Грядущий мир: 1923-2123 - Яков Окунев

– …едет в Чикаго…

– … в Чикаго…

– …новый прибор…

– …профессор Моран…

– … в Чикаго…

В Лондоне профессор удачно меняет свой паспорт, удачно спасается от корреспондентов, удачно садится на пароход, отправляющийся в Канаду, и едет в Квебек.

А радио продолжает свою перекличку:

– … В Чикаго…

– …едет в Чикаго…

– …Профессор… в Чикаго…

Маленькое аспидно-серое облачко, похожее на грибок, выросло над призрачной зеленой гранью между океаном и небом. Сущие пустяки! Небо – васильковое. Океан – в золотых спиралях. Солнце кроет янтарным лаком палубу четырехэтажного «Атланта», зажигает огни на стеклах кают. Ультрамарин, изумруд, золото.

На палубе: равнодушные квадратные лица англичан, итальянские черные миндалевидные глаза; белокурые усы немца, закопченные сигарой; узенькие щелочки, а в них юркие черные жучки – зрачки японца; ленивый серый взгляд славянина; резко сломанный хищный нос грека. Над палубой гул; смешались каркающие, лающие, свистящие, звенящие, чмокающие звуки. Точно ожерелье катится со ступеньки на ступеньку – звенит молодой женский смех.

И везде золото – иглы золота в волосах, нити золота и лохмотьях, золотые слезы в глазах, золото рассыпалось червонцами по палубе.

Аспидно-серое облачко поднялось выше.

Зал первого класса. Тонкий звон стакана, лязг ножей и вилок, позвякивание ложечек и чавканье, чавканье… Запах мяса, сигар, вина.

Бритый сизый американец в смокинге положил ноги с огромными квадратными подошвами на столик, опрокинулся назад в кресло, утонул в туче синего дыма. Томно закрыв глаза, он предается пищеварению.

Немец, рябой, как рябчик, от панталон с манжетами внизу до пиджака включительно, шуршит газетой, полулежа на кушетке и задумчиво звенит:

– Три-ди-дам… Дри-ди-ри…

…Аспидно-серое облачко, похожее на гриб, раздуло свою шапку.

Солнце – медь. Красная медь. Медный таз опустился в ультрамарин и расплавил его. Далеко, на грани налившегося кровью неба, вспыхнул расплавленный металл.

Небо налилось густой синевой и засеялось огненной россыпью звезд. Расплавленный металл погас, остыл, потемнел.

В зале I класса тонко поет скрипка. Звонкими капельками вторит пианино. Скрипка поет выше-выше, звук реет над золотым маком, рассыпанным по темно-синему дну опрокинутой чаши неба, замирает где-то страшно высоко. Сухо трещат аплодисменты.

В зале I класса – концерт. А на палубе всех наций, везущих за океан свои руки, гремит духовой оркестр.

«Атлант» режет темно-зеленую грудь океана, взбивает винтами седые вихры на зеленых буграх и несется, сияя четырьмя ярусами желтых глаз.

Профессор перегнулся через перила и глядит на убегающие пряди волн. Он давно стоит так и давно следит за меняющимися красками моря и неба. Они гаснут, меркнут эти краски: черное крыло расправляется по шири неба и гасит огоньки звезд. Пол под ногами начинает плыть вперед-назад, вперед-назад. Океан вздрагивает, где-то там внизу, шевелится, встряхивается и плюет на палубу соленой пеной. И вот он заговорил многоголосым рокотом, громко и гневно… Темнота липнет к бортам, наливает палубу, дуговой фонарь тускло расплылся желтым, мутным пятном. И еще чернее становится, все пропало в тумане – палуба, трубы, борта: только кусочек места, кусочек перил, сжатый руками Морана, и клочок пола под его ногами мчатся в черную ночь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Сноски

1

Все приведенные опыты оживления не представляют собой вымысла автора (Прим. ред. оригинального изд.).