Разожги огонь - Даниэлла Лапорт

Джеймс Карвилл сказал: «Округ Колумбия — это Голливуд для некрасивых». Считается, что работать в аналитическом центре в Вашингтоне престижно. Но, несмотря на свою должность и пропуск в Белый дом, я боролась с мощным комплексом самозванки. Я тосковала по поп-культуре и мистицизму. Моя, скажем так, прогрессивная позиция противоречила поведению и установкам, характерным для политической сферы. В первый месяц работы в аналитическом центре я явилась на встречу в Белый дом с фиолетовыми прядями в волосах. Когда я зашла в зал, реакция была такая, будто я показала удостоверение сотрудника КГБ. После собрания председатель отвел меня в сторонку и спросил, подмигнув: «Вы здесь новичок, да?»

Я многому училась, но чаще всего это сопровождалось внутренними страданиями. В конце концов я уволилась, а точнее — сбежала на родину, обессилев и запутавшись. Глядя на свои туфли на низком каблуке, я думала: «Черт возьми, кто купил этот ужас?» Я отнесла свои деловые костюмы в секонд-хенд, покрасила волосы в ярко-рыжий цвет, сделала пирсинг носа и несколько новых татуировок. Что и следовало ожидать.

За этим последовал неизбежный кризис самоопределения и поиски себя. Я побывала в Индии и лично встретилась с далай-ламой, провела некоторое время в ашрамах[3] и духовных центрах, пила чай с Экхартом Толле[4]. Чтобы зарабатывать на жизнь, я возродила свое старое агентство PR и коммуникаций «для новаторов и новаторских проектов» и стала делать то, чем клялась себе никогда больше не заниматься: продавать идеи других людей пресыщенным телевизионным продюсерам и ведущим радиопередач. Тем временем мы с друзьями планировали привлечь средства — миллион долларов, чтобы открыть заведение, где были бы спа-салон, студия йоги, культурный центр, ресторан с экологически безопасной едой и бутик (можно было бы продавать франшизу!). Но внезапно до меня дошел очевидный факт: я не хотела такую работу, на которой нужно было иметь целый набор ключей и проводить оценку эффективности работы персонала. Я попыталась поступить в художественную школу и до сих пор храню присланное оттуда письмо с отказом.

А потом представилась новая возможность. После месяцев скитаний и неудачных попыток пустить в ход свои знакомства я объединила усилия с трудолюбивой подругой: у нее имелась отличная идея, у меня — умение убеждать, и у обеих — хороший вкус. Мы быстро и успешно начали свое дело, которое проще всего назвать компанией по имидж-консалтингу… с душой.

Это стало огромным скачком на пути к моему истинному призванию. Я стала носить льняные туники и заплела волосы в дреды. Мы привлекли инвестиции на сотни тысяч долларов и наняли пробивного СЕО[5] для управления компанией. Я написала книгу о нашем направлении работы, а моя компаньонка ее оформила. Нам звонили продюсеры шоу Опры, журналы присылали фотографов, а крупные телекомпании предлагали создать свою передачу. Трафик на нашем сайте рос как на дрожжах — именно этого мы и хотели. Мы уверенно и быстро двигались по дороге к желанной цели — богатству и славе. Но на первый план вышли прибыли и статус, а наш лозунг — «Вдохновлять ради искренности» — как ни печально, стал… неискренним.

Каждый день перед входом в наш стильный офис-студию с блестящими белыми стенами и большими произведениями абстрактного искусства мне приходилось мысленно настраиваться, чтобы вынести противоречия, которые меня ожидали, и те распри, которые в итоге вызвали падение нашей маленькой империи. Солнечное утро понедельника. Я берусь за ручку двери рядом с табличкой, на которой было написано мое имя, глубоко вздыхаю, говорю себе: «Ты это можешь!» — и открываю дверь. За этим тут же следует мысль: «Как здесь все паршиво!» Но я изображаю улыбку и выхожу на сцену: «Всем доброе утро!» Такое начало дня — делать хорошую мину при плохой игре — вошло у меня в привычку.

Чем больше возникало мнений о том, как развивать компанию, тем молчаливее я становилась. На кону стояли большие деньги. В компанию вложились многие люди — от наших друзей, отдавших свою месячную зарплату, до венчурных инвесторов, выписавших чеки на шестизначные суммы. Это была грандиозная мечта, и я не собиралась беспокоить людей своими абстрактными, не поддающимися измерению опасениями, что мы сбились с пути. Вряд ли инвесторы посчитали бы, что им стоит обратить внимание на отсутствие смеха в офисе. В тот день, когда я передала другому человеку право подписи документов, связанных с банковским счетом компании, мне хотелось закричать: «Это неправильно! Все должно быть не так! Пусть богиня творческого правосудия даст выход своему гневу и успокоит волнение в глубинах души моей!» Но это было бы слишком мелодраматично, и я промолчала. У нас теперь имелись обязательства, и я решила проявлять демократичность, ответственность, практичность и всевозможную гибкость, лишь бы эти обещания выполнить.

Незадолго до того, как все пошло прахом, мы с компаньонкой дали видеоинтервью известному сайту, посвященному вопросам бизнеса. Мы нагло врали: «Да, спасибо, мы счастливы каждую неделю вдохновлять тысячи женщин, чтобы в их жизни было больше искренности». Если я не ошибаюсь, мы еще добавили какое-то вранье о том, как увлекательно быть предпринимателями и что мы ни на что бы это не променяли. Когда интервью закончилось, я поскорее сняла с себя микрофон, как будто стряхнула с шеи змею.

На следующий день технический специалист сайта позвонил нам, рассыпаясь в извинениях. «Простите, пожалуйста, у нас такое в первый раз — видеофайл почему-то оказался поврежденным. Нам ужасно стыдно за этот технический ляп. Не могли бы мы переснять интервью?» — умоляюще спросил он. Я выдохнула: «Все-таки Бог существует!» С огромным облегчением я поняла, что моя лживая физиономия не будет увековечена на YouTube. Я предложила продюсеру переснять интервью через несколько месяцев. На самом деле я тянула время, чувствуя приближение чего-то важного. И на следующей же неделе для меня все было кончено.

Наш СЕО пригласил нас в кафе на углу на очередную регулярную встречу для обсуждения текущего состояния дел. Но это была особая встреча: тогда я увидела его в последний раз. Как оказалось, было принято решение (ставшее неожиданностью и для меня, и для моей компаньонки), что для компании будет полезнее новая бизнес-модель. Она заключалась в следующем.

Мне было предложено получать небольшой процент от моей прежней зарплаты (ух ты!) и писать посты в блог пару раз в неделю из дому (как увлекательно!). К тому же я знала, что компании принадлежит все мной созданное. Я уже превратила себя в сотрудника компании, которая больше мне не принадлежала. Каждое мое фото, все размещенные мной статьи, роялти от моей книги, интеллектуальная собственность на консалтинговые услуги, даже мой аккаунт в Twitter — на все это я не имела прав. Не важно, что мое имя было написано на двери офиса и входило в название сайта. От меня явно хотели избавиться. Моей компаньонке сделали такое же предложение, и, наверное, она его приняла (не знаю точно, потому что к тому времени мы уже не разговаривали — после нескольких лет почти ежедневного общения).

Услышав эти новости, я не дрогнула. Уровень порожденных яростью эндорфинов в моем организме подскочил так высоко, что я просто застыла и лишь поэтому не затряслась, как в лихорадке, и не бросилась на сидящего напротив СЕО. Смутно помню, что поискала глазами какой-нибудь острый предмет. Стиснув зубы, я заставила себя смотреть в одну точку и дышать медленнее, чтобы охладить кипевшую в груди и мозгу ярость. Уходя из кафе, я с непоколебимым спокойствием произнесла прощальные слова: «Спасибо за информацию. Я теперь знаю все, что мне нужно». Влетев в офис, я схватила свой ноутбук, запрыгнула в машину и рванула с парковки. По дороге домой я так громко кричала, что переступила порог своего дома охрипшей, с размазанной по щекам тушью. Меня буквально трясло.

И все же… даже ошеломленная и убитая горем, я слышала слабый, но четкий внутренний голос, который произнес: «Да! Наконец-то!»

Ваш организм знает правду

Я слышала, что один японский магнат в решениях о бизнесе «советуется» со своим пищеварением. За ужином он обычно обдумывает или обсуждает полученное днем деловое предложение. Если ужин хорошо переваривается, то он соглашается на сделку, а если плохо, то отказывается от нее.

Мой желудок все время давал мне подсказки. Правда вертелась у меня на кончике языка, но я прикусывала его — не давала себе высказывать свое мнение. Я игнорировала постоянное нервное напряжение и тяжесть в голове. Я заключала сделки со своим недовольством и неудовлетворенными желаниями и тем самым предавала себя. Это проявлялось в театральном обмане моих коллег-актеров. Слава богу, это все закончилось одним махом. Сколько бы ни пришлось ждать вызволения, в итоге кажется, что оно произошло быстро и милосердно.