Три случая из уголовной хроники - Марсель Эме

— Взгляни на меня. Разве при такой роже можно быть ласковым? А при таком рыле, как у него? А? Значит, ты убежал… так, так, ну что же, убежал, значит…

Разочарованные убийцы, кипя от ярости, упивались страхом предателя.

— Отпустите меня, — сказал Ланжло.

— Ты хотел бы вернуться туда? — сказал Гонфлье. — А? Ты хотел бы вернуться к ним?

— Он боится, что его женушка станет волноваться, — съязвил Финар. — Насчет этого по крайней мере наш брат спокоен.

— Я подумал, что встретил друзей. Я говорил с вами как с друзьями.

— Для тебя здесь нет друзей, — сказал Финар. — Я, например, только что убил свою жену.

— Это неправда, — простонал Ланжло. — Я в это не верю.

Приятели разразились веселым смехом, и Финар продолжал:

— Я расскажу тебе все, как было. У меня нет от тебя секретов. Ну-ка присядь.

— Пустите меня, вы не имеете права меня держать!

— Поможем ему сесть, а то он стесняется… вот так. Значит, я говорил, что недавно убил жену. Я мечтал об этом уже много лет, и наконец на прошлой неделе я решил, что настало время свести счеты. Сегодня утром я наточил большой нож и даже упросил жену покрутить точило. И вот, когда она убирала со стола, я говорю: «Дай-ка мне нож, который я наточил утром». Она достает орудие убийства из шкафа, передает его мне и спрашивает: «Зачем тебе нож?» В ответ я улыбнулся так хитро, что мне даже захотелось взглянуть на себя в зеркало. «Ты не догадываешься, зачем мне нож?» И тут она поняла. Я пускал ей кровь целых десять минут.

— Мне нужно идти… Я дам вам денег… Вы совсем не злые люди…

— Верно, — сказал Гонфлье, — не злые, а только справедливые. Я не то чтобы имел зуб на жену или детей, но мне просто хотелось убивать. У всех свои недостатки, и против природы не попрешь. Возвращаюсь сегодня и вижу — вся моя семья в сборе за столом, а на табуретке лежит топор. Момент показался мне таким удобным, таким подходящим, что я тут же засучил рукава. Даже жене, которая оказалась поживучей детей, хватило одного удара. А когда все трое были готовы…

Ланжло скулил еле слышно, как в агонии. Неожиданно он рванулся и выскочил на дорогу. На его стороне была внезапность, да и до леса оставалось не более трехсот метров; зато у Гонфлье были длинные ноги, а Финар отличался проворством. Ланжло летел сломя голову, крепко сжав зубы и не оглядываясь. Какое-то время исход бега оставался неясен, но на последних ста метрах дыхание подвело друзей, без устали проклинавших беглеца и суливших ему самые жестокие пытки вроде выковыривания сердца при помощи зубочистки. Когда Ланжло скрылся в лесу и убийцы присели у края дороги перевести дух, Финар сказал Гонфлье:

— Это ты виноват. Так разболтался, что не заметил, как он вырвался…

— А ты? Сам хорош, усыпил нас своими бреднями. Прикончил бабу и воображает.

— Я все сделал правильно, я не такая скотина, как ты.

Притаившись у края просеки, Ланжло следил за ссорой убийц. Он видел, как взметнулась дубинка, блеснуло лезвие ножа, и, когда оба улеглись рядом на дороге, направился домой с легким сердцем, почти бегом, поклявшись никогда больше не ходить ночью в лес. Недавнее приключение открыло ему, что роли обманутого мужа еще вполне можно позавидовать, и с тех пор он не уставал благодарить судьбу, наградившую его женой с голосом сирены и верным другом с огненно-рыжей бородой.