Записки хмурого хирурга - Варвара Мадоши

Сердце успокаивалось. Стало легче. Голова была пустой и звенящей.

Не может быть. Никак. Иррационально.

«Великолепные фото, — набрал Джон ответ. — Особенно последнее. Что, в Антарктиде тоже бывают преступления? Кто-то ворует рыбу у пингвинов?»

Ответ не заставил себя ждать. Обычно Агент 007 не торопился отвечать на комментарии — иногда отписывался в тот же день, иногда на следующий, — но в этот раз он словно сидел в номере своей дешевой гостиницы и постоянно обновлял окно браузера. Или у него настроены уведомления.

Будешь смеяться, но нелегальный лов рыбы в антарктических водах — хороший криминальный бизнес.

По какую ты сторону закона?

Какая тебе разница? Мы просто общаемся в сети. Я читаю про жизнь лондонских медиков и посылаю тебе фотографии.

В самом деле.

Произошел забавный случай. Подменял сегодня коллегу на гастроскопии — вспомнили, что я это дело практиковал еще в начале двухтысячных. Пациент — кстати, в некотором роде, коллега, бывший военный, майор — очень просил делать аккуратно и нежно. Я слегка удивился, сделал, конечно, без проблем, потом спросил, с чем связана просьба. Оказалось, что гастроскопию ему делали регулярно, из-за перенесенной в детстве операции (пилоростеноз, если кому интересно). И вот последний раз после введения эндоскопа (кстати, по его словам вводили минут семь или восемь, что очень странно, обычно процедура куда короче) у него возникли болезненные ощущения. На следующий день боль в шее сохранилась, сама шея опухла…

Я, честно говоря, сперва подумал на эмфизему, но ее не оказалось. Кто-нибудь хочет поиграть в д-ра Хауса?

UPD: М-да, очевидно, медицинские истории — это не мое. В общем, после проверки специалистами еще тогда выяснилось, что случился вывих черпаловидного хряща гортани. Назначили консервативное лечение, все прошло.

Запись создана: 3 марта

Разрыв пищевода?

Нет. Подсказка: при наклоне головы в определенное положении у пациента щелкает что-то в передней части шеи.

Отложение солей, не связано с эндоскопом?.. Ты знаешь, я по гастроэнтерологии не специализировался.

А он подал в суд на ту клинику?

Это был военный госпиталь. Не знаю, не спрашивал.

А, вывих. Надеюсь, ты сам догадался?

Да, вообще-то. В чем дело, я был уверен, что ты встрянешь с догадками вперед всех.

Ты меня с кем-то путаешь. Я не медик и не люблю высовываться. Но я рад, что ты в хорошем настроении.

С чего ты решил, что я в хорошем настроении?

Интуиция.

— У меня был брат, — сказал Шон.

Они стояли и курили у открытого окна; точнее, Шон курил, а Джон пил кофе из пластиковой кружки; в курилке никого не было кроме них, за открытым окном ярко горел фонарь, заливая молочно-белым светом расчерченные квадраты автостоянки; ночное дежурство, в госпитале тишина, в коридорах пусто и гулко.

— Я думал, он у тебя и есть, — удивленно сказал Джон. — Полицейский, верно?

— Да, это мой младший брат, — кивнул Шон. — А был еще близнец. Шеймус. Шон и Шеймус, ничего сочетание?

— Да, — Джон слабо улыбнулся. — Соболезную?

— Уже не стоит. Он умер, когда нам было пятнадцать. Попал под машину.

— Твой близнец был вроде тебя? Такой же положительный тип?

— О, что ты. Лучше. Гораздо лучше.

Шон Трент — даже на вид добрый и мягкий человек, и это тот случай, когда интерьер не расходится с экстерьером. Среднего роста, лишь чуть выше Джона, светловолосый, с мягкими чертами лица, приятным голосом. Госпитальные сплетни считали его геем, однако не имелось никаких знаков ни за, ни против. Было известно, что у Шона есть сын, но про его жену никто ничего не знал.

Он всегда вел себя вежливо, обходительно; умел подбирать верный тон и верную интонацию. В отличие от Джона, у него никогда не возникало проблем с тем, чтобы сообщить родным самые плохие новости, он как никто умел утешать плачущих матерей — и поэтому эта задача выпадала на его голову несколько чаще, чем было бы честно. Шон никогда не отказывал коллегам, хотя глаза принимают страдальческое выражение.

Джон ни разу не просил Шона взять на себя такие разговоры. Справлялся сам, несмотря на собственную, хорошо известную себе эмоциональную холодность. Так называемые беседы по душам он тоже не любил, но все-таки не стал обрывать Шона с его исповедью. Что-то извращенное, мазохистское заставляло слушать и даже кивать в такт.

Голова в середине ночи была легкая-легкая.

Шон продолжал говорить; о том, как его брат был для него всем, как они никогда не ссорились, как вместе мечтали стать врачами; Шон так и хотел быть хирургом, его брат — онкологом. Как они вместе были влюблены в одну девочку и встречались с ней по очереди, а она не знала, зато потом узнала и бросила обоих… Как Шону было плохо, когда Шеймус погиб, как он пытался забыть; его родители даже переехали из дома.

— А потом я прочитал ту книжку, знаешь, по американской литературе. «Над пропастью во ржи». То есть не так прочитал, чтобы написать эссе, а по-настоящему… слушай, это глупо звучит, должно быть… — Шон смутился.

— Да нет, вовсе нет, — возразил Джон. — Продолжай.

Он подумал, что Шон, может быть, впервые выговаривается так — лет за двадцать. Наверное, считает, что Джон чувствует похоже. А Джон чувствовал совсем иначе: пусто только, гулко как-то, и довольно неловко.

— Там есть этот вот момент, когда герой идет по Нью-Йорку и вспоминает о младшем брате…

— Помню.

Джон в свое время читал по диагонали — книга показалась ему скучной, бессюжетной и чересчур чернушной, — но этот эпизод попался ему в тестовых вопросах.

— Да. И я сообразил: совсем не обязательно пытаться разлюбить того, кто умер. В этом нет смысла, потому что если он был лучше всех, кого я знаю, то я лучше буду любить его, чем пытаться… — Шон вздохнул. — Мне легче стало после этого. В общем, ты меня понял.

— Вроде того, — спокойно сказал Джон. — Спасибо.

— Да ладно, — Трент неловко дернул плечом. — Как бы не тот разговор, который… ну, извини. Забудем. Ты последнюю игру «Арсенала» видел?

— Нет, не успел еще. Когда?

— Многовато смен берешь, Джон.

— Да ладно, есть ли лучший отдых, чем парочка ножевых? Режешь себе и режешь, голова пустая…

Шон засмеялся; к разговору они больше не возвращались.

Любопытно побеседовал с Шоном. Никогда не думал, что меня еще когда-нибудь попросят вернуться к школьной программе по литературе.

Все-таки мы не знаем тех, кто рядом с нами. Ни друзей, ни коллег.

сэлинджер не поможет

[фотография]

Комментарий упал в ящик, когда Джон поставил чайник — почтовый агент просигналил мелодичным кликом. Такой звук был настроен на комментарии к блогу; почти наверняка ноль-седьмой. Надо же, в этот раз сразу, десяти минут не прошло. Обычно Агент 007 не оставлял комментариев к таким коротким и личным записям. За что он зацепился, интересно? Или это к предыдущей?

Любопытствуя, Джон загрузил страницу.

Отсутствие заглавной буквы, «wont» без апострофа; сердце его пропустило удар. Секунду другую он просто пялился на нехарактерный комментарий, пытаясь сообразить, что теперь делать. Так ничего и не придумав, холодеющими руками он набрал номер, который в свое время удалил из телефонной книги — а нет, вот, вспомнил, когда пришлось, когда не осталось другого выбора, и по венам полетел адреналиновый шторм.

На том конце трубку взяли сразу же.

— Да? — сказал голос Майкрофта. В его тоне не слышалось ни малейшей ноты удивления — как будто нормально звонить человеку, от которого ты больше полугода назад отвернулся на похоронах его брата.