он и сам к себе строг. Любовниц он не берет, не пьянствует; седины его не грязнятся развратом. Детей, конечно, бьют самые добрые отцы; но возможно ли иногда и не прибить непокорного ребенка трудовому человеку, у которого за детьми нет ни нянек, ни наемных учителей? Когда вся семья иногда целый день на глазах и дети, при южной пылкости, шалят нестерпимо? Но бить женщин у критян срам, засмеют соседи.

Если б я стал описывать особо каждое из тех семейств, которые знаю, рассказ мой вышел бы слишком длинен. Одно еще можно сказать про всех, что самый взыскательный вкус, самый насмешливый ум не найдет в семейном счастье простого грека ничего тяжелого и смешного; ничего такого, что вызвало бы улыбку жалости и пренебрежения. В прекрасном месте, чистая деревня, чистые дома, цветущие лица, свежие дети, красивые девушки, юноши еще красивее; молодцеватость, достоинство и радушие приема, набожность и преданность отчизне, политический смысл... Где найдем мы все это вместе?

Примечания

1

Впервые: Русский Вестник. 1867. Т. LXVII. Кн. 2. С.486-500. Вошло в "Из жизни христиан в Турции". Здесь по: ПССиП, Т.3., СПб., 2001. С. 7-24.

2

По воскресеньям я встречал его у обедни разодетого и в хороших башмаках на босу ногу до колен. Мне сказали в деревне, что он Нарочно показывает свои икры, потому что они очень красивы.

3

Час ударил, как доказали события последнего времени.