Математическая рапсодия - Сиратори Каору

этот строгий шеф. Ну да, всё правильно, так оно и есть. Осталось подождать совсем немного… Шесть часов… Она вся продрогла, но не решалась спуститься вниз, на платформу. Вдруг у него было какое-то дело в каком-то другом месте, и он едет сейчас сюда автобусом. Не увидит её — и сразу же уедет опять… Шесть-тридцать… А может, это действительно был не он?.. Но больше ведь правда некому… И не нужны ей ничьи ещё цветы… Семь…

Тошка бросила последний взгляд на вход в метро и, понурившись, побрела прочь от станции…

∞

— Тошик, что так поздно? И невесёлая совсем. С Мурочкой всё в порядке?

— Всё, всё, мама, не беспокойся. Покормила, расчесала… Зачиталась, рассказ попался грустный. А Лена дома?

— Они с Вовочкой вот только что в кино ушли. Сказали, две серии, чтоб с ужином не ждали. Ты что-то спросить у неё хотела?

— Нет, так просто. А ужин скоро?

— Минут через двадцать. Проголодалась?

— Нет… Спать хочу лечь пораньше. Устала, не выспалась, наверно…

— Доча, да что с тобой? Ты не заболела? Давай-ка я тебе чаю горячего налью. С малиной.

— Давай…

Она навалила себе варенья прямо в чашку, как делала когда-то в детстве. Ну и пусть она будет ребёнком, пусть никто не принимает её всерьёз. Ну и наплевать… Горячий чай помог ей, наконец, согреться. Но отнял последние силы…

— Мама, спасибо… Я, правда, лягу пойду. Есть совсем не хочется…

— Может, хоть немножко поешь? Кино сегодня по телевизору, про любовь.

— Не хочу про любовь. Спокойной ночи…

В постели она долго плакала в подушку. Потом подумала, что с ним, возможно, что-то случилось — и по этому поводу поплакала ещё…

∞

К утру у неё подскочила температура — и мама опять не пошла на работу, вызывала на дом врача. Девочка, скажи «а-а-а-а-а-а», дыши, не дыши, глубоко дыши… Ничего страшного, лёгкие чистые. ОКВДП, обычная простуда. Постельный режим и пить побольше… Так она и провалялась до понедельника. И хотя в понедельник утром температура спала, в школу мама не отпустила всё равно: лучше полежать ещё денёк, в тепле, выздороветь окончательно… А Тошке и не хотелось никуда идти. Сидела в кровати, обложившись подушками, читала, смотрела на свою уже полностью распустившуюся розу…

— А у нас подарок для выздоравливающей! — вернувшиеся из университета Вовка с Леной с шумом ввалились в комнату.

— Какой? Покажите!

— Не от нас, — Вовка вынул из-за спины большой запечатанный конверт, — от Вадима.

На что Тошка сразу нахмурилась и недовольно буркнула в ответ:

— А зачем вы ему сказали, что я заболела? Не хочу я таких подарков, из жалости.

— Тоша, ты чего? — непонимающе взглянула на неё Лена. — Это на день рожденья тебе, с запозданием. Выпросил у шефа фотокопии его лучших рисунков.

— Ну, если на день рожденья… — на губах её засветилась неуверенная улыбка. — А то терпеть не могу, когда жалеют. Спасибо тогда… Вы идите, я вставать буду.

Как только за ними закрылась дверь, она спешно разорвала конверт и с силой тряхнула его. На одеяло выпал такой же, сложенный вдвое тетрадный лист. С замиранием сердца она прочла написанное…

Извини, только вчера обнаружил твою записку. Если всё ещё есть желание встретиться, буду ждать там же в то же время. В любой день на этой неделе.

В.

Так быстро Тошка ещё никогда не одевалась. Как солдат по тревоге, подумала она и отдала сама себе честь в зеркале.

— Мама, мама, можно, сегодня опять я Мурку проведаю?

— Доча, ну ты же болеешь ещё.

— Уже не болею. И сегодня теплее гораздо. Мамочка, ну пожа-алуйста. Я по ней соскучилась.

Уже сбегая по лестнице, она ещё раз посмотрела на часы. Пять-двенадцать. Но, может быть, он всё равно дождётся…

∞

Он дождался. Стоял, укрывшись от снега под перекрытием, курил и опять писал что-то в своей толстой тетради. Как в автобусе тогда: напишет строчку-две — и опять уставится в потолок… В душе расцвело какое-то новое, незнакомое чувство. Она позвала — и он примчался. Хотя у него наверняка так много гораздо более важных дел…

— Здравствуй…

Что сказать после «здравствуй», Тошка так и не собралась придумать — и стояла сейчас в полном замешательстве.

— Привет… Может, в парке погуляем? — запихнув тетрадь в карман куртки, нерешительно предложил Вадим. И тут же начал оправдываться: — Понимаешь, Ленка книгу соседу отдала. Если б не собрался в воскресенье дебардацию на полке провести… Ты долго ждала?

— Вот ещё! — соврала она. — Пойдём… Спасибо за подарок.

— Не за что… Понравился?

— Не успела посмотреть. Иначе тебе гораздо дольше пришлось бы ждать, — скривив рожицу, поддразнила его Тошка.

Он улыбнулся.

— Железная логика.

— Или мы о другом подарке?

Вадим посмотрел ей в глаза, но промолчал.

— Ты не удивился…

— Я не думал, что ты догадаешься.

— Сам же сказал, что я очень умная.

— Ну, значит, просто я не такой умный, как ты.

— Опять смеёшься… Она у меня до сих пор стоит. И ещё очень долго простоит — это потому, что я секрет знаю: надо в воду добавить немножечко уксуса и сахара… Почему ты мне её подарил?

— По глупости… На прощанье…

— Нам незачем прощаться.

— Мне казалось, мы больше никогда не увидимся.

— А что нам мешает?

— Ты сама прекрасно знаешь, что.

— Не знаю! — в голосе её внезапно зазвучала обида. — И знать не хочу. Мне пятнадцать лет!

— Вот именно…

— Значит, ты всё-таки считаешь меня ребёнком…

— Нет, но…

— Ну а что тогда? Я тебе не нравлюсь? Совсем? Не заставляй меня чувствовать себя Татьяной Лариной… И ей, кстати, тоже пятнадцать было! — Тошка закусила губу, на глазах у неё выступили слёзы.

— Тоша, ну что ты, не плачь… — он взял её за руки. — Успокойся… Конечно, ты мне нравишься. Очень…

— Ты, может, думаешь, я не… — Она покраснела, как рак, и сказала, пряча глаза: — Я на всё согласна. У меня бабушка здесь рядом живёт. Она в больнице сейчас, я за её кошкой смотрю…

Во взгляде Вадима отразилась растерянность, почти испуг. Он не сразу нашёлся, что сказать.

— Тоша, ну ты хоть соображаешь вообще, о чём говоришь? — произнёс он наконец. — С тобой точно кондрашка хватит.

Эта нечаянная шутка заставила её улыбнуться. Но остатки обиды всё ещё не прошли.

— Если бы мне двадцать было, ты б себя со мной совсем по-другому вёл.

— Возможно. Но и ты б тогда не рвалась вот так по-дурацки свою взрослость доказывать.

— А не по-дурацки как?

— Никак, — он тоже улыбнулся. — Это ж не теорема тебе.

— Ну хорошо, пусть так… Только